Интервью с почетным гостем Русского дома в Коломбо, режиссером телеканала RT Вячеславом Гузем
Стартовавший в прошлом году Фестиваль документальных фильмов "RT.Док: Время героев" охватил не только города России, но уже и 17 стран. Для многих зарубежных зрителей русский взгляд на происходящее в зоне СВО, мало соотносящийся с позицией западных и прозападных СМИ, оказался настоящим откровением. О фильмах, которыми можно гордиться, съемках в горячих точках и том, как российские документалисты делятся секретами мастерства с иностранными коллегами — в интервью с почетным гостем Русского дома в Коломбо, режиссером телеканала RT Вячеславом Гузем.
— Вячеслав, вы учились на факультете журналистики МГУ по специализации "печатные СМИ". Но работать стали в итоге на телевидении. Почему?
— Это получилось случайно. В 90-х приходилось часто работать не по специальности, чтобы просто выживать. Но есть железное правило: работа обязательно должна человеку нравиться, иначе зачем ею заниматься? В какой-то момент я понял, что надо возвращаться в профессию: несмотря на маленькие зарплаты, журналистика была единственным делом, которое приносило мне настоящее удовольствие. Никаких связей на телевидении у меня тогда не было. Но, видимо, небо услышало мое желание. Осенью 1996 года знакомая парикмахер позвонила какому-то своему другу — я до сих пор не знаю, кто это был, — он заказал мне пропуски в Останкино на два канала: НТВ и на ТВ-6. Я пришел в здание на Королева, 12, получил пропуски и решил: кто первым за мной спустится и пригласит на собеседование, туда я и пойду. Первой оказалась девушка из НТВ. Так я и попал на этот телеканал. Эту девушку звали Катя Тарасова, сейчас она режиссер, и мы вместе работаем в документальной редакции RT. Фильм про бельков, который показывали во второй день фестиваля в Шри-Ланке — наш совместный проект.
— А как от тележурналистики пришли к документалистике?
— Много лет я проработал в новостях. Новости — это конвейер, который сильно выматывает. Надо очень любить свою работу, чтобы продержаться в новостях хотя бы десятилетие. После НТВ я работал на ТВ-6, ТВС, Первом канале, REN-TV. Говорят, когда журналист делает материал "под эфир" и весь на нервах, то нагрузки на корреспондента сравнимы с нагрузками космонавта при взлете. Наверное, я все-таки устал.
На REN-TV была популярная итоговая программа "Неделя с Марианной Максимовской", и я сначала из новостей перешел туда. Мы делали спецрепортажи на семь-восемь минут и программу "Профессия — репортер" длиной 25 минут. Когда в 2014 году программу Марианны Максимовской закрыли, а меня пригласили на RT снимать документальные фильмы, я был профессионально готов: средний формат телевизионного документального кино — 26 минут. Или 52 минуты.
— Насколько хорошо он сейчас воспринимается?
— Поколение, привыкшее к коротким роликам, действительно непросто увлечь. Да и все мы сейчас живем в такой спешке, что даже посты в соцсетях не дочитываем до конца. Что уж говорить о документальных фильмах. Если автору удается захватить внимание зрителя хотя бы на полчаса, он достиг своей цели. А сделать интересный фильм на 52 минуты — это уже "задача со звездочкой", которая требует многих усилий, опыта и удачи. Несложно сделать скучный фильм на 52 минуты, таких очень много. А вообще, документальное кино — это уже смесь журналистики и художественного фильма. Мы все же остаемся в обойме новостей, и многие темы нам подсказывает новостная лента. Из совсем свежего — фильм RT о том, как теракт в "Крокус Сити Холле" сплотил простых людей и как они объединились, чтобы помочь пострадавшим.
— Кто и как генерирует идеи для документальных фильмов, ищет героев? Это инициатива режиссеров или руководство телеканала дает редакционные задания?
— У нас целый отдел продюсеров, которые занимаются поиском тем. Но не только они это делают. Авторы фильмов, режиссеры тоже предлагают свои идеи. Например, я сам предложил снять фильм о тяжелой ситуации с водой в Донецке, и он вышел в эфир под названием "Донецк. Водная блокада".
Героев для фильмов мы начинаем искать еще в Москве, договариваемся с ними о съемках. Столько интересных людей вокруг! Скромных, целеустремленных, сильных духом, про них не пишут в интернете. Встретишься с ними, особенно в зоне СВО, и сразу понимаешь, что этот человек обязательно должен появиться в документальном фильме. И дальше уже все зависит от твоего жизненного опыта: пойдет с тобой на контакт этот человек или нет.
