Пути России, Европы и Америки: к цивилизационной трансформации политического мироздания и становлению поствестфальского мира
Постулируемая многочисленными экспертами и учеными трансформация современного мироустройства («глобальная перестройка») в значительной степени обусловлена кризисом национальных государств, а также лежащего в их основе культурного кода цивилизации модерна. Нация-государство на протяжении последних столетий выступала ключевым актором той модели, которую принято именовать Вестфальской в честь двух основополагающих мирных соглашений — Мюнстерского и Оснабрюкского, положивших конец Тридцатилетней войне 1618–1648 гг. Более того, можно утверждать, что национально-территориальное государство являлось системообразующим субъектом всей мир-системы модерна. Однако сегодня национальная государственность сталкивается с нарастающим количеством дисфункций, что приводит к выдвижению на первый план тех реальностей, которые находились в периферийном, «спящем» состоянии на протяжении новоевропейской эпохи, однако играли значительную роль в предшествующие периоды Средневековья и Возрождения.
Иван Тимофеев:
Государство-цивилизация и политическая теория
Речь идет о таких феноменах, как этносы, этномиры, цивилизации, города, регионы, к которым на основе опыта XIX–XXI вв. можно добавить корпорации и транснациональные компании, крупные банковские, финансово-промышленные конгломераты элит, носящие зачастую наднациональный характер. Если исходить не из теории линейного прогресса, а из диалектической концепции движения истории по спирали, в рамках такой «спиралевидной» картины мира в соответствии с законами диалектики (прежде всего законом отрицания отрицания) будет вполне уместным допустить возрождение, своеобразный ренессанс указанных явлений, которые, казалось, уходят в прошлое, однако, как показывают события первых десятилетий XXI в., вновь проявляются в мире, смешиваясь с новейшими феноменами и технологиями. Таким образом, тренд движения мировой истории, который был охарактеризован Ж.-Ф. Лиотаром в 1970-е гг. как «состояние постмодерна» [1], характеризуемое как деконструкция «больших нарративов», 50 лет спустя предстает в виде археофутуристического гибрида антиутопий «Нового Средневековья» и технократического господства корпораций.
Вызовы времени выводят на первый план мировой политики вопрос о конфигурации поствестфальского миропорядка — будет ли он глобалистским, либо будет ознаменован возрождением мощи национальных государств и региональных альянсов. В этом контексте исключительно важен цивилизационный выбор, который будет сделан нашей страной, а также ее оппонентами в рамках существующей на сегодняшний день конфронтации, а именно — США и Европейским союзом.
Президент Российской Федерации В. Путин неоднократно подтверждал приверженность России концепции строительства многополярного мира. В частности, в 2023 г. он заявил: «Этот тренд, тенденция в мире к многополярности — она неизбежна. Она будет только усиливаться. И те, кто этого не поймет и не будет следовать в этом тренде, будут проигрывать. Это факт абсолютно очевидный. Это так же очевидно, как подъем солнца. С этим ничего не поделать». Многополярный мир, о котором говорит президент России, можно представить себе и описать с помощью цивилизационного подхода.
Классический цивилизационный подход исходит из представления о том, что плюрализм культур и цивилизаций является важным источником и ресурсом развития. В этом заключается специфика понимания прогресса и развития классиками теории локальных цивилизаций. В данном вопросе они расходятся с условными «глобалистами» и «космополитами», рассматривающими глобализацию как культурно-историческую унификацию, конечная цель которой заключается в создании общечеловеческой мировой цивилизации. «Цивилизационисты», в отличие от сторонников глобализма, видят в культурно-исторических и цивилизационных размежеваниях не только угрозу «столкновения цивилизаций», но и возможность для сотрудничества и кооперации.
Как подчеркивал С. Хантингтон, «столкновения цивилизаций представляют наибольшую угрозу миру во всем мире, и международный порядок, учитывающий интересы разных цивилизаций, является самой надежной мерой предупреждения мировой войны» [2]. Отсюда проистекают современные идеи «диалога цивилизаций», «партнерства цивилизаций» и цивилизационного интегрализма как источника и движущей силы развития. Продвигаемое же в рамках глобалистского подхода движение к единообразию вместо многообразия чревато исчезновением цивилизационных альтернатив и, как следствие, отмиранием альтернативных проектов будущего как иного.
