30 мая в Пекине состоялась юбилейная 10-я министерская встреча в рамках Форума сотрудничества Китая и арабских государств (China-Arab States Cooperation Forum, CASCF). Нелишне в этой связи вспомнить, что Форум был учрежден в январе 2004 г. в ходе визита председателя КНР Ху Цзиньтао в Египет, а первое его заседание состоялось в штаб-квартире Лиги арабских государств в Каире в сентябре того же года. За 20 лет своего существования Форум превратился в постоянный механизм арабо-китайского взаимодействия по широкому кругу вопросов, касающихся мировой политики и экономики, не исключая, конечно же, ближневосточную повестку.
Недавняя встреча под председательством министров иностранных дел КНР и Мавритании получилась представительной: в столицу КНР прибыли делегации всех 22 стран — членов ЛАГ. Тем самым китайская дипломатия сумела нивелировать, по сути, провальную ситуацию с арабским участием, которая сложилась на прошедшем 17–18 октября 2023 г. 3-м Форуме «Один пояс, один путь». Тогда, несмотря на участие 151-й страны и 41-й международной организации, в Пекин из-за начавшейся войны в Газе вместо глав государств ЛАГ приехали только премьер Египта Мустафа Мадбули и член Федерального верховного совета ОАЭ — правитель эмирата Рас-эль-Хайма Сауд бен Сакр Аль Касими. В последнем же мероприятии приняли участие главы МИД Алжира, Ирака, Йемена, Марокко, Саудовской Аравии, Сирии и Судана, госминистр по иностранным делам Катара, генеральный секретарь МИД Ливана и генеральный секретарь ЛАГ Ахмед Абуль Гейт.
Особенно значимым стало синхронное проведение на полях конференции целого ряда встреч председателя КНР Си Цзиньпина с арабскими лидерами: Королем Бахрейна Хамадом бен Исой Аль Халифа, президентом Египта Абдель Фаттахом ас-Сиси, президентом ОАЭ шейхом Мухаммедом бен Заидом Аль Нахаяном, президентом Туниса Каисом Саидом и премьер-министром Ливии Абдель Хамидом Дбейба. Наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед ибн Салман Аль Сауд собирался, но не смог приехать из-за обострения болезни отца.
Неудивительно, что марафон переговоров на высшем уровне имел ощутимый пропагандистский эффект, позволив Си Цзиньпину заявить о прогрессе в движении к «новой эре» в китайско-арабских отношениях, построенной на общности будущего, о чем глава КНР говорил еще в ходе своего визита в Эр-Рияд в декабре 2022 г. Анонсируя готовность принять в Пекине Второй китайско-арабский саммит в 2026 г., Си Цзиньпин упомянул о стремительном развитии отношений Китая с арабским миром и продвижении парадигмы гармоничного сосуществования цивилизаций на благо «достойного управления миром», предложив учредить Китайско-Арабский центр в русле реализации продвигаемой руководством Коммунистической партии Китая (КПК) Глобальной цивилизационной инициативы.
Наряду с этим в Пекине акцентировали внимание арабских лидеров на инициативе по глобальной безопасности (Global Security Initiative), которая была выдвинута Си Цзиньпином на ежегодном Боаоском Азиатском форуме 21 апреля 2022 г. с прицелом на строительство эффективной и устойчивой архитектуры безопасности. Она должна быть основана на принципе неделимой безопасности, что в полной мере согласуется с принципом равной и неделимой безопасности в Евразии, отстаиваемым президентом РФ В. Путиным. Идя навстречу интересам арабов, китайцы в ходе 10-й конференции CASCF увязали данную инициативу с формулой «двух государств» в урегулировании израильско-палестинского конфликта, сославшись на собственный позитивный опыт запуска процесса нормализации отношений между Ираном и Саудовской Аравией. В принятом на конференции Итоговом документе по палестинскому вопросу была также подтверждена их принципиальная позиция в пользу создания независимого палестинского государства, предоставления Палестине членства в ООН и призывы к прекращению огня в Газе.
