Внезапная гибель президента ИРИ Э. Раиси в ночь с 19 на 20 мая 2024 г. в результате авиакатастрофы вновь приковала внимание мировых СМИ к Ирану и ситуации на Ближнем Востоке. Тот факт, что полетный план фактически игнорировал погодные условия и другие вопросы безопасности, уже породил немало спекуляций. Потерпевший крушение вертолет, на борту которого вместе с президентом находился министр иностранных дел и несколько высокопоставленных лиц ИРИ, оказался без связи и в течение длительного времени не мог быть обнаружен ни иранскими военными, ни гражданскими спасательными службами. Ряд сторонников конспирологических теорий поспешили увязать авиакатастрофу с войной в Газе, политикой Ирана на Ближнем Востоке, турецко-иракскими переговорами по вопросам приграничной безопасности. Пока рано делать выводы об истинных причинах крушения президентского вертолета в лесистых горах на северо-западе Ирана, но в сложившихся условиях стоит уделить внимание анализу основных вызовов иранской политике на Ближнем Востоке в условиях войны в Газе и в контексте перемен в высших эшелонах власти в ИРИ.
Основные задачи и инструменты политики ИРИ на Ближнем Востоке
Михаил Маргелов:
Нестабильность в Иране никому не выгодна
Приоритетными целями Ирана в регионе с 2000-х гг. являлись обеспечение национальной безопасности, расширение регионального влияния, сдерживание Израиля и США. Прагматичная внешняя политика ИРИ основывалась на идеологических принципах, вытекавших из шиитского вероучения и постулатах Исламской революции 1979 г. Основной идеологемой являлась борьба против угнетения и за справедливое исламское правление в рамках имамитской доктрины. Эта установка находила отклик у представителей шиитских меньшинств, которые чувствовали себя угнетенными, живя среди суннитского большинства. На практике она проявлялась в распространении идей исламской революции и поддержке шиитских сообществ в регионе.
Политику Ирана на Ближнем Востоке формировала группа факторов геополитического характера, обусловленных интересами национальной безопасности. Во-первых, многие решения властей ИРИ были продиктованы соображениями религиозного характера и детерминированы арабо-иранским историческим наследием. Во-вторых, на выбор внешнеполитического решения также влияла возможность переформатировать региональный баланс сил в свою пользу [1]. Наличие близких ИРИ в конфессиональном отношении групп населения в арабских странах облегчило создание шиитских милицейских формирований, обеспечивших успех дипломатии Ирана и продвижение его политических целей на Арабском Востоке [2].
Одним из эффективных инструментов ближневосточной политики ИРИ являлась поддержка шиитских военизированных группировок и политических движений в арабских странах. Созданная в 1982 г. при непосредственной поддержке Корпуса стражей исламской революции (КСИР) ИРИ шиитская милиционная организация «Хезболла» со временем стала не только серьезной военной силой, но и значимым политическим игроком в Леванте. В Йемене Иран поддержал движение «Ансар Аллах» (Хуситы), что позволило Тегерану истощать ресурсы и отвлекать внимание Эр-Рияда, одновременно укрепляя свои позиции на юге Аравийского полуострова. В Сирии и в Ираке Иран поддерживал шиитские ополчения, которые играли важную роль в политике и безопасности этих стран. Интеграция шиитских милиций в национальные вооруженные силы способствовала укреплению позиций Ирана в Ираке и САР. В иракских и сирийских вооруженных силах стала формироваться новая идеология индоктринации личного состава — продвижение принципов шиитской версии ислама в иранской трактовке. Несмотря на различия в происхождении их представителей и степени лояльности Ирану, шиитские милиции стали надежным союзником Ирана в САР. Тегеран расширил сотрудничество с властями в Багдаде и Дамаске.
