Международная система Устава ООН находится сейчас под беспрецедентной угрозой. Если первая холодная война велась в основном в рамках её системы, то сегодняшняя холодная война ведётся за само выживание этой системы. Освободившись от системы ООН, гегемонистские амбиции Политического Запада обнажаются как никогда раньше, провоцируя контрдвижение, которое меняет характер международной политики в целом, пишет Ричард Саква, почётный профессор российской и европейской политики Кентского университета.
Краткое содержание: В 1945 году человечество объединилось, чтобы создать международную систему Устава ООН. Была надежда, что после самой катастрофической войны, которую когда-либо видел мир, может возникнуть более совершенная система международных отношений. «Дух 1945 года» породил Организацию Объединённых Наций и её основополагающий Устав, который впоследствии был подкреплён многочисленными декларациями, протоколами и конвенциями. Эта система обеспечивает множество общественных благ, включая специализированные ведомства, но, прежде всего – создание нормативной и легитимной основы для проведения международной политики. Сегодня она сталкивается с беспрецедентными проблемами. Напряжённость между многосторонностью и нормативными стремлениями к миру и развитию, воплощёнными в Уставе ООН, и конкурентной практикой международной политики стала жёстким противоречием, возможно непримиримым. Создание конкурирующих блоков (мировых порядков) в Первой холодной войне помешало консенсусу по фундаментальным вопросам, но все стороны заявляли о своей верности Уставу. Когда советский блок распался в 1989–1991 годах, система Устава столкнулась с новым вызовом – стремлением к глобальной гегемонии Политического Запада во главе с США. Этот блок претендовал на определённые опекунские привилегии над международной системой, сформулированные первоначально в терминах «либерального международного порядка», а затем в форме «порядка, основанного на правилах». Это породило конфликты и даже войны, но сегодня этому противостоит появление Политического Востока. Вторая холодная война сложнее и опаснее, чем первая, прежде всего из-за угрозы самому существованию уставной системы и её норм.
1. Введение
Международная система наделяет эпоху нормативной базой для проведения международной политики. Она представляет собой комбинацию норм, процедур и институтов, причём последние не обязательно формализованы. Одновременно в сфере международной политики блоки государств создают особые мировые порядки, отражающие их представления о правильном управлении и взаимодействии. В 1945 году, после двух катастрофических мировых войн за одно поколение, мир объединился, чтобы создать уставную международную систему, в центре которой находится Организация Объединённых Наций. Международная система в современную эпоху универсальна, в то время как отдельные мировые порядки отражают самобытные культуры, цивилизации, идеологии и геополитические интересы их создателей.
Во время Первой холодной войны США создали собственный политический порядок – Политический Запад, а Советский Союз создал коммунистический блок. Распад советского коммунизма и связанного с ним мирового порядка в 1989–1991 годах привёл к созданию мира с единым порядком (иногда он характеризуется как однополярный). Без сдерживающего влияния почти равного конкурента Политический Запад радикализовался и заявил о своей универсальности (Mearsheimer, 2018, 2019; Walt, 2019). При этом Политический Запад (также известный как либеральный международный порядок или порядок, основанный на правилах, хотя данные термины не совсем синонимичны) превратился в соперника международной системы, в которую он якобы был встроен. Это, в свою очередь, породило контрдвижение во главе с Россией, Китаем и некоторыми средними державами. Китай формально отвергает блоковую политику, несмотря на союзничество с другими государствам, и, следовательно, не будет устанавливать собственный «мировой порядок», основанный на союзнических связях, хотя зависимости отнюдь не исключаются. «Политический Восток» находится в стадии становления, уравновешивая Политический Запад, отвергая при этом логику, на которой он основан.
Следуя реалистическому мышлению, Генри Киссинджер (Kissinger, 2014), как известно, не проводил различий между порядком и системой. С точки зрения реалистов, меняющиеся модели альянсов, враждебные действия и баланс сил на уровне международной политики представляют собой всю полноту того, что имеет значение в международных отношениях. Это слишком упрощённое представление. Международная система Устава ООН, конечно, не имеет ничего общего с мировым правительством, но она обеспечивает нормативную структуру, в рамках которой проводится международная политика (ср. Bull, 1977/1995). Даже самые убеждённые реалисты признают фундаментальную роль международного права, хотя государственные интересы имеют для них приоритет. Для полноты картины следует отметить, что на международные дела также влияют две другие важные области (помимо международной системы и международной политики): мир международной политической экономии и сфера транснационального гражданского общества и социальных движений. Их динамика и взаимодействие с другими областями не будут рассматриваться в этой статье. Вместо этого основное внимание будет сосредоточено на расхождении между системными нормами (ценностями и «духом», представленными интернационализмом Устава) и практикой современной международной политики. Уставная международная система переживает сейчас глубочайший с момента её создания кризис, и в результате международная политика становится всё более «анархической» (Sakwa, 2023a).