А иногда бывает и по-другому. Для съемок ленты "Второе детство", о сиротах из Донбасса, мы договаривались с четырьмя семьями из разных городов России, все они брали к себе детей из ДНР и ЛНР. Но съездили к первым, отсняли материал, и я понял, что это уже законченная история.
— Это тот фильм про маму Лиду и ее домашний детский дом, который вы показали на фестивале в Коломбо?
— Да, именно ее историю решили оставить. Но по отношению к другим героям я поступил честно: позвонил и сказал, что, конечно, могу к ним тоже приехать, но мне для фильма уже достаточно материала. Скажу даже больше: когда весь материал был на руках и мы занимались монтажом, нам сообщили, что в семью возьмут еще двух детей из Донецка — мальчика и его маленькую сестренку. Мы сразу же решили приехать, чтобы зафиксировать этот поворот сюжета.
— Наверное, работать со столь юными героями нелегко?
— К детям, да и ко взрослым тоже, надо найти свой подход. Иногда с героем нужно прожить несколько дней, чтобы он к тебе присмотрелся, понял тебя. Ходишь за ним порой буквально по пятам. Все-таки сниматься в кино, пусть и в документальном, это серьезная нагрузка. В апреле 2019 года мы снимали фильм "Дети Кристины" — о девушке, которая после смерти родителей взяла шесть младших детей под опеку. В 19 лет! Младшему на тот момент было 4 года. Съемки проходили в селе Елизаветопольское Челябинской области. Дети сначала с нами даже не здоровались. Наша группа состояла из автора, режиссера и оператора. Три взрослых мужика, общаться с которыми у детей не было никакого желания. Казалось, что фильм не получится. Два дня прошли впустую. И вот в какой-то момент во время съемок наш оператор Сергей Цыганов запустил коптер. Тогда это была редкость. Что тут началось! Посмотреть на его полет сбежались мальчишки со всего Елизаветопольского. Наш авторитет значительно вырос, дети с нами начали здороваться, спрашивать совета, рассказывать новости. Постепенно, кирпичик за кирпичиком, мы выстроили этот фильм. В нем были и горе, и радость, и мысли о судьбе, и картины деревенской жизни. Мы не просто в Москве договорились о съемках, приехали и что-то сняли: нам пришлось стать частью этой семьи, чтобы родился фильм. Вот такими фильмами обычно гордишься. Кстати, фильм "Дети Кристины" стал участником фестиваля "Евразия.DOC" в Смоленске.
И у меня есть железное правило: я никогда не уговариваю людей сниматься, как бы интересен мне ни был герой. Если человек поймет, что, снявшись в фильме, он принесет в тысячу раз большую пользу и себе, и остальным людям, он сам согласится. И это будет намного полезнее для нашей совместной работы, чем уговоры и съемки через силу. Жизнь с героем фильма помогает автору и режиссеру сделать фильм практически на съемочной площадке. После каждого съемочного дня я мысленно уже отредактировал материал и вмонтировал его в воображаемый мастер фильма.
— О каких еще секретах съемок вы рассказывали на мастер-классе для студентов Университета Коломбо во второй день фестиваля "RT.Док: Время героев"?
— На самом деле у меня нет особых секретов. Документальные фильмы нужно снимать по интуиции. Как вообще можно что-то планировать, если 98 процентов моих командировок рушатся в первый же день? Приезжаешь на задание — кого-то в городе нет, кто-то умер, кто-то пропал... Нужно быть к этому готовым и относиться к таким поворотам как к нормальному течению жизни. Такой своего рода квест: ты что-то планируешь, но заранее знаешь, что этого не будет. А как будет — неизвестно.
Вообще, я считаю, что на мастер-классах нужно показывать больше своих фильмов. Если режиссер много говорит о теории и о том, как правильно снимать — он плохой документалист. За свою жизнь я снял порядка 40–45 лент, из них мне действительно нравится штук 10. Вот их я и стараюсь показывать, спрашивая участников, все ли им понятно. Берите на заметку эти приемы и делайте фильмы, у вас, может быть, даже лучше получится. Главное — снимать самому.