Важными инструментами культурно-религиозной экспансии ИРИ было распространение шиитского вероучения, создание сети культурно-образовательных центров [3]. В Сирии большое внимание уделялось вопросам святых мест — в Дамаске и его пригородах Иран провел реконструкцию трех шиитских святынь, названных в честь дочерей и внучек Али — «Сейида Зейнаб», «Сейида Сакина» и «Сейида Рукъая» [4]. В конце 2021 г., после прекращения активной фазы вооруженного противостояния в САР, религиозный туризм из Ирана в Сирию возобновился. Если до начала гражданской войны Сирию ежегодно посещало более 500 паломников из Ирана и Ирака, то после 2023 г. их число кратно выросло. Финансовые инвестиции и технико-экономическая поддержка стали важными составляющими иранской стратегии, позволившими Тегерану усилить экономическую зависимость своих союзников и укрепить собственные позиции в регионе. Гуманитарная дипломатия меняла социокультурный облик ряда арабских стран и делала их власти еще более зависимыми от Ирана [5].
Сирийский вызов
Лана Раванди-Фадаи:
Ограниченные атаки или полноценная эскалация: что ждет Иран и Израиль?
Сирийский кризис бросил вызов ближневосточной политике ИРИ, но одновременно предоставил новые возможности для укрепления иранских позиций в регионе. С самого начала событий в Сирии Иран активно поддержал Б. Асада, предоставив официальной власти Сирии значительную военную и финансовую помощь. По мере расширения вооруженного противостояния и ослабления Сирийской арабской армии (САА) Иран нарастил свое военное присутствие в САР. В Сирии сражались подразделения КСИР и регулярной иранской армии (Артеш) под командованием К. Сулеймани.
В 2013 г. Иран приступил к созданию отрядов милиции в рамках Национальных сил обороны (НСО) и Местных сил обороны (МСО) за счет привлечения шиитских наемников из Ирака, Афганистана и Пакистана. Иранские милиционные формирования сыграли заметную роль в победе Б. Асада над вооруженной сирийской оппозицией и ИГ (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ). В конце 2019 г. общая численность проиранских милиций в Ираке, Сирии, Ливане, Йемене, Афганистане и Пакистане составляла около 250 тыс. бойцов. Иранское вооруженное участие в сирийском конфликте ознаменовало коренной поворот в политике Тегерана на Ближнем Востоке. После завершения горячей фазы конфликта Иран не только не сократил свое военное присутствие в Сирии и Ираке, а наоборот — увеличил численность шиитских вооруженных формирований за счет создания новых милиций и частичной интеграции их личного состава в структуру регулярных арабских армий на основе принятых местными властями законов. К середине 2023 г. Иран добился значительных военно-политических успехов на Ближнем Востоке, что в последствии способствовало восстановлению дипломатических отношений Тегерана и КСА (март 2023 г.), визиту И. Раиси в Дамаск и возращению Сирии в ЛАГ (май 2023 г.) после того как арабские монархии Персидского залива осознали тщетность попыток изменить характер сирийско-иранских отношений.
Укрепление военно-политических позиций Ирана на Ближнем Востоке оказало неоднозначное влияние на отношения страны с крупными региональными и мировыми игроками на поле сирийского конфликта. Арабские государства ускорили процесс сирийской нормализации и возвращения Сирии в ЛАГ, стремясь сбалансировать растущее влияние ИРИ в САР. С другой стороны, проиранские милиции стремились сбалансировать влияние российских военных, а также сдерживали присутствие США и Турции в различных районах САР. Атаки милиций на израильские и американские объекты привели к обострению ирано-израильского и ирано-американского противостояния в регионе. Весной–осенью 2023 г. они нанесли ракетно-артиллерийские удары по израильским поселениям в Палестине и американским военным целям в САР. Вооруженный конфликт между Тель-Авивом и Тегераном [6] вошел в критическую фазу, поставив под вопрос нерушимость достижений региональной политики ИРИ [7].