В рамках цивилизационного подхода вслед за О. Шпенглером, Н.Я. Данилевским и А.С. Панариным можно представить человеческое существование как калейдоскоп, мозаику культур или цивилизаций, развитие которых протекает в соответствии с циклами, аналогичными жизненным циклам организмов. Рассуждая в терминах гегельянской диалектики (тезис — антитезис — синтез), теория единства мировой истории — это тезис, а концепция культурологического плюрализма — антитезис. Если следовать логике немецкого идеалиста, то закономерным оказывается стремление к диалектическому синтезу обоих мировоззрений с сохранением ценных и значимых сторон того и другого. Подобный синтез наметился в трудах таких российских цивилизационных мыслителей конца XX — начала XXI вв., как Ю. Яковец и А. Панарин, представляющих особую универсалистскую версию цивилизационного подхода к мировому развитию.
Вопрос цивилизационной самостоятельности, суверенитета России тесно увязан в рамках различных вариантов цивилизационного подхода с темой самоопределения России именно по отношению к Западу, в первую очередь к Европе. Динамика российско-европейских отношений напоминает цивилизационную диалектику борьбы и единства противоположностей. В связи с этим возникает вопрос: возможен ли переход от разделений и столкновения цивилизаций к российско-европейскому диалогу и цивилизационному интегрализму.
Алексей Фененко:
Новая Античность?
Цивилизационный интегрализм имеет смысл определить в качестве философии интеграции, включающей в себя идею цивилизационной интеграции как собирания пространств мировых цивилизаций, идею диалога цивилизаций. Ключевой для данного концепта вопрос можно сформулировать следующим образом: «Возможна ли Большая Пан-Европа как проект континентальной интеграции от Лиссабона до Владивостока на базе цивилизационного интегрализма?». Важно отметить, что некоторыми европейскими мыслителями, включая новых правых интеллектуалов, Россия мыслится как неотъемлемая часть европейского мира, без которой Европа оказывалась неспособна стать самостоятельным центром силы в рамках складывающегося полицентричного мироустройства.
Важным условием для подобного движения на базе цивилизационного интегрализма и солидаризма является переход от классической интеграции национальных государств, порожденных Вестфальским миропорядком, к альтернативной интеграции в рамках формирующейся сейчас поствестфальской системы — не просто полицентричного многополярного мира, а полисубъектного миропорядка, характеризующегося многомерностью, многоуровневостью, многогранностью.
В основе многих интеграционных проектов, помимо чисто экономических интересов, подспудно находится и общая цивилизационная пан-идентичность, позволяющая говорить об альтернативной интеграции. Интегрализм способен перерастать локально-цивилизационные рамки и приобретать более глобальный характер, объединяя сразу несколько мировых цивилизаций. Подобное миропредставление предполагает неизбежность цивилизационного диалога в рамках многополярного мира и вселяет надежду на то, что в будущем разногласия между Россией и «Большим Западом», имеющим единый культурно-цивилизационный корень в Античности, будут преодолены.
Вместе с тем продуктивный цивилизационный диалог в рамках поствестфальского мира возможен только в том случае, когда между сторонами нет разногласий экзистенциального масштаба по основным мировоззренческим вопросам. В настоящее время для этого есть предпосылки — как в Европе, так и в США все большую популярность получают национально-ориентированные силы, противостоящие глобалистской повестке. Вместе с тем сейчас власть на Западе принадлежит их оппонентам — левым глобалистам, максимально враждебным цивилизационному интегрализму и приверженным системе ценностей, которую можно охарактеризовать как воук-либерализм (woke liberalism), сформировавшийся концептуально как дальнейшее последовательное развитие идей неомарксизма.
Ключевым плацдармом, на котором в 2024 г. развернется битва между сторонниками цивилизационистских и глобалистских ценностей, являются президентские выборы в США, аксиологический аспект которых рассматривается в настоящей статье.
Цивилизационный контекст американских президентских выборов в свете борьбы идеологий. Политическая платформа Дональда Трампа
Ввиду цивилизационного родства России, Европы и Америки, президентские выборы в США, запланированные на 5 ноября 2024 г., представляются исключительно важным событием — не только в свете имеющей место конфронтации между Россией и Западом (победившая на выборах сторона может оказать значительное влияние на ход либо прекращение конфликта), но и в контексте цивилизационного самоопределения американского народа, который в этот раз, голосуя за того или иного кандидата, будет, по сути, выбирать вектор долгосрочного развития, связанного либо с укреплением неомарксистского по своей природе леволиберального тренда, отстаиваемого Демократической партией, либо с возвращением к изначальной американской политико-культурной традиции, которую олицетворяет Дональд Трамп и его сторонники.