Противоречия между принципами многосторонности Устава ООН и практикой международной политики Второй холодной войны острее, чем когда-либо. Международные дела сейчас формирует несоответствие между суверенным интернационализмом, в котором уважение к суверенитету и плюрализму сдерживаются приверженностью ценностям Устава, и демократическим интернационализмом, экспансивным и нелиберальный взглядом на международную политику. Это метаполитика нашей эпохи, распространённая во всех сферах. Столкновение между мировыми порядками, в частности порядком, основанным на правилах, под руководством США (т. е. Политическим Западом), и зарождающимся Политическим Востоком – союзом России, Китая и некоторых других государств – усугубляется онтологической конкуренцией на структурном уровне. Возможно возникновение многопорядкового мира на уровне международной политики (Flockhart, 2016), иначе называемого многополярностью (хотя эти два понятия также не являются полными синонимами), но это сопровождается угрозами самой международной системе. В Первой холодной войне такого не было, и это объясняет, почему Вторая холодная война глубже и сложнее. Ощутимые идеологические различия Первой холодной войны, когда капиталистические демократии противостояли наследию революционного социализма, в нынешнем свете кажутся относительно поверхностными. Первая холодная война велась в рамках международной системы Устава ООН (хотя и допускала её нарушения), тогда как вторая холодная война касается самой системы. Этот двойной конфликт, действующий одновременно на уровне системы и порядков, придаёт противостоянию беспрецедентную глубину, оставаясь в то же время аморфным и многообразным.
Вторая холодная война является более сложной, всеобъемлющей и опасной, чем первая.
2. Возобновление противоречий холодной войны
Две модели мирового порядка основаны на противоположных идеях о том, как следует вести международные дела: суверенном интернационалистическом видении и демократическом интернационалистическом идеале. Эти расходящиеся представления приобретают всё более чёткий пространственный (геополитический) профиль. С одной стороны, существует мировой порядок, представленный беспокойным и экспансивным Политическим Западом, выдвигающим претензии, которые подрывают прерогативы международной системы. Идеология демократического интернационализма не терпит компромиссов (по крайней мере, когда дело касается противников) и подрывает привычные дипломатические практики. Либеральная гегемония лишена чёткой территориальной или этнической привязки, но она не внепространственна и не вневременна. Я утверждаю, что после 1945 года сформировался особый тип системы власти. Политический Запад, созданный во время первой холодной войны, был сформирован под влиянием её практик, и его сохранение после 1989 года сохранило и эти его особенности. Он заявил о своей победе в «холодной войне», но сама эта формулировка была не только проблематичной, но и разрушительной для самой идеи победы, на которую он претендовал. Холодная война скорее увековечилась, чем была преодолена, и это отнюдь не победа.
Вместо того, чтобы распасться в конце Первой холодной войны, как предполагали неореалисты, ибо альянсы должны распадаться после достижения своей цели (Waltz, 1993), Политический Запад не только продолжил своё существование, но и расширился, охватив большую часть Европы, за явным исключением России. Таким образом, была закреплена логика холодной войны, что привело к катастрофическим последствиям. Расширение сопровождалось движением вглубь. Без сдерживающего влияния биполярности один из блоков, созданных во время первой холодной войны, теперь заявил о своих правах опеки над мировой системой. США всегда опасались подчинять свою внешнеполитическую автономию внешним институтам. Это стало причиной того, что Сенат не смог ратифицировать членство США в Лиге Наций в 1920 году. Напротив, после 1945 года США были одним из основателей уставной системы и инвестировали в её развитие, полагая, что легитимность действий США будет усилена в случае санкции международного органа (Wertheim, 2020). Однако США всегда оставляли за собой право действовать независимо, и они поступали так в большинстве конфликтов Первой холодной войны.
С распадом Советского Союза и его системы альянсов однополярная эра ознаменовала великую подмену. Либеральная гегемония заменила нормы Устава ООН и плюрализм.