Все это коррелируется с программными установками ЦК КПК по использованию неконфронтационных политических, экономических, культурных и гуманитарных приемов и инструментов в продвижении интересов Пекина ради укрепления китайского присутствия на глобальном Юге и наращивания потенциала национальной дипломатии в плане оказания посреднических услуг в решении конфликтных ситуаций в макрорегионе Ближнего Востока и Северной Африки.
Немаловажно и то, что в продолжение договоренностей, достигнутых в ходе визита в Саудовскую Аравию в 2022 г., председатель КНР подтвердил заинтересованность Пекина в формировании пяти контуров сотрудничества с арабскими партнерами. Имеется в виду повышение динамики кооперабельности в сфере инноваций, расширение повестки в области инвестиций и финансов, более диверсифицированные диалоги по энергетике, сбалансированная торговля (арабским компаниям предлагается активно участвовать в ярмарке «China International Import Expo», которая с 2018 г. проводится в Шанхае под патронажем Си Цзиньпина) и народная дипломатия. Среди конкретных проектов называлось совместное строительство 10 лабораторий по вопросам здравоохранения и обеспечения жизнедеятельности, искусственного интеллекта, зеленой и низкоуглеродной экономики, современного сельского хозяйства, освоения космического пространства и развития информационных технологий.
Си Цзиньпин особо приветствовал подключение арабских банков к Трансграничной межбанковской платежной системе (Cross-border Interbank Payment System), которая была запущена китайской стороной в 2015 г. в качестве альтернативы западной системе SWIFT. В отличие от последней она обеспечивает не только обмен информацией, но также клиринг и расчеты. Некоторые аравийские монархии уже начали использовать китайский юань в торговле с КНР. Речь идет, в частности, о заключенном ОАЭ на Шанхайской бирже в марте 2023 г. контракте на поставку сжиженного природного газа, в тестовом режиме проводятся транзакции в цифровых дирхамах ОАЭ с Народным банком Китая. Активно прорабатывается вопрос привязки в 2024–2025 гг. части транзакций, осуществляемых через эмиратскую трансграничную платежную систему «Buna», к китайской платежной системе «UnionPay».
По результатам работы 10-й конференции CASCF и саммитов на ее полях были подписаны следующие документы:
- Пекинская декларация с призывом к ускоренному развитию китайско-арабского партнерства, а также с отражением общности позиций сторон по региональным кризисам, включая израильско-палестинский конфликт, императивами координации в борьбе с терроризмом, в сфере прав человека, глобальных изменений климата и искусственного интеллекта;
- План действий на период 2024–2026 гг. в качестве практической платформы для интенсификации китайско-арабских связей в области политики и экономики, включая отраслевое сотрудничество (инфраструктура, авиация, культурные обмены, образование, здравоохранение и др.);
- Соглашение о всеобъемлющем стратегическом партнерстве между КНР и Бахрейном;
- Соглашение о стратегическом партнерстве с Тунисом.
Примечательно, что, несмотря на привычную критику «авторитарного Китая», западные и лояльные Западу арабские обозреватели (в частности, бахрейнский аналитик Хасан аль-Хасан, представляющий лондонский Международный институт стратегических исследований) вынужденно признают достижения Пекина в имплементации стратегии на Ближнем Востоке. Эта стратегия направлена на формирование в условиях многополярного мира коалиций стран глобального Юга в качестве противовеса политике США и развитых государств Группы семи.
Более того, из того же Лондона на экспертном уровне звучит завуалированная критика в адрес Вашингтона, благодаря, а не вопреки которому китайцы дескать достигли впечатляющих экономических и внешнеполитических успехов на Ближнем Востоке. Среди причин указывают общую обеспокоенность КНР и арабов «вепонизацией» американцами торговли, финансов и технологической политики в противостоянии с Россией, двойные стандарты США применительно к кризисам на Украине и в Газе. В результате, как отмечает Х. аль-Хасан, растет интерес арабов к BRICS+ как формату с китайским лидерством.