Эволюция успеха
Андрей Кортунов:
Иранский джокер в ближневосточной колоде
С началом войны в Палестине атаки милиций на израильские и американские объекты в Палестине, Сирии и Ираке сделали Иран активным участником палестино-израильского конфликта в глазах Израиля и США. В ответ на призывы командира бригад «Аль-Кассам» (военное крыло ХАМАС) М. Дейфа к силам «Исламского сопротивления» поддержать ХАМАС представители проиранских вооруженных группировок Ирака и Сирии заявили, что защита Газы важнее, чем обязательства милиций перед властями Багдада и Дамаска. Шиитские милиции усилили присутствие в густонаселенных районах старого Дамаска и его ближайших пригородах, сделав их потенциальной мишенью израильских ВВС. Иран обезопасил пути и средства доставки оружия в Ливан и Газу за счет их частичной диверсификации и заявил о поставке сирийской армии (САА) системы ПВО типа «Хардад-15». Интересно, что заявление М. Дейфа отразило всю комплексность взаимоотношений Тегерана с шиитскими милициями. Далеко не все из них разделяли идеологические ценности ИРИ и признавали власть «велаят-е факих». Мотивацию многих формировали соображения финансового порядка. С одной стороны, после начала операции ХАМАС «Потоп аль-Акса» духовные лидеры ИРИ стремились дистанцироваться инициативы суннитского ХАМАС. С другой, после интеграции в арабские вооруженные силы и укрепления своих позиций в арабском социуме милиции почувствовали силу и стремились обозначить собственную политическую значимость.
Нападения пользующихся поддержкой Тегерана йеменских хуситов на суда в Красном море срывали планы бесперебойных поставок Израилю и бросали вызов мировой экономике, которая зависела от безопасности этой важной транспортной артерии экспорта углеводородов. С января 2024 г. Израиль трижды атаковал Дамаск, Алеппо и Хомс, ликвидировав около 140 бойцов Хезболлы и около 20 командиров высшего и среднего звена КСИР [8]. После ударов Ирана и шиитских милиций по американской базе на границе с Иорданией и Иракскому Курдистану ситуация в этом районе заметно осложнилась. В условиях эскалации ирано-израильского противостояния Тегеран стремился не обострять отношения с США в регионе. Визит командующего Аль-Кудс И. Каани в Ирак способствовал прекращению атак на американские объекты в Ираке. Однако уже в начале марта 2024 г. ряд шиитских милиций, нарушая достигнутые с А. Хаменеи договоренности, возобновили атаки на американских военных в Ираке.
Война в Газе привела к резкой активизации джихадистских сил в регионе. В Ираке и Сирии вновь заявило о себе ИГ. Оно провозгласило себя борцом за создание единого фронта «суннитского джихада» и сражалось не столько с Израилем и США, сколько с шиитским Ираном и «продавшимися» Тегерану иракским и афганским отделениями Аль-Каиды (организация признана террористической, ее деятельность запрещена на территории РФ). Масштабный теракт в Мешхеде в марте 2024 г., произошедший во время мемориальной церемонии по случаю годовщины смерти К. Сулеймани, показал, что успехи Тегерана в борьбе с ИГ в Сирии и Ираке (2014–2016), которые он капитализировал в виде политических достижений в глазах арабской и мировой общественности, выглядят далеко не однозначно в условиях войны в Газе.
В самом Иране события в Палестине также получили неоднозначный отклик. Если иранский политический истеблишмент, в целом, одобрял действия властей в поддержку Палестины, то в социальных сетях иранцы нередко критиковали атаку ХАМАС на мирные израильские поселения. Ремейки лозунгов времен Зеленой революции (2009) свидетельствуют об усиливающемся недовольстве населения внешнеполитическими приоритетами правительства.
Сотрудничество без вражды: Россия и Иран
Дмитрий Поляков:
Война в стиле «прокси»: какова вероятность подключения сторонних негосударственных акторов к палестино-израильской эскалации?
Союзнические отношения Москвы и Тегерана базировались на общности целей и подходов в Сирии, в частности, и на Ближнем Востоке. Укреплению российско-иранского сотрудничества способствовало общее видение задач по борьбе с воинствующей оппозицией. Россия рассматривала Иран как своего союзника в Сирии. Тегеран связывал с Москвой успех осуществления своих планов на Ближнем Востоке, однако по мере развития сирийского кризиса различия между Москвой и Тегераном в методах его разрешения, конечных целях и тактических задачах стали проявляться все заметнее. Москва взяла курс на продвижение в боеспособные подразделения сирийских вооруженных сил военных, которые прошли специальные учебно-тренировочные курсы в России, и инициировала серию перестановок в руководстве сирийских органов безопасности [9]. Проведенные в январе 2024 г. Б. Асадом перестановки в высшем командном составе армии и органах безопасности были расценены как российская инициатива по реформированию сирийских спецслужб и усилению политического контроля над ними.
