Сергей ЮРЬЕВ
Примерное время чтения: 11 минут
Сергей ЮРЬЕВ / АиФ
В Музее изобразительного искусства XX–XXI веков открылась выставка работ московского художника Виктора Брагинского, который представил на суд ульяновских зрителей свой «Марокканский альбом» (6+).
Досье
Виктор Брагинский Заслуженный художник РФ (2010 г.), профессор кафедры рисунка и живописи художественного факультета ВГИКа. Родился 2 сентября 1954 года. С 1976 года работал в различных книжных издательствах художником-иллюстратором. С 1977 года ведёт активную выставочную деятельность. С 2004 года преподаёт на кафедре художественного факультета ВГИКа. Автор серии пастелей «Безмолвие Русского Севера» и сотен других работ.
Виктор Эмильевич прибыл в Ульяновск ещё и как почётный гость ХV Международного фестиваля кино и телепрограмм для семейного просмотра имени Валентины Леонтьевой «От всей души». И это вполне объяснимо, поскольку он не только сын известного кинодраматурга Эмиля Брагинского, в содружестве с которым Эльдар Рязанов создал свои лучшие фильмы. Он ещё и профессор ВГИКа. Накануне открытия выставки художник поделился своими взглядами на творчество и роль искусства в жизни современного общества.
Современность – понятие условное
Сергей Юрьев, ul.aif.ru: Виктор Эмильевич, ваше творчество довольно разнообразно – и по стилям, и по темам. Почему в Ульяновске вы решили выставить именно эту серию работ? Казалось бы, где мы, а где Марокко…
Виктор Брагинский: Сама поездка в Марокко в 2015 году была своеобразным творческим экспромтом. После одной выставки в Москве, где я выставлял российские пейзажи, мне предложил совершить такой вояж один знакомый галерейщик, – видимо, ему стало интересно, как я проявлю себя в восточной экзотике. А в Ульяновске у меня уже была выставка в 2017 году, когда этот цикл на тот момент уже был, и Елена Николаевна, заведующая этим музеем, об этом знала. И предложила в следующий раз выставить именно его. Так что выбор зависел не только от меня… Я согласился, потому что мне очень нравятся и музей, и люди, которые здесь работают, и замечательный руководитель…
– А что вас в первый раз привело в Ульяновск?
– Я преподаю во ВГИКе, и есть давняя совместная программа нашего института с вашим музеем, связанная с ульяновским кинофестивалем.
– Я успел посмотреть картины, и меня удивило то, что действительность, изображённая на полотнах, не несёт в себе никаких признаков современности. Как будто все сюжеты взяты из Средневековья. Марокко действительно так выглядит или это избирательный подход художника?
– В Марокко не так уж и много крупных городов – Касабланка, Фес и Марракеш… Там, конечно, есть и современная застройка, и автомобили, и прочие признаки XXI века. Но всё это есть везде, и везде оно одинаково. Мне показалось скучным уделять этому внимание там, где можно погрузиться в прошлое, в традиции, в неповторимый местный колорит. Да, и по большому счёту за последние столетия там мало что изменилось, если говорить о культуре, быте, ценностях. Так что тот же автомобиль выглядел бы там как нечто чужеродное. Кстати, само отношение к современной технике там отягощается местным колоритом. Автомобили-то там есть, а вот правил дорожного движения нет, зато есть множество сумасшедших таксистов, которые бьются на всех углах. Каждый ездит как хочет… К тому же мне повезло с сопровождающими. Местные жители, марокканцы, показали мне не ту страну, которую обычно демонстрируют туристам, а ту, которая существует в действительности. И Атласские горы, и жилища берберов. И я просто не мог отказать себе в удовольствии изобразить именно это.
– Значит ли это, что прошлое вообще для вас более привлекательно, чем современность?
– Не совсем так. Современность – это вообще понятие довольно условное, и определяется оно не архитектурой, гаджетами или автомобилями... Хотя, с другой стороны, есть у меня серия работ по Русскому Северу, и по ним тоже трудно судить, о чём это – о современности или о событиях прошлого либо позапрошлого веков. Но не могу сказать, что я намеренно избегаю элементов современности. И в Марокко есть отели, осталось влияние европейцев, поскольку там когда-то была французская колония. Но для того чтобы это увидеть, не нужно ехать в Марокко.
То же самое есть в любом другом месте. В той же Москве совершенно не тянет изображать какой-либо современный деловой центр. Они есть везде, и везде они практически одинаковые. Я уже в том возрасте, когда могу себе позволить делать исключительно то, что мне кажется интересным.
Рядовые картинки делать не хочется
- Вы в Ульяновске не впервые... А наш город вас как художника чем-то привлекает? Не тянет здесь выйти «на пленэр»?
- Мой первый визит в Ульяновск продлился два дня, и сейчас продлится не больше времени. Так что, желание – это одно, а возможности – совсем другое. Но у меня есть серия картин «Малые города Волги». Кинешма, Макарьев, Кимры... Хотя Ульяновск не вписывается в понятие «малый город», здесь тоже много интересного, здесь есть впечатляющие контрасты, «перекличка» старой и новой архитектуры. Но к этому надо приглядеться, с этим надо пожить. Делать рядовые картинки как-то не хочется... Город на Волге всегда имеет неповторимый колорит. Так что, об этом можно подумать. Может быть, что-то и появится...