В нашей предыдущей статье, посвященной гипотетическому ценностному альянсу между Россией и европейскими консерваторами, был приведен ряд четких оппозиций, демаркирующих «левое» от «правого». Если для первого характерны материализм, эгалитаризм, прогрессизм, механицизм, экономизм и материализм, то для второго — идеализм, элитаризм, циклическое восприятие истории, устремление к органичности, убежденность в доминировании политического над экономическим. Данная теоретическая рамка, позволяющая классифицировать политические сигнификации, применима и к существующему американскому политическому полю: в контексте США Демократическая партия (в особенности ее радикальная фракция) является ярким сторонником «левых» ценностей, а Республиканская партия (в особенности сторонники Трампа) — «правых» ценностей.
Современная политическая платформа Демократической партии, представитель которой Джозеф Байден в настоящее время занимает пост президента США, является выражением «нового левого», неомарксистского видения политического. В центре внимания американских демократов находятся вопросы дальнейшего движения к равенству (яркие проявления — тренд «обратной дискриминации», наглядно проявлявшийся в ходе активной фазы протестов BLM, неотъемлемой частью которых была легализация в общественном сознании осуществляемых организованными группами массовых грабежей малого бизнеса («лутинг»); политическая поддержка движения ЛГБТ*; политика «многообразия», способствующая популяризации и политическому представительству всевозможных перверсий), размытию традиционных институтов (к примеру, институт традиционной семьи находится в кризисе, популяризируется и имплементируется на практике гендерная теория), замещению населения (проявление — миграционный кризис на южных границах), «прогрессивному» переосмыслению американской истории (в четком соответствии с «левой» догмой движения истории от «тьмы прошлого» к «свету будущего» систематической дискредитации подвергаются различные предшествующие исторические периоды — вплоть до отцов-основателей государства), доминированию «политкорректной» цензуры в публичной сфере под предлогом борьбы с «недостоверной информацией». Все перечисленное является чертами леволиберальной идеологии, а принимаемые меры — характерными для воук-движения, представляющего собой радикальную фракцию Демократической партии.
Оппонирующая политическая платформа, наиболее наглядно представленная Дональдом Трампом и сочувствующими ему группами населения, напротив, выражает ценности, которые можно охарактеризовать как консервативные — поддержка традиционных гендерных ролей, семейных ценностей, значимой роли религии в общественной жизни, уважения к американской истории и ценностям отцов-основателей, святость частной собственности и безусловное уважение к предпринимательству, сохранение права на оружие, «правое» восприятие свободы как безусловной и подлинной ценности в ее созидательном и конструктивном смысле, а не как риторического инструмента давления на якобы «недостаточно свободные» (по факту — несогласные с «левой» повесткой) группы населения. Перечисленный набор ценностей являлся типичным для среднестатистического американского домохозяйства 1950–1980-х гг., однако в 2020-е гг. под атаками леволиберальной повестки он выглядит консервативно и едва ли не «реакционно» (впрочем, антилиберальные тренды в американской политике, живой персонификацией которых предстает Д. Трамп, зародились гораздо раньше. В качестве политических истоков будущей базы поддержки Трампа отмечают кампанию Джорджа Уоллеса-младшего 1968 г., популяризацию христианского консерватизма в 1970-е гг., политику поддержки рабочего класса и отечественных производителей в годы президентства Рейгана) [3].
Таким образом, противостояние кандидата от Демократической партии (будет то Джо Байден или иной кандидат) и кандидата от Республиканской партии (почти нет сомнений в том, что им станет Д. Трамп) на президентских выборах имеет не только и не столько политический, сколько ценностный характер: как борьба идеологических трендов, мировоззрений, а в конечном итоге — представлений о природе человека, его месте в обществе, его целях и задачах.
Феномен популярности Дональда Трампа, с которым связаны надежды консервативной части американских избирателей, неоднократно был предметом академических исследований. Трампа характеризуют как «националиста и протекциониста», чья политика направлена против глобализационных процессов [4]. В ходе победной для него президентской кампании 2016 г. он заявил: «Американизм, а не глобализм будет нашим кредо» [5]. Под «американизмом» при этом подразумевается отказ как от самого концепта, так и от политического языка Pax Americana, то есть представления о США как о «мировом жандарме», и приоритет внутриполитической проблематики над внешнеполитической. В 2017 г. в обновленной Стратегии национальной безопасности США утверждалось, что «американский образ жизни не является неизбежной конечной точкой исторического прогресса, и к нему не следует обязывать другие государства и народы» [6]. Именно эту идею выражает лозунг “America First!”, который Трамп активно использует в ходе президентской кампании 2024 г.