Демократический интернационализм пропагандировался как морально превосходящий относительную этическую нейтральность, представленную суверенным интернационализмом. Это укрепляло геополитический авторитет и политическую мощь Политического Запада.
Демократический интернационализм делает упор на права человека, свободный рынок и либеральный конституционализм. Фактически речь идёт о радикальном космополитическом видении либерального интернационализма, который «превратит старую глобальную систему, основанную на балансе сил, сфер влияния, военного соперничества и альянсов, в единый либеральный международный порядок, основанный на национальных государствах и торжестве закона» (Ikenberry, 2020, p. 140). Концепция «либерального международного порядка» аккумулирует отдельные категории в единый всеобъемлющий «порядок», объединяющий системное и политическое, а также политическую экономию и даже социальную сферу. Подразумевается, что это единственный жизнеспособный порядок, включающий в себя систему Устава ООН. Это означает, что у такого порядка не может быть легитимного «вне». Автономия системы Устава сводится к нулю, а международное право подчиняется. Аутсайдеры – не более чем просители в зале ожидания истории, стремящиеся вступить в желаемый порядок. Старые социалистические идеи прогресса во временном плане были вытеснены геопространственным представлением модернизации и развития. Даже классические консервативные идеи о том, что каждое общество должно создавать политический порядок, соответствующий его уровню развития и характеристикам, были вытеснены этой новой революционной идеологией.
Это «монистическая» точка зрения, предполагающая, что либеральный международный порядок является единственным жизнеспособным. Монизм просто означает отказ от плюралистического суверенного интернационалистического взгляда, согласно которому мир состоит из различных типов легитимных социальных систем (типов режимов), отражающих общества, находящиеся на разных уровнях развития с разными историческими траекториями и потребностями. Концепция либерального международного порядка – это всего лишь новый способ описания идеи телеологического развития, характерной для демократического интернационализма. Это напоминает дискредитированные идеи однолинейной модернизации 1950-х и 1960-х годов, в которых более развитые общества якобы демонстрируют менее развитым их будущее. Модернизация в то время воспринималась как вестернизация по американской модели, но эта точка зрения уже давно дискредитировала себя. Тем не менее идеология демократизма остаётся весьма влиятельной. Демократизм – это инструментальное применение демократических норм, служащее не демократическим предпочтениям реально существующего народа, а идеализированному представлению этих предпочтений (Finley 2022; Sakwa 2023b). Демократизм относится к демократии так же, как догматический марксизм-ленинизм к социализму.
3. Политический Запад
Политический Запад нетерпим к внешним вызовам. Несмотря на риторическую поддержку плюрализма и толерантности, по своей сути он порождает «либеральный антиплюрализм» Симпсона. Демократический интернационализм порождает практики сдерживания потенциальных соперников, опирающиеся на озабоченность великих держав в отношении якобы структурного антагонизма между демократиями и автократиями (Mearsheimer, 2014). Из-за этого Политический Запад становится по сути герметичным – глухим к призывам извне. По определению, дипломатия – это диалог и компромисс, но в манихейском мире холодной войны сложные вопросы упрощаются и диалог считается наградой, которую следует раздавать экономно, только тем, кто считается достойным этой привилегии. Компромисс – это предательство добродетели, а дипломатия равносильна умиротворению. Для неоконсерваторов, сторонников демократического интернационализма, на дворе всегда 1938 год.
Универсалистские амбиции Политического Запада, возглавляемого США, означают, что практика международной политики всё больше расходится с нормами Устава ООН (Devji 2024). Понятие «либерального международного порядка» имеет смысл с точки зрения силовой политики и развития глобального экономического порядка, но предполагает определённую дистанцию от международной системы. Во время Первой холодной войны параллельные системы сосуществовали, поскольку чрезмерные амбиции сдерживались наличием мощной военной и идеологической альтернативы. Этот конкурирующий порядок побуждал Политический Запад проводить реформы, почерпнутые у противника, чтобы сохранить свою жизнеспособность. Создание государств всеобщего благосостояния в Западной Европе имело глубокие внутренние корни, но также было связано с необходимостью умиротворять своих избирателей, чтобы избежать отчуждения и симпатий к врагу, который предлагал альтернативную модель социального развития. Эта динамика затронула даже США, хотя её сдерживали процветание, обеспечиваемое постоянной военной экономикой и всеобъемлющая информационная экосистема.