Очень хорошо, что на мастер-классе мы перешли с английского на родные языки — русский и сингальский. Общение сразу стало более живым. А наши переводчики уточняли каждый нюанс в разговоре. Мы посмотрели три фильма — про охоту на бельков в Белом море и спасение популяции этих животных, про бойцовский клуб бабушек в трущобах Корогочо в Найроби в Кении, и Don’t sell me, mama — о продаже детей в Афганистане. Все три вызвали жаркую дискуссию. Хоть на улице и было плюс 38, казалось, в нашей аудитории еще жарче, несмотря на кондиционеры. Приятно, что в зале были коллеги — режиссеры, журналисты. В конце произошел даже небольшой конфликт, он протекал на сингальском языке, и я не совсем понял, в чем его суть. Но это дало мне повод завершить встречу словами: "Друзья, вы только что стали свидетелями того, как снимается документальный фильм. Вначале все скованны и неразговорчивы. По ходу съемок герои фильма все больше раскрепощаются. А в конце мы видим и ссоры, и скандалы, и эмоции, и слезы, и компромисс. Так что можно считать, что это был небольшой практикум, а сегодняшний мастер-класс оказался вам полезен!"
— Вы сказали, что из всех ваших фильмов вам нравится штук 10. Чем именно гордитесь?
— Фильм — это самостоятельное живое существо. Одушевленное. Задача съемочной группы — лишь помочь ему появиться на свет. Бывает, в этом ребенке все прекрасно и гармонично, и тогда ты им гордишься. А бывает, в силу разных обстоятельств, появляется уродец. Сделанный наспех — и тут гордиться нечем.
В ходе работы над фильмом в какой-то момент ты вдруг начинаешь понимать, получится он или нет. Я не согласен с поговоркой, что фильм рождается на монтаже. Монтаж, конечно, важен. Но если у тебя нет в голове идеи, сюжетной линии, драмы, конфликта, развязки, то никакой монтаж это не вытянет. А драматургия или кульминация с развязкой могут родиться только в ходе напряженной работы во время съемок.
Среди моих фильмов есть показательный пример — "Последнее желание", его мы снимали в Голландии. Водитель-дальнобойщик Кис Велдбоер основал фонд помощи умирающим и выполнял любое их последнее желание. Мы сняли шесть новелл. Шесть историй про людей, которым врачи поставили смертельный диагноз, и они жили с осознанием того, что это их последние дни. Честно признаюсь, во время съемок я ломал голову над тем, что вообще с этим делать. Одна из героинь нашего фильма, возможно, умерла сразу после съемок — к концу дня она была в очень тяжелом состоянии. Оператор Слава Шуяков после съемок мне сказал: "Это же нельзя показывать!"
Невероятно, но выход был найден. И подсказали мне его сами герои фильма. Все мы смертны, вечных людей нет. Так что к жизни надо относиться с оптимизмом, философски, любить ее. И самые большие жизнелюбы — это те, кто точно знает цену каждой секунды. Я использовал в этом фильме много веселой музыки. Парадокс, но она звучит в нем органично! В итоге, мне кажется, фильм получился позитивный. И я часто слышал комплименты в его адрес.
— А бывает ли так, что взаимодействие с героем вызывает негатив?
— Лично я никогда не конфликтую с героями фильмов. Порылся сейчас в памяти и вспомнил единственный раз, когда возникло напряжение в работе с персонажем. Это было в Афганистане во время съемок фильма Cirque de Kabul или "Артисты кабульской улицы". Основательница цирка, датчанка Берит Мулхаузен, не одобрила мою идею найти какого-то талантливого парня в Кабуле и привести в ее цирк. Мы хотели показать, что двери в ее цирк открыты всем. Но у нее был свой метод отбора и поиска талантливых детей. Мы обсудили этот вопрос и пришли к компромиссу. Даже поссориться не успели.
— В Афганистан вы ездили еще до прихода талибов к власти?
— Я был там несколько раз, но еще до ухода американцев. Причем когда ездил в командировку в середине 2000-х, мы вдвоем с оператором свободно везде перемещались, снимали что хотели. В 2016–2018 годах ситуация была уже совсем другая: у нас был помощник из местных, который нас всегда сопровождал, выставили два кольца защиты. И все равно мы работали так, чтобы быстро отснять все нужное и сразу вернуться в гостиницу.
— У вас было очень много съемок в горячих точках. Не страшно снимать там?
