В начале июня 2024 г. министр иностранных дел Турции Хакан Фидан сделал сенсационное заявление: Анкара видит БРИКС как возможную альтернативу Европейскому союзу и рассматривает возможности вступления в объединение. Сообщение в разных формулировках звучало сначала в Китае, куда Х. Фидан направился в первую очередь, а после — в Москве и Нижнем Новгороде на полях Совета глав МИД БРИКС. И хотя министр иностранных дел России Сергей Лавров уже публично заявил, что страны объединения большинством голосов решили взять паузу в «приемной кампании», дискуссии о перспективах не только Турции, но и других государств присоединиться к формату не прекращаются до сих пор.
Пожалуй, ни одно другое заявление не получало такого широкого экспертного и общественного обсуждения, как турецкое. Оно и понятно: в отличие от других потенциальных членов Турция — это что-то почти родное и близкое (казалось бы). Радоваться БРИКС-энтузиастам, правда, пришлось недолго: на совместной пресс-конференции с президентом Эстонии турецкий лидер Р. Т. Эрдоган заявил о том, что «вступление в Европейский союз — стратегическая цель» Анкары. Очевидно, что в системе принятия решений его слово куда весомее заявления министра иностранных дел, однако и сам президент не раз выражал интерес к новым форматам.
Особенно заметно это стало после нормализации отношений между Турцией и Россией после кризиса 2015 г. и ухудшения отношений со стратегическими партнерами — США и ЕС после попытки переворота в 2016 г. Эти события, а также санкции в отношении самой Анкары после покупки российских зенитных установок С-400, исключение из программы F-35, продолжающееся давление со стороны Запада из-за отказа присоединиться к антироссийским ограничениям заставляют турецкое руководство искать поддержку. Хотя слово «альтернатива» часто звучит при характеристике потенциальных отношений с БРИКС, эксперты признают, что это далеко не игра с нулевой суммой: непостоянство отношений с европейскими государствами и Соединенными Штатами вынуждает «хеджировать риски». И чем менее обязывающими будут условия, а имеющиеся правила игры — более четко прописанными, тем более комфортными они будут для турецкого правительства.
Шаг 1: четко сформулируйте запрос
Еще в 2017 г. М. Шимшек, на тот момент заместитель премьер-министра, а ныне — министр финансов заявил, что «Турция могла бы стать членом инвестиционного банка БРИКС», для чего необходимо стать членом и самой ассоциации. С другой стороны, пример Египта демонстрирует, что стать членом Нового банка развития (НБР) можно и до присоединения к БРИКС. Правда, в 2024 г. году «партийный билет» Каир все же получил.
В 2018 г. уже сам президент Турции Р.Т. Эрдоган посетил форум БРИКС в Йоханнесбурге как председатель Организации исламского сотрудничества. В своей речи он снова выразил надежду на то, что НБР и Деловой совет ассоциации смогут в скором времени взаимодействовать с соответствующими институтами в Турции; а также на сотрудничество в сфере энергетики.
С тех пор многое изменилось: и в мировой экономике, и в глобальном позиционировании БРИКС. Единственное, что осталось неизменным — проблемы, с которыми сталкивается Турция. В 2024 г. Анкара предпринимает вторую попытку вступить в объединение — на первый взгляд более успешную, чем предыдущая. Помимо России турецкий лидер заручился поддержкой Китая и Бразилии после встречи с президентом Лулу да Силвой на полях саммита Группы семи в Италии в июне. Какие же проблемы Турция хочет решить за счет присоединения к группе? Если исключить высокие материи, такие как «геополитическое влияние» и «стратегическая автономия», остаются экономические интересы. Именно на них обращают внимание турецкие чиновники и эксперты при анализе перспектив присоединения к формату.