Когда ограничения были устранены, Политический Запад перешёл в режим чрезмерной активности. Язык однополярности, «незаменимой нации» и «исключительности» сделал ненужным суверенный интернационализм. В экономической сфере императивы глобализации как будто сжали время и пространство в единое измерение. Универсалистские устремления либеральной гегемонии выходили за рамки истории и традиций. Основанный на правилах порядок не только приобрёл идентичность, отдельную и отличную от системы Устава ООН, но даже претендовал более высокий статус, чем у неё, из-за её стремления продвигать демократическую интернационалистическую повестку дня. ООН оказалась на обочине после бомбардировок Сербии в 1999 году и вторжения в Ирак под руководством США в 2003 году, и была неспособна разрешить углубляющийся кризис европейской безопасности. Расширение НАТО в техническом плане, возможно, было рациональным, но по существу оно представляло собой отказ от идеи неделимой безопасности, заложенной в фундаментальных соглашениях, регулирующих порядок европейской безопасности в эпоху после холодной войны и даже раньше. Противоречия между «неделимой безопасностью» и «свободой выбора», прописанными в Хельсинкском заключительном акте от августа 1975 года, Парижской хартии для новой Европы от ноября 1990 года, Стамбульской декларации от ноября 1999 года и Астанинской декларации от декабря 2010 года, отражают антагонизм между суверенным и демократическим интернационализмом. ООН стала ареной для демонстрации разногласий, а не форумом для их разрешения.
Расхождение между нормами Устава и практикой международной политики спровоцировало возвращение межгосударственных конфликтов в Европу.
4. Политический Восток
С другой стороны действует аморфная группа, которую мы называем Политическим Востоком, объединяющая государства, защищающие суверенный интернационализм. Идею Политического Востока можно воспринимать как ещё одно изобретение западного мышления, соответствующее клише «Запад против остального мира». И если рассматривать его как сугубо антизападную конструкцию с видением мирового порядка, резко расходящимся с представлениямиЗапада, тогда такая критика может быть оправдана. Но на практике ситуация несколько иная. В той степени, в которой Политический Запад принимает идеи системы Устава и её основополагающий принцип суверенного интернационализма, эти две группы могут найти общие точки соприкосновения и сотрудничать. Однако если Политический Запад продвигает демократический интернационализм, позиционирует себя как нечто превосходящее уставную систему и утверждает свою гегемонию в терминах холодной войны, тогда мы можем концептуализировать Политический Восток не как анти-Запад, а как противовес ему: отказ от логики холодной войны и гегемонизма, сопровождаемый защитой системы Устава ООН во имя продвижения позитивной программы мироустройства. В наиболее радикальной форме это включает в себя возрождение антиколониализма и антифашизма в стиле Третьего Интернационала. Многие колеблющиеся государства Глобального Юга симпатизируют этой программе. Однако никто из них не готов сформировать блок, подобный Политическому Западу, и создать своего рода Пятый Интернационал антизападных (и, как следствие, нелиберальных) держав. По самой своей сути Политический Восток представляет собой аморфный и случайный набор взглядов, хотя и основанный на идеологической близости.
Ядром зарождающегося Политического Востока является беспрецедентное китайско-российское сближение . Две великие державы, которые, возможно, лучше назвать государствами-цивилизациями, с расходящимися, хотя и запутанными историями, объединились новым образом. Иногда говорят об отношениях квазиальянса, но основой является общий подход к международной политике. Это нашло отражение в формулировке Совместного заявления от 4 февраля 2022 года, опубликованного Председателем Си Цзиньпином и Президентом Владимиром Путиным во время их встречи на открытии зимних Олимпийских игр в Пекине. В заявлении осуждаются попытки «отдельных государств» навязать свои «демократические стандарты». Утверждается, что Китай и Россия имеют «глубокие традиции демократии». Следовательно, «право судить о том, является ли государство демократическим, есть только у его народа». В заявлении осуждается «дальнейшее расширение НАТО» и содержится призыв к альянсу «отказаться от идеологизированных подходов времён холодной войны». Прежде всего, в заявлении подтверждена центральная роль Устава ООН и Всеобщей декларации прав человека как «базовых принципов, которым должны следовать и которые должны осуществлять на практике все государства» (Joint Statement, 2022). К давней критике Россией исключительности и гегемонистских амбиций США теперь присоединилось намерение Китая утвердить свой статус мировой державы. В заявлении отвергалось представление о том, что обе страны являются «глобальными автократиями», стремящимися подорвать западные либеральные демократии, и вместо этого налицо призывы к плюрализму в международной системе, основанной на принципах Устава ООН (Simpson, 2001).Только на этой основе можно установить порядок в международных делах. Альтернативой являются беспорядки и перманентные конфликты.