Таким образом, Дональд Трамп образца первого президентства явно демонстрировал отказ от идеи «американской исключительности», характерной для предшествующих ему неоконсерваторов. Идея об «американской исключительности» произрастает из убеждения в том, что США выполняют уникальную в мировой истории миссию — освободившись от оков европейского империализма в ходе Войны за независимость, американцы призваны выстроить образцовое общество, основанное на представлении о естественном праве, демократии и свободе, и таким образом указать путь остальному миру к наилучшему политическому порядку. Исторически Д. Трамп не был первым президентом США, выразившим сомнения и разочарование в подобном провиденциалистском восприятии США, характерном для современных американских «правых». За полвека до Трампа 37-й президент США Ричард Никсон (к слову, также республиканец) утверждал, что нет никакой необходимости навязывать всему миру доминирование Америки, оно более не потребуется [7]. Таким образом Никсон посылал сигнал союзникам США о невозможности еще одной сухопутной кампании в Азии, а также о необходимости увеличения затрат союзников США на нужды коллективной безопасности и обороны. Спустя полвека мы услышим ровно то же самое от Д. Трампа.
К сожалению, представления Никсона не стали долгосрочным трендом в американской политике — после завершения холодной войны в 1991 г. наступил новый этап доминирования в американском политикуме представлений об исключительности, которые, в числе прочего, проявились в политике систематического расширения НАТО на восток, что в конечном итоге вынудило Россию начать специальную военную операцию на Украине и значительно проблематизировало политические отношения России, США и Европейского союза.
В этом контексте годы первого президентства Дональда Трампа были относительно спокойными и бесконфликтными — идея “America First!”, которая в духе Никсона выражалась в сознательном отказе от приоритета глобального лидерства (вместе с лицемерной риторикой «экспорта демократии») и сосредоточении на внутренних делах (в частности, на возвращении к устойчивому экономическому росту, повышению занятости населения), не только была воспринята американским народом, но и вкупе с объективным политическом реализмом снискала Дональду Трампу как политическому деятелю глобальную популярность в среде «правых» интеллектуалов. Скандальное поражение Трампа на выборах 2020 г. на фоне экономических сложностей, вызванных эпидемией COVID-19, со всей полемикой вокруг честности этих самых выборов, прервало последовательную реализацию политики 45-ого президента США.
Иван Ангуло:
Эпоха больших пространств
Трамп, так и не согласившийся с результатами выборов, не отказался от борьбы и намерен победить в кампании 2024 г. С какими ключевыми тезисами он идет на выборы, и что это может значить для России? В действующей кампании Дональд Трамп делает акцент на внутриполитических проблемах. В частности, он настаивает на необходимости в первоочередном порядке решить проблему с южной границей («остановить мексиканское вторжение и миграционный кризис», а уже попавших в страну нелегальных мигрантов — депортировать), вернуть признание на федеральном уровне лишь двух полов, которые есть у людей от рождения (таким образом, Трамп настаивает на необходимости ограничения гендерной терапии и запрета на гормональную терапию несовершеннолетних), ввести элементы патриотического образования в государственных школах, увеличить финансирование правоохранительных органов в целях борьбы с преступностью. Помимо этого, Трамп настаивает на необходимости «очищения глубинного государства», “deep state” (так называемый «План F»), что подразумевает масштабную реструктуризацию государственного аппарата и увольнение нелояльных его идеям чиновников.
Экономическая программа Трампа во многом увязана с его внешнеполитическими убеждениями. В ней есть элементы протекционизма (введение импортных пошлин в целях поддержки отечественного производства), значительное внимание уделяется экономическому противостоянию с Китаем, которое данный кандидат рассматривает в качестве ключевого внешнеполитического вызова США на ближайшие годы [8]. Что же касается российско-украинской конфронтации, то Трамп настаивает на решительном прекращении американской помощи Украине и утверждает, что «он сможет закончить войну за один день».
Таким образом, предвыборная кампания, которую в настоящее время ведет Дональд Трамп, отвечает ключевым ценностным убеждениям и интересам консервативных групп американского электората и полностью противоречит той политике, которую проводит в жизнь Демократическая партия в годы президентства Джозефа Байдена.
Вместе с тем, чтобы глубже понять подлинный смысл противостояния, кульминацией которого будут ноябрьские президентские выборы, недостаточно стандартного политологического анализа. Поэтому мы вновь вынуждены обратиться к философским основаниям политического в указанных выше целях.