Шаг 2: толкование узоров
Страны БРИКС постепенно увеличивают свою долю в общем товарообороте Турции: из девяти стран-членов четыре (Россия, Китай, Египет и ОАЭ) входят в топ-20 партнеров Анкары по объемам экспорта, еще две страны — Иран и Саудовская Аравия (которая пока не присоединилась официально), уступают ненамного. В импорте лидирующие позиции также занимают Россия и Китай, чуть ниже в рейтинге — ОАЭ, Индия и Бразилия (около 32% от общего объема). В 2024 г. из-за постоянного давления Вашингтона товарооборот с Россией стремительно сокращается, в то время как зависимость сохраняется — преимущественно за счет энергоносителей, а также продукции сталелитейной промышленности и агропромышленного комплекса. Западные партнеры предлагают свои альтернативы, однако не могут в полной мере удовлетворить спрос, растущий на фоне увеличения доли промышленности в ВВП страны (в 2022 г. — 31,29%) и инфляции, да и стоят значительно дороже.
БРИКС после включения в него ОАЭ, Египта, Ирана и Эфиопии стало многомерным объединением, каждая из стран-участниц представляет для Анкары особый интерес, речь идет не только об импорте и экспорте. Отношения Турции с Египтом только начинают налаживаться, площадка БРИКС могла бы способствовать дальнейшему сближению. Эфиопия — перспективный рынок для турецкой продукции. Экспорт пока не достиг заявленной цели в 1 млрд долл., но Аддис-Абеба уже является постоянным покупателем турецкого военпрома: в 2024 г. Эфиопия приобрела несколько боевых беспилотников Bayraktar Akıncı; по некоторым данным, БПЛА Bayraktar TB-2 использовались при отражении атак мятежников на войска эфиопского правительства в ходе войны в Тыграе. При этом объем турецких инвестиций в эту страну уступает только китайским (более 2 млрд долл.). Объединенные Арабские Эмираты не только добывают энергоресурсы, но и активно инвестируют в сферу туризма и высоких технологий. Некогда конкуренты с недавних пор вышли на тропу мирного сосуществования, что благоприятно отразилось на притоке капитала в Турцию.
Привлечение инвестиций — вопрос достаточно серьезный для турецкий экономики, зависимой от иностранного капитала. Непопулярная фискальная политика Р.Т. Эрдогана, которой он придерживался вплоть до мая 2023 г., и отказ от присоединения к антироссийским санкциям привели к массовому оттоку европейских финансов. Хотя возвращение к конвенциональным методам сдерживания инфляции приводит к медленному, но все-таки росту доверия зарубежных инвесторов, нынешних объемов ПИИ недостаточно для стимулирования экономики. Доминирующим источником иностранного капитала в Турции традиционно являются страны ЕС, однако со смещением экономического полюса все дальше на Восток Анкара стремится развивать отношения и с новыми финансовыми центрами, в частности, с Китаем. Результаты на сегодняшний день крайне скромные: с 2013 по 2022 г. Пекин выделил всего 1,31% от общего объема инвестиций [1] в рамках инициативы «Один пояс, один путь». Достижением турецкой дипломатии стало недавнее соглашение с китайской «BYD», в соответствии с которым компания выделит 1 млрд долл. на строительство завода по производству электромобилей. Между тем Турция все еще надеется на участие в китайских проектах в качестве подрядчика, особенно в Средиземноморье, а также на реализацию в полной мере потенциала Транскаспийского международного транспортного коридора, для чего потребуются немалые финансовые (по оценкам Европейского банка реконструкции и развития — порядка 18,5 млрд долл.) и технологические ресурсы, чего у Анкары нет.
Шаг 3: сделайте выводы
Остается лишь гадать, в какую сторону будет двигаться БРИКС — кто станет новым членом, какие институты будут создаваться, будет ли развиваться инфраструктура и нормативно-правовая база. Но даже в самых смелых мечтах выгоды от вступления в организацию для Турции, как и для БРИКС, весьма скромные.