После начала войны в Газе Сирия превратилась в арену ирано-израильского вооруженного противостояния. Сирийские власти подверглись международному давлению и озаботились сохранением баланса в отношениях с Россией и Ираном, принимая во внимание их влияние на механизм принятия решений в САР и разноплановость их отношений с Израилем, Турцией и арабскими странами.
Растущее военное присутствие Ирана в САР в контексте борьбы с Израилем и США шло вразрез с планами Москвы по завершению военной фазы конфликта и выводу иностранных войск из страны. Принятые Б. Асадом организационно-кадровые решения в армии и органах безопасности в качестве первого шага подготовки страны к политическому транзиту многие в Дамаске и за рубежом рассматривали как конкурентную борьбу между Ираном и Россией за контроль над властным механизмом САР. Вопреки ожиданиям, непрекращающиеся атаки шиитских милиций на американские объекты в Сирии и Ираке не привели к выводу американских войск из этих стран. В то же время соперничество Москвы и Тегерана в Сирии не было враждой. Российские ВКС обеспечивали поддержку шиитских милиций в борьбе с ИГ и вооруженной оппозицией. Общность интересов России и Ирана в Сирии, а также стремление минимизировать американское влияние на Ближнем Востоке перекрывали некоторые расхождения между Москвой и Тегераном в методах разрешения сирийского конфликта. Иран осознавал свою зависимость от России в вопросах обеспечения национальной безопасности как потенциального защитника от возможных попыток США сменить власть в Иране. Динамика сирийского урегулирования вела к объединению военно-политических усилий России и Ирана в САР. В контексте активного военного строительства в Иране, прежде всего — разработки ядерной программы, характер отношений Москвы и Тегерана играет решающую роль в определении будущих контуров развития Ближнего Востока. Стремление Ирана к развитию энергетических проектов и транспортной инфраструктуры повышает конкурентные возможности обеих стран на мировом рынке углеводородов, особенно после ослабления режима санкций [10]. Согласованная политика Москвы и Тегерана при поддержке Турции на южном направлении может положительно сказаться на урегулировании ситуации в регионе Ближнего Востока, в том числе и в Сирии. В условиях отсутствия «ядерного» диалога с Ираном возобновление Западом контактов с Тегераном по вопросам безопасности могло бы ослабить остроту противостояния на Ближнем Востоке. Тем более, что Иран активно развивает ракетные программы и ядерные технологии, чем вызывает озабоченность в Европе и на Ближнем Востоке, а также затрудняет международные усилия Москвы по возобновлению ядерного диалога с ИРИ [11]. В таких условиях было бы разумным предложить более широкие рамки сирийского урегулирования с охватом вопросов палестинской государственности, безопасности границ Ирака, Турции и Ирана и иранского присутствия в регионе. В то же время было бы неверным полагать, что урегулирование на Ближнем Востоке может проходить за счет отношений Москвы с Дамаском и Тегераном.
***
Гибель иранского президента в авиакатастрофе актуализировала вопрос о преемственности власти в Иране и его будущей политике на Ближнем Востоке. Действительно, внезапная кончина И. Раиси может привести к борьбе за власть и изменению подходов к ведению внешнеполитической деятельности. Речь идет в том числе об участии ИРИ в вооруженных конфликтах и в более широких географических рамках (Африка, Западная Азия, Средняя Азия, Закавказье). Приход к власти в Иране сторонника жесткой линии, тесно связанного с силовыми структурами, может еще больше упрочить роль КСИР и связанных с ним структур в политике. Изменение характера власти и выдвижение представителя лагеря «реформаторов» приведет к усилению позиций регулярной армии. С учётом того, что представители жёсткой линии продолжают контролировать ключевые правительственные институты, внешняя политика Ирана, вероятно, продолжит нынешний курс. Речь идет о сохранении жёсткой позиции по ядерным переговорам и конфронтационного подхода к западным странам. Доминирование консерваторов в парламенте укрепляет вероятность непримиримой позиции по международным вопросам. Тем не менее неопределённость и политические перестановки после смерти И. Раиси могут открыть пути для стратегической корректировки. Новое руководство может принять разные тактики для решения вопросов международных санкций и экономических вызовов. Политика Ирана в Сирии, Ираке и Йемене, скорее всего, останется прежней. Переход власти может либо усилить существующие тенденции, либо привести к более выверенному подходу для снижения региональной напряжённости и избежания дальнейшей экономической изоляции.