Политическая эзотерика трампизма: американская культурная традиция против воук-либерализма
Философский смысл рассмотренного выше политического противостояния раскрыт в новейшей монографии современного немецкого интеллектуала Константина фон Хоффмайстера — главного редактора известного англоязычного издательства консервативной направленности Arktos. В работе «Эзотерический трампизм», опубликованной в январе 2024 г., Хоффмайстер помещает политическую борьбу за пост президента США, которую ведет Дональд Трамп, в шпенглерианский контекст и рассматривает не столько фигуру Трампа, сколько культурно-политическое движение сопротивления «воук-этике», воплощением которого он стал, через призму классической американской литературы [9].
Прибегая к метафорам и примерам из творчества Эдгара Аллана По, Роберта Говарда, Говарда Филлипса Лавкрафта и иных классиков, Хоффмайстер, подобно художнику-классицисту, рисует эпическое полотно экзистенциальной цивилизационной вражды между двумя силами — хтонической, воплощением которой изображается воук-либерализм, и солнечной, устремленной к идеальному и «гармоничному» в античном смысле, которую воплощает в себе переосмысленный трампизм.
Характеризуя современную Америку, Хоффмайстер пишет: «Это государство, некогда именуемое «землей свободных», о которой говорили как о «сияющем свете на холме», на который весь мир мог надеяться, ныне переживает поворотный момент, побуждающий вспомнить мрачные слова выдающегося американского писателя Эрнеста Хемингуэя: «Мир ломает всех, и после этого некоторые становятся сильнее в сломанных местах». Кажется, что сейчас дух этой земли подвергается испытаниям в местах наибольших разломов» [10]. Причина тому — инверсия ценностей, ставшая реальностью США в годы правления «партии Болота»; воук-повестка, ставшая государственной политикой.
Сама Америка в историософском нарративе фон Хоффмайстера предстает с духовной точки зрения исполненной духа Прометея и Фауста. Автор книги приходит к выводу, что оба ключевых аспекта Америки, практический и интеллектуальный, являются сущностно фаустовскими ввиду превозношения прагматизма и очарования бесконечным. В то же время, обращаясь к наследию Джека Керуака, католика и консерватора, он добавляет, что исконный американский дух также стремится к неограниченной свободе и независимости; в нем имеется внутреннее устремление к анархо-индивидуализму [11].
Актуальная политика США, руководимая «Болотом», под которым понимается не только вашингтонский истеблишмент, но и прочие акторы популяризации воук-повестки, в корне противоречит подлинному американскому духу. В шпенглеровском смысле это предстает однозначным закатом американской культуры. В то же время фон Хоффмайстер не считает, что конец Америки предрешен. Сможет ли Америка, подобно Конану из саги Роберта Говарда, вознесшегося из подземных ям во дворец, вернуть себе былую славу? Хоффмайстер уверен, что ответ на этот вопрос даст результат текущей президентской кампании. Дональд Трамп, фаворит гонки от Республиканской партии, ненавидимый «глубинным государством», в то же время является надеждой американского «забытого большинства» — консервативных христиан, «ржавого пояса», рабочего класса.
Трамп по Хоффмайстеру — это фаустовская фигура, которая вступает в борьбу с упадком, захлестнувшим современную Америку и Запад в целом. Трамп воплощает в себе дух подлинной Америки и ее национальной идентичности, а его возможная победа на президентских выборах в ноябре 2024 г. постулируется как возможный поворотный момент к новому возрождению наперекор доминирующему на Западе тренду деградации и отказа от собственной культуры, ценностей и цивилизационных преимуществ.
Хоффмайстер отмечает, что Трамп уже был президентом, и это не могло его не изменить: «Он похож на тех героев Лавкрафта, которые, однажды взглянув на невыразимые ужасы космоса, изменились навсегда. Они стали провозвестниками истин слишком масштабных и слишком жутких, чтобы обычный человек мог это вынести» [12]. В этом смысле «эзотерический трампизм», дух анти-воук реакции стал гораздо больше и масштабнее самого Трампа как смертного человека, с его сильными и слабыми сторонами. Трампизм стал олицетворением новой надежды на возврат к миру, в котором ценности предстают неискаженными, а извращенная воук-вселенная, это царство «кривых зеркал», лишается основной базы своей поддержки, в роли которого при Байдене выступает широко понимаемое американское государство (то есть не только непосредственно государственный аппарат, но и вся инфраструктура фондов и прочих агентов влияния).