— Я не считаю себя военным корреспондентом, хоть и бываю в разных горячих точках. Мне часто задают этот вопрос: не страшно ли там работать? Я отвечу так: и страшно, и нет. Когда едешь в очередную командировку в опасный регион — конечно, страшно, даже когда ты в Москве только готовишься к поездке. Когда на месте ты идешь куда-то, а там стреляют или бомбят — конечно, страшно. В Ливии, в Бенгази, мне нужно было пройти по улице, которую еще не разминировали. Помню, я шел по дороге, и время — абсолютно точно! — изменило свое течение. Оно как бы сжалось. Я вдруг услышал какой-то очень высокий тонкий звук. Яркое солнце вдруг стало светить красно-синими лучами. Каждый шаг стал пружинистым, резиновым. Был ли это страх? Не знаю.
В прошлом году на RTD вышел фильм Руслана Гусарова и Артема Сомова "Военкоры", получивший немало призов на различных фестивалях. В нем есть эпизод: корреспондент RT Мурад Газдиев, тяжело дыша, говорит и показывает, что только что в 50 метрах от них взорвался снаряд от РПГ, и потом откровенно признается: "Страшно, наверное, всем. Каждый раз, как я еду — мне страшно. И если кто-то скажет, какой-то военный корреспондент, какой бы он топовый ни был, что не страшно — это вранье".
— Вы ведь тоже делали фильм про военных корреспондентов?
— Да, осенью 2023 года вышел мой "Путь военкора" — 10 военных корреспондентов наших федеральных каналов делились с новичками своим опытом поведения и выживания в горячей точке. 23 ноября один из спикеров фильма, Борис Максудов из ВГТРК, погиб в Запорожье. Это случилось всего лишь за несколько дней до релиза. Причем мы были с ним на связи постоянно, и тут мне говорят: "Боря убит". Фильм стал негласным посвящением ему. Классный парень, отличный репортер, открытый, опытный.
Все военкоры знают, что поездка на СВО — это лотерея, 50 на 50. Ни в одной редакции не принуждают к этому. Ты можешь иметь огромный опыт за плечами, все знать, все предусмотреть, но на войне никаких гарантий нет. Прилетает дрон — и...
Но военкоры ездили и будут ездить на СВО. Много документальных фильмов мы показываем парням на передовой, даже в рамках того же фестиваля "Время героев". Так, к примеру, прошел премьерный показ фильма "У края бездны" Макса Фадеева — это супер-работа, двухчасовая лента про Мариуполь. Четыре недели Максим провел в составе штурмового отряда, жил с бойцами, ходил в атаки. Фильм построен на переговорах по рации: то наших ребят, то украинцев. Очень сильно! Это не украинский "20 дней в Мариуполе", получивший премию "Оскар". Там не постеснялись даже поставить в фильм кадры после обстрела ВСУ Горловки в 2014 году.
— С детской розовой курточкой на ветке?
— Именно. Это взято из сюжета корреспондента RT Романа Косарева, он снимал многоэтажку, куда прилетела ракета. Целая семья тогда погибла. А теперь украинцы выдают это видео за мариупольское. Там хорошо работает пропаганда, всё делают, чтобы попытаться расколоть наше общество, зная, что на поле боя им не победить.
В документальных фильмах про СВО мы стараемся показывать истории простых людей. В России до сих пор немало людей с совестью, от которых часто слышишь: "Если не я, то кто?" В мирное время они живут своей обычной жизнью, но, если это необходимо, проявляют высочайшие моральные качества.
Осенью 2014 года мы снимали фильм в Донецке, и я находился в Петровском районе, который постоянно бомбили. И вот, грохочет, идут прилеты на соседние улицы, я стою возле подвала пятиэтажки, готовый туда при необходимости мгновенно спуститься. И вдруг вижу, как по улице идет какая-то женщина. Спокойно проходит мимо меня и идет дальше. "Куда вы?" — спрашиваю ее, намекая, что лучше переждать в подвале. "На работу", — говорит она. "Не страшно?" — "Мы тут живем". — Она отворачивается и уходит.
— Смелая женщина!
— Потому-то европейцы и рассуждают веками: кто же они — эти русские? Мы загадка для них. Как французы сейчас примеряют на себя: а смогут ли они так же? Франция во Второй мировой войне оборонялась от войск фашистской Германии менее полутора месяцев. А затем в оккупированной зоне в пайке французов был даже шоколад, представляете? В Советском Союзе люди даже и не думали о таком.