Не все на Политическом Востоке придерживаются этой точки зрения. Влиятельная группа политологов утверждает, что разрыв с Политическим Западом на уровне международной политики должен распространиться на разрыв с международной системой в целом (Karaganov, 2024). Однако основная точка зрения по-прежнему привержена тому, чтобы система Устава ООН работала так, как изначально предполагалось. Так считают не только в России и Китае. Это отражено во всех фундаментальных заявлениях организации БРИКС+, состоящей из пяти первоначальных членов (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка) и четырёх новых членов по состоянию на 2024 год: Египет, Эфиопия, Иран и Объединённые Арабские Эмираты (Аргентина отклонила приглашение, а Саудовская Аравия отложила подачу заявления). Это также отражено в заявлениях ШОС, объединяющей в настоящее время восемь стран: Китай, Индию, Казахстан, Киргизию, Россию, Пакистан, Таджикистан и Узбекистан и шесть «партнёров по диалогу»: Армению, Азербайджан, Камбоджу, Непал, Шри-Ланку и Турцию. Простое перечисление этих стран демонстрирует полезность концепции Политического Востока. Он охватывает особую динамику Северной Евразии (ранее называвшейся постсоветским пространством), Центральной Азии, Юго-Западной Азии (когда-то известной как Ближний Восток), Восточной и Южной Азии, а также Глобального Юга (когда-то называемого Третьим Востоком). Это отражено в Большом евразийском партнёрстве, объединяющем интеграционные процессы в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и китайскую инициативу «Пояс и путь».
На Глобальном Юге возродилось Движение неприсоединения. Эта идея, впервые сформулированная на Бандунгской конференции в 1955 году, а затем воплощённая в жизнь в Белграде в 1961 году, отражает желание стран Глобального Юга оставаться в стороне от возобновившейся холодной войны. Существуют также «колеблющиеся государства», присоединяющиеся к той или иной стороне в зависимости от вопроса на повестке дня. В целом Политический Восток отражает зрелость международной системы, в рамках которой в послевоенные годы проводилась деколонизация. Несмотря на то, что 200 стран, составляющих сейчас межгосударственную систему, всё ещё обременены неоколониальным наследием, они твёрдо защищают и утверждают свой суверенитет. В то же время он сдерживается приверженностью интернационализму Устава ООН и, таким образом, далёк от этатистского фундаментализма, характерного для Вестфальской международной системы.
5. Система Устава под угрозой
После 1989 года Политический Запад радикализовался. В отсутствие равного конкурента его амбиции расширились и он стал нетерпим к соперникам. Лидерство США в международной политике было ожидаемым и обычным делом, но стремление к первенству после холодной войны стало чем-то иным. Заместитель министра обороны по политическим вопросам Пол Вулфовиц в начале 1992 года подготовил пресловутый документ, который стал известен как доктрина его имени, а позже лёг в основу доктрины Буша. Документ Вулфовица имел имперский тон и провозглашал политику односторонности и превентивных военных интервенций для противодействия угрозам американскому доминированию. Основной постулат заключался в том, чтобы «не допустить доминирования какой-либо враждебной державы в регионе, ресурсы которого под консолидированным контролем были бы достаточны для обретения глобального доминирования» (Wolfowitz 2000, p. 309). Это классический принцип наступательного реализма, изложенный Джоном Миршаймером (Mearsheimer, 2014), полностью отвергает нормативное измерение, представленное многосторонностью Устава ООН. В итоге системе Устава был противопоставлен так называемый порядок, основанный на правилах. Этот акт подмены подорвал не только прерогативы системы ООН, но, в конечном итоге, легитимность и функциональность самого Политического Запада.
Относительная стабильность, обеспечиваемая общим пониманием того, что ООН и её нормы были золотым стандартом международного поведения, но уже давно подорванная, может окончательно разрушиться (Barabanov et al, 2018, 2022). Возникла своего рода «великая подмена». Вместо того чтобы оставаться частью уставной системы, возглавляемый США Политический Запад теперь претендует на директивные прерогативы, которые по праву принадлежали системе как таковой. Эти претензии были сформулированы в терминах