– Среди полотен, что представлены на выставке, нет ни одного портрета. Люди есть, но они существуют скорее в контексте какого-то пейзажа или интерьера. Почему?
– Портрет требует долгого изучения человека. Не будем забывать, что Марокко – исламское государство, и проникнуть во внутренний мир человека иной культуры непросто. Например, Зинаида Серебрякова несколько лет прожила в Алжире, и ей удавалось делать портреты – вплоть до обнажённой натуры. Как женщине, ей было проще найти подход и понимание… Но она очень долго там жила. А на меня как-то косо смотрели, когда я что-то рисовал с натуры. Так что от портретов я изначально отказался. Есть в этой серии работа «Медресе», где детишки сидят за партами где-то на втором плане. Даже для этого пришлось получать специальное разрешение…
– Наверное, и это было непросто, поскольку в исламской традиции изображение человека вообще не приветствуется…
– Да, всё-таки надо уважать местные традиции и обычаи. Приходилось как-то выкручиваться. Иногда жена, сопровождавшая меня в поездке, прикрывала в момент работы…
В живописи должна быть своя драматургия
– В большинстве ваших картин просматривается некая драматургия. Не влияние ли это вашего отца – драматурга Эмиля Брагинского?
– Трудно сказать. Я ведь в своё время окончил художественный факультет института кинематографии. Поэтому волей-неволей воспринимаю мир в некой динамике киноленты. Покадрово! И в каждом кадре должна быть драматургия. И эту серию я порой воспринимаю как некий кинематографический проект. А с отцом мы часто беседовали – обсуждали и мои картины, и его произведения. Он, кстати, в юности подумывал о том, чтобы стать художником. Он рано остался сиротой и с четырнадцати лет водил экскурсии по историческому музею, по Третьяковской галерее, зарабатывая себе на жизнь. Так что он знал и понимал живопись. По его сценарию был снят фильм «Василий Суриков», он писал о художниках, многих из которых знал лично, заведовал отделом изобразительного искусства в журнале «Огонёк». При нём там появились цветные вкладки с работами современных художников. Может быть, эта страсть к изобразительному искусству передалась мне.
– Вам не кажется, что многими сферами, в том числе связанными с творческой работой, сейчас занимаются неучи? И кинематографа это тоже касается…
– Главная проблема современного отечественного кино – в очень низком уровне драматургии. Кроме этого, кинорежиссёр – это в наше время очень дефицитная профессия. Не в смысле их количества, а в смысле качества. Действительно талантливых людей, по-настоящему владеющих профессией, крайне мало. Автор сценария и режиссёр – два столпа, на которых держится фильм. И сейчас такие творческие тандемы – величайшая редкость. Поэтому и в кино, и на телевидении сейчас идёт масса поделок очень среднего качества. Даже многое из того, что сделано довольно профессионально, не трогает зрителя, не даёт пищи ни душе, ни разуму.
– Любая творческая работа должна делаться с любовью. Но в последние десятилетия создаётся впечатление, что многие люди искусства творят либо ради славы, либо ради денег. Вам так не кажется?
– Ну если честно, то определённая доля тщеславия есть в каждом человеке. Каждому приятно знать то, чего большинство не знает, уметь то, что дано немногим… Другое дело, если это ощущение перерастает в гордыню. А это уже порок. И ещё… Любому человеку, который занимается изобразительным искусством, необходимо посещать музеи. Не столько для того, чтобы учиться у больших мастеров, сколько для того, чтобы понимать, чего ты стоишь по сравнению с ними. Иначе трудно дать себе адекватную оценку и найти своё место в этом мире. Творчество – это огромный труд, который должен нести радость не только результатом, но и самим процессом, постоянной работой и для души, и для ума, и для рук. И если это вызывает хотя бы какой-то интерес у окружающих, это уже хорошо. Отец говорил, что творческая работа хороша ещё и тем, что над художником нет начальства. Нас нельзя уволить, поскольку мы не занимаем никакой должности. И это замечательно!
– Но в этом есть и сложность: если не знаешь, куда двигаться дальше, никто и не направит…
– Художники в широком смысле этого слова делятся на две категории. Первая – одиночки. Например, таким был Иосиф Бродский, гражданин мира… А есть такие, с кем близкие люди делят ощущение жизни, восприятие мира. Для меня это супруга, Татьяна Юрьевна, с которой мы познакомились сорок три года назад, – мой главный ценитель, эксперт, мой генерал! Есть жёны, которые своих мужей превозносят, считают их самыми великими, самыми гениальными. Недооценёнными и так далее... Но золотое качество жены художника в том, что она любит и понимает живопись и вообще изобразительное искусство. Значит, её мнению можно доверять. Мне в этом смысле сказочно повезло.
Оцените материал