Трамп по фон Хоффмайстеру может сыграть роль подобную Джорджу Вашингтону — буквально переучредить бастион «нового мира», что вполне соответствовало бы амбициям, свойственным американскому духу. Возвращаясь к излюбленной шпенглеровской оптике, немецкий интеллектуал отмечает, что Трамп наилучшим образом соответствует шпенглеровскому образу «нового Цезаря» — титана эпохи великих отрицаний, способного установить новый порядок вопреки царящему повсюду тлену и разложению [13].
Константин фон Хоффмайстер, обращаясь к широкому культурно-философскому видению, возлагает на Трампа и его президентскую кампанию 2024 г. большие надежды: «Таким образом, труба зовет, призывая сыновей и дочерей Америки встретить надвигающуюся бурю с мужеством в сердцах и вернуть наследие, завещанное им их предками. Ибо в сумерках Запада в этот решающий час судьба цивилизации висит на волоске, а действия немногих должны решить будущее большинства» [14].
Значение американских выборов в контексте цивилизационного самосознания России. К идее «Севера»
Ранее мы определили президентские выборы в США как ключевую точку цивилизационной борьбы между двумя моделями возможного будущего. Какое значение (помимо линий завершения или обострения конфронтации) это событие имеет для России? Представляются продуктивными идеи, изложенные В.Ю. Сурковым в статье «Рождение Севера», в частности — высказанная им мысль относительно далекой перспективы создания союза государств глобального Севера (США, ЕС, Россия). На данный момент, в разгар противостояния, описанная идея выглядит фантастической, но и сам автор ясно указывает, что замирение и выход на цивилизационный компромисс в рамках идеи цивилизации Севера будет возможно осуществить в перспективе десятилетий, а не ближайших лет. Однако, даже рассматривая текущую ситуацию, на грани открытой прямой войны, следует признать, что не у элит, но у народов государств, которые В.Ю. Сурков и мы вслед за ним относим к Северу, есть общие интересы, и не только эгоистически-национальные, но и глобальные, связанные с неким общим мировым проектом развития. Именно идея Севера может быть залогом выхода в будущем из потенциальных антиутопических сценариев и началом нового этапа мировой истории.
Рассмотрим идею Севера с позиции самоосознания российской цивилизации. Дихотомия выбора между «Западом» и «Востоком», по нашему мнению, является ложной и не отвечающей национальным интересам нашей страны, а также сущности и природе России как цивилизации. Изменение геополитического вектора с горизонтального на вертикальный неизбежно относит Россию к миру Севера (напомним, что британский геополитик Х. Маккиндер называл северную Евразию «осевым регионом» (pivot area) и «сердцевинной землей» (heartland) [15]. Наша северная география подразумевает, что и наши климатические условия являются преимущественно северными. Таким образом, вырисовываются контуры своеобразной северной идентичности.
Применительно к России идея Севера, ее северной цивилизационной идентичности важна и заслуживает рассмотрения сама по себе, без привязки к концепту альянса государств и цивилизаций. Тем более данная идея, данное цивилизационное самоосознание уже имеет серьезные корни в российской культуре, научной и философской мысли. Особый интерес представляет концепция «северянства», хорошо обоснованная в работах российского философа А.А. Кара-Мурзы. Идея идентификации России как особой северной цивилизации, согласно работам А.А. Кара-Мурзы, имеет своими истоками период деятельности Петра Первого и получила развитие в работах и идеях М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина [16]. Впоследствии основная линия разлома в русской философской и политической мысли стала пролегать между «славянофилами» и «западниками». Однако в конце XIX в. картина русской гуманитарной мысли стала гораздо более сложной, не говоря уже о том, что споры о восточной или западной природе российской цивилизации являются не только давно преодоленным тупиковым этапом, но и в принципе имеют мало смысла в условиях начала XXI в.
Член-корреспондент РАН, автор книги «Северность России» А. Головнев, говоря о северной природе российской цивилизации, отмечает, что «северность предопределила самобытность России исторически (начиная с ключевой роли Ладоги и Новгорода в древности), экономически (с учетом пушнины, нефти, газа, золота и других ресурсов) и геополитически (ввиду пространственного преобладания в высоких широтах)» [17]. При этом другие авторы делают акцент не только на масштабной исторической и геополитической составляющей идеи своей собственной северной природы для России, но и на необходимости переориентации внутреннего, регионального развития, ресурсных потоков на северные, арктические, сибирские и дальневосточные территории страны, что так или иначе начинает постепенно воплощаться в жизнь.