Изменения в системе отношений на Ближнем Востоке подталкивают Тегеран к выбору более гибкой политической стратегии в регионе. Укрепление государственной власти арабских стран и отсутствие серьезных конфессиональных конфликтов может стать барьером перед иранским вмешательством на Ближнем Востоке. Более широкое участие представителей религиозных и этнических меньшинств в механизме управления в странах с преимущественно арабо-суннитским населением ослабляет интервенционистские настроения ИРИ в отношении этих государств и снижает риски прямой интервенции Ирана.
Соперничество мировых держав за влияние на Ближнем Востоке во многом формирует новое видение Ираном своей роли и места в этом процессе. Усиливающееся стремление США восстановить свое былое превосходство в регионе в условиях ирано-израильского конфликта и кризиса на Украине формирует новые угрозы национальной безопасности Ирана и ставит Тегеран перед необходимостью выбора более эффективной стратегии национальной безопасности.
Список источников
1. Подробнее см.; Ахмедов В.М. Сирийский кризис и борьба Ирана за Ближний Восток (1990–2020-е гг.) / Институт востоковедения РАН., М., 2022.
2. Наиболее известными шиитскими милициями Сирии и Ирака считаются бригады «аль-Аббасиюн», «аль-Фатимиюн» и «аль-Зейнобиюн», Силы народной мобилизации (аль-Хашад аль-Шаабий) в составе которых сражались преимущественно шииты из Ирака, Афганистана и Пакистана.
3. Messing, D. (2021). The Bright Light Institute’—Another Iranian Organization Spreading Shiism in Eastern Syria. Alma Research and Education Center, Kfar Vradim, Isr., Mar. 14, 2021.
4. Принятый в Сирии закон №10 от 2018 года дал право отчуждать объекты недвижимости, в случае если их владелец не мог подтвердить свои права владения. Кварталы Дамаска и Алеппо заселили десятками тысяч шиитских семей из Ирака, Афганистана, Пакистана. В 2021 году в Сирии действовало 6 иранских университетов. В Дамаске, Халебе, Латакии, Дейр аль-Зоре работало 15 культурных центров Ирана.
5. Миртуркамирани Мухаммад. «Стратегическое влияние Ирана в Ближневосточном регионе». «Донья-и Эктесад», Тегеран, 2022 г.
6. В 2021–2022 гг. ирано-израильское противоборство вышло за пределы Леванта, охватив Аравийский полуостров, Ирак, Турцию и Азербайджан. Особую тревогу Ирана вызывало предполагаемое нахождение израильских войск специального назначения и комплексов РЭБ на северных границах ИРИ. В апреле 2024 г. военные объекты ИРИ подверглись ударам неопознанных летательных аппаратов. Ряд СМИ предположили причастность израильских БПЛА, которые проникли на иранскую территории в районе азербайджано-иранской границы (Тебриз). Однако эта версия быстро угасла на фоне заявлений президента Турции Р.Т. Эрдогана, который на встрече с представителями ХАМАС отрицал сам факт нанесения ударов по Ирану.
7. Подробнее о ирано-израильском противостоянии в САР см.; Ахмедов В.М. Эволюция ирано-израильских отношений в условиях кризиса в Сирии. Пути к миру и безопасности. №1(64). ИМЭМО РАН. 2023. DOI: 10.20542/2307-1494-2023-1-с. 147-166.
8. В марте–апреле 2024 г. израильские удары по иранским целям в САР, в частности, по иранскому консульству в Дамаске, привели к гибели более десяти высокопоставленных офицеров КСИР и шиитских милиций.
9. См. Ахмедов В. М. (2022). Сирийский кризис и борьба Ирана за Ближний Восток. (1990–2020-е годы). М., ИВ РАН. 237 стр.
10. Хосрави Ф. «Экономические отношения между Ираном и Россией», «Ираншенаси», Тегеран, 2023 г.
11. Салехи А. «Россия и Иран: партнерство и конкуренция», «Шарк», Тегеран, 2021 г.