В отличие от Европейского союза, БРИКС — это не общий рынок, и едва ли им станет. Но точно можно сказать, что рынки стран станут куда более заметными друг для друга, что может существенно расширить экспортный потенциал Турции. Правда, его структура, возможно, вызовет определенные опасения у других членов объединения. Она состоит преимущественно из готовых изделий, автопрома, продукции текстильной промышленности и аграрного комплекса — традиционных ниш Индии и Китая.
Предложенное Ираном объединение платежных систем стран БРИКС облегчило бы проведение платежей как по экспортно-импортным операциям, так и для реализации других проектов. В частности, глава Росатома Алексей Лихачев на днях заявил, что США блокируют денежные операции со средствами, направленными на строительство АЭС «Аккую». В планах госкорпорации — возведение второй атомной электростанции на черноморском побережье (хотя конкурс еще идет, министр энергетики Турции А. Байрактар говорит о преимуществах российского предложения). Развитие имеющихся и потенциальных проектов находится под пристальным вниманием и жестким санкционным давлением, создание альтернативной платежной системы помогло бы минимизировать риски.
Остались незамеченными слова ранее упомянутого Мехмета Шимшека, озвученные на конференции в Лондоне. Он акцентировал внимание на том, как выстраиваются отношения между Анкарой и странами Запада. Только со странами ЕС товарооборот составил 213 млрд долл. без учета услуг. Евросоюз инвестировал 50,4 млрд долл. в экономику Турции. Немаловажным фактом является и то, что в западные страны инвестировано более 37 млрд долл. (34,5 млрд долл. приходится на страны ЕС, еще 3,3 млрд долл. — на Северную Америку) — это 65,4% от общего объема накопленных инвестиций. Турецкий бизнес очень тесно связан с Европой и США исторически и, судя по сохраняющейся динамике последних лет, пока не готовы отказываться от этих связей.
Турецкий истеблишмент уже давно признает смещение экономического центра на Восток, поэтому с 2015 г. запустил инициативу «Снова Азия» (Yeniden Asya), направленную на укрепление торгово-экономических отношений со странами этой части света. Анкара надеется реализовать транзитный потенциал, акцентируя внимание на своем стратегическом местоположении на пересечении Европы, Азии с выходом к Африке. Однако, по мнению партнеров, за пределами Запада географическое расположение Турции не такое уж и стратегическое, и даже таможенный союз с ЕС для стран БРИКС пока не является весомым преимуществом. Члены объединения сами куда больше заинтересованы в получении доступа к европейским технологиям, чем в выходе на рынок, а Турция для них — очередной конкурент. Помимо этого, большая часть логистических маршрутов не проходит по территории Турции, включая перспективный коридор Индия — Ближний Восток — Европа. На этот недостаток обратил внимание и сам Р.Т. Эрдоган, но включению страны в проект это никак не способствовало.
В сложившихся условиях активизации и расширения БРИКС заявление Х. Фидана звучало скорее как страх оказаться за бортом. С позиции антропоморфного подхода можно было бы сказать, что Турция стремится удовлетворить базовую потребность в ассоциации с группой единомышленников. При этом отношения с другими странами БРИКС — как нынешними, так и будущими — будут развиваться независимо от членства Анкары в организации. Сегодня Турция может нуждаться в БРИКС в вопросах финансов и технологий, но что Анкара может дать объединению — вопрос открытый. В своем выступлении 16 июля Р.Т. Эрдоган заявил, что Турция «не собирается повернуться спиной к Востоку ради Запада и пренебрегать Западом ради Востока», сформулировав тем самым послание партнерам — и действующим, и перспективным. Но пока у турецких экспертов и политиков нет четкого понимания, что же такое БРИКС — экономическое сообщество, незападное объединение или же площадка для диалога; а посему ожидать каких-то целенаправленных шагов в этом направлении нам пока не приходится.
1. Gürek B. Kozluca M. Chinese Investment in Turkey: The Belt and Road Initiative, Rising Expectations and Ground Realities. European Review , Volume 30 , Issue 6 , December 2022 , pp. 806 - 834