Андрей Мельвиль:
Новые вызовы для политической науки
Идея северной природы российской цивилизации проистекает не только из интеллектуальных построений и попыток саморефлексии отечественных ученых или же из географических и климатических особенностей, хотя без сомнения именно термин «Север» имеет прямое географически-климатическое происхождение. Можно утверждать, что географическо-климатический контекст становления и развития русской цивилизации, ее самостоятельный и в тоже время увязанный с общемировым контекстом генезис сформировали культурно-исторический тип, для которого наиболее удачным, раскрывающим его суть термином будет «северянство», «цивилизация Севера». Впоследствии сближение исторических судеб Европы, США, России и многих других государств в ходе напряженного, революционного времени эпохи модерна, общая глобализация мира, переконфигурация основных глобальных игроков, новые вызовы создали условия, при которых идея Севера может стать не только органически русской, северянской, но и имеет потенциал стать основной для становления того самого альянса ныне враждующих государств и цивилизаций.
С точки зрения содержательного анализа такой макроструктуры, как российское общество, российское государство-цивилизация, можно обозначить, что ее северянство заключается в исторически обусловленном, вынужденном ради выживания и спасения коллективизме и государственничестве, носителем которого является один из самых анархичных и, вопреки стереотипам, индивидуалистичных народов в истории — русский народ. Северный способ организации социума, взаимоотношений между коллективом и личностью — это вынужденный, обусловленный целями развития и выживания, крупными идеологическими, религиозными целями коллективизм при одновременном столь же необходимом для творческого развития и труда индивидуализме, это сплочение индивидуализмов в рамках государства ради больших целей и задач. Российское северянство порождало крупнейшие и наиболее эффективные организационные структуры, реализующие крайне сложные задачи выживания и развития, освоения пространств и трансляции высокой культуры. В этом заключается огромная фундаментальная схожесть российской северной цивилизации с цивилизациями Запада, также выстроившими эффективные структуры развития глобального масштаба, запустившими интенсифицированные процессы социального и технологического прогресса для всего мира.
Возвращаясь к теме глобального понимания идеи Севера, следует отметить, что, когда мы говорим о возможных или имеющихся точках соприкосновения, создающих политическое пространство «Севера» на глобальном уровне, речь идет не только об условностях географического положения. Ведь и условный Запад также вполне явно делится на Север и Юг. И страны современного Севера — Европы, США и, конечно же, Россия, а если обратиться к условному Востоку — Китай и Япония, обе Кореи — это основа мирового пояса стран, обеспечивающих наибольший интеллектуальный, технологический, экономический вклад в мировое развитие.
При возможном «северном» варианте многополярность предстает неким «джентельменским клубом» ведущих держав, объединенных определенным минимально общим набором ценностей (в первую очередь — наследием античности), которые при этом продолжают соперничать и конкурировать, но по обозначенным правилам, без прямых войн и истерии, даже с некими общими проектами развития. В идеале такой вариант мог бы стать основой для расширенной версии порядка, чем-то похожего на европейский концерт держав XIX — первой половины XX вв.
Россия может выступить в качестве провозвестника возможного нового будущего, отличающегося от сценариев и проектов, так или иначе ведущих по прямому или извилистому пути к «новому Средневековью», к числу которых относятся и нашумевшие в последние годы идеи К. Шваба [18]. Данную идею можно использовать для налаживания сотрудничества и привлечения к общему делу удержания мира в рамках одновременно и сохранения традиционных ценностей и прогресса здоровых сил на Западе (в том числе — в США) и по всему миру. Необходимо отметить, что речь должна идти о союзе близких по своим корням цивилизаций, а не об очередных интеграционных проектах в пределах Западной цивилизации, которая при власти левых глобалистов занята процессом саморазрушения.
При таком раскладе идея Севера в будущем станет полезна как России, так и странам нынешнего Европейского союза, США и любым другим потенциальным участникам. «Север» может сложиться только при концептуальном, политическом поражении нынешней версии глобалистов, а победившим национальным силам новый глобалистский проект никак не будет с руки.
Участие в «северном проекте» может стать последней надеждой для осколков поглощаемого псевдоценностями Запада — спасти себя и свое наследие. Для актуализации и реализации такого союза всем сторонам процесса предстоит пережить процесс возрождения себя и своей культуры, национального начала, «мира идентичностей».
Россия может использовать эту концепцию уже сейчас в качестве предложения для контрэлит в США и ЕС, в качестве опоры для возможных контактов с теми идейными и политическими группами, которые в Соединенных Штатах принято обозначать в качестве «трампистов». Данная задача может использоваться в апелляции к реально существующим контрэлитам, бросающим вызов идеологии левого глобализма и уничтожения национальных государств.
Конкретное политическое предложение, с которым может выступить Россия, имеет много вариантов своей направленности, но наиболее оптимальный и привлекательный заключается в формировании мира национальных государств, имеющих право на свою культуру, стремящихся к развитию, но не чуждых идеи разумной конкуренции, а также в развитии концепции консервативного мировидения, противостоящего воук-либерализму, отрицающему здоровое представление о природе человека.
В случае успеха такой новый, внешне консервативный по форме курс на возобновление развития через обращение к ценностям недавнего, но уже прочно отвергнутого глобалистским истеблишментом прошлого, будет принят по всему миру всеми заинтересованными в развитии силами, не желающими растворения в мировой антиутопии воук-либерализма. Это классический путь старта великих преобразований: Ренессанс и Реформация в Европе начинались с обращения к определенным идеалам и ценностям прошлого. Такой идейный концепт станет ориентиром, моделью для всех здоровых сил, в том числе и глобального Юга, в особенности в странах, которые активно развиваются экономически, но не имеют собственного идейного концептуального аппарата, сопоставимого с европейским и российским.
При этом идея переосмысления места России в мировом пространстве цивилизаций не означает отказа от сотрудничества с Азией, глобальным Югом, на что указывают современные популяризаторы геополитического понимания России как Севера — к примеру, президент ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН А.А. Дынкин, который отмечает, что российскому государству «надо переосмысливать себя как самодостаточный, развитый Север, партнер Большой Азии и глобального Юга, активный участник будущего полицентричного мирового порядка».
В идее северной цивилизации, направленной как на себя, так и на разрушающийся Запад, а возможно, и на остальной мир, Россия может осуществить пересборку, Возрождение, казалось бы, погибших, активно стираемых из памяти воук-либерализмом и глобализмом ценностей и идеалов, моделей развития, политического устройства. Отсылка к Ренессансу не случайна — никто, как и во времена эпохи Возрождения, когда произошла попытка реанимировать различные аспекты античного наследия, не сможет оживить прошлое, но в процессе подобного неоренессанса есть шанс на рождение продуктивного, справедливого и достойного будущего.
Идея альянса цивилизаций Севера представляет собой долгосрочный и отдаленный по времени возможного своего старта проект. На текущий момент оптимальной и рациональной стратегией для России представляется идея «острова Россия» В. Цымбурского [19], пускай и не в прямом виде, а через ставку на внутреннее преобразование, перерождение, собственное неовозрождение. Вместе с тем результат президентских выборов в США может быть разрушителен для левоглобалистского альянса и оказать решающее значение для закономерного финала античеловеческого проекта, которым является левый глобализм, и приблизить гармоничное будущее.
*Деятельность движения запрещена в России.
1. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Издательство «АЛЕТЕЙЯ», 1998.
2. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: АСТ, 2007. С. 6.
3. Michels T. Donald Trump and the Triumph of Antiliberalism // Jewish Social Studies, Vol. 22, No. 3 (Spring/Summer 2017). Pp. 186-192.
4. Sa’adah A. After the Party: Trump, Le Pen, and the New Normal // French Politics, Culture & Society, Vol. 35, No. 2, Special Issue: In Search of Europe, Past and Present: Essays in Honor of Stanley Hoffmann (Summer 2017). P. 54.
5. Curran J. “Americanism, not globalism”: President Trump and the American mission. Lowy Institute for International Policy, 2018. P. 2.
6. Ibid. P. 3.
7. Ibid. P. 7.
8. Lucentini M. The outlook for US foreign policy under President Donald J. Trump // Rivista di Studi Politici Internazionali, 2016, Vol. 83, No. 4 (332). P. 577-588.
9. Hoffmeister C., von. Esoteric Trumpism. London: Arktos, 2024. 144 p.
10. Ibid. P. 2.
11. Ibid. P. 39.
12. Ibid. P. 6.
13. Ibid. P. 75.
14. Ibid. P. 118.
15. Маккиндер Х. Географическая ось истории. М.: АСТ, 2021.
16. Кара-Мурза А.А. «Северная» идентичность России как предмет цивилизационной самокритики (от Петра Чаадаева до Василия Шульгина) // Философский журнал. 2022. Т. 15. № 2. С. 5–16.
17. Головнев А.В. Северность России. Санкт-Петербург: МАЭ РАН, 2022.
18. Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Эксмо, 2023; Шваб К., Ванхэм П. Капитализм всеобщего блага. Новая модель мировой экономики. М.: Бомборра, 2024.
19. Цымбурский В. Остров Россия: геополитические и хронополитические работы, 1993–2006. М.: РОССПЭН, 2007.