***
Сегодня можно сделать вполне аргументированный вывод о наличии серьезных заделов и перспектив в плане развития разностороннего сотрудничества Китая с арабским миром, в связи с чем пропагандистский тезис Си Цзиньпина о «новой эре» в китайско-арабских отношениях, на наш взгляд, отчасти соответствует действительности. Вместе с тем наряду с возможностями на пути форсированного развития диалогов Пекина с отдельно взятыми арабскими странами были и сохраняются проблемы и вызовы.
Во-первых, невзирая на несколько преувеличенное утверждение западных экспертов о «нерешительности» китайцев в ближневосточных делах, по военному потенциалу Пекину в самом деле пока едва ли под силу тягаться с Вашингтоном, не говоря уже о союзных силах НАТО. Тот же Хасан аль-Хасан выдвигает весьма спорный тезис о том, что в отличие от экономики и дипломатии в области политики и безопасности на Ближнем Востоке китайцы не только не в состоянии, но и не желают конкурировать с американцами, у которых сохраняются «особые» отношения с рядом арабских стран в сфере обороны и безопасности (очевидно, имеются ввиду монархии ССАГПЗ, Египет и Иордания). В рейтинге военной мощи за 2024 г. (Military Strength Ranking) Китай занимает лишь третье место — после США и России; отставание Китая от США особенно заметно в категориях ВМФ и ВВС, которые, как известно, в наибольшей степени задействуются в боевых действиях на Ближнем Востоке. Думается, именно поэтому китайцы воздерживаются от вмешательства в конфликт между Западом и йеменскими хуситами в акватории Красного моря, несмотря на наличие военно-морской базы в соседнем Джибути, и предпочитают договариваться с хуситами же о ненападении на китайские суда.
Во-вторых, на фоне экономического спада в КНР, который, несмотря на закрытость местной статистики, практически единодушно признается российскими и зарубежными аналитиками (в 2023 году Citigroupпонизил прогноз роста экономики Китая с 5,5% до 5%, Morgan Stanley — с 5,7% до 5%, а Goldman Sachs — с 6% до 5,4%), растущий интерес китайских торговцев и инвесторов к рынкам Ближнего Востока (например, маркетплейса «Alibaba», сервиса облачных вычислений «Tencent», компании по доставке еды «Meituan» к бизнес-проектам в Саудовской Аравии) не всегда встречает там понимание — зачастую вследствие жесткого давления США на «арабских друзей». В особенности это касается взаимодействия в высокотехнологичных отраслях, критически значимых для Пекина. Достаточно вспомнить неприятный для китайских партнеров эпизод с готовностью саудовской ИТ-компании «Алат» с капиталом в 100 млрд долл. отказаться от сотрудничества с Китаем в угоду Вашингтону или схожую историю с ведущей эмиратской ИТ-компанией «G42», которая согласилась свернуть технологический диалог с Китаем в обмен на 1,5 млрд долл. инвестиций корпорации «Microsoft».
В-третьих, несмотря на интерес арабов в подключении к китайской Глобальной цивилизационной инициативе, культурные барьеры между китайцами и арабами все же сохраняются. Здесь имеются ввиду глубокие различия в плоскости мировосприятия, философии и религии (конфуцианство, буддизм и даосизм — в Китае, ислам — в арабском мире), что экстраполируется на этику бизнеса, отношение к коррупции, неформальной экономике и многие другие аспекты общественно-политической и экономической жизни.
Тем не менее ситуация в условиях суверенизации внешней и внешнеэкономической политики государств глобального Юга на фоне исторического перехода от однополярного к многополярному миропорядку продолжает меняться. По прогнозам экспертов, к 2037 г. китайская экономика может обогнать американскую, став крупнейшей в мире. Отсюда нельзя исключать, что в среднесрочной перспективе (в течение трех-пяти лет) Пекин перейдет к более активным действиям, вытесняя США с Ближнего Востока. И тогда в самом деле наступит декларируемая Си Цзиньпином «новая эра» в китайско-арабском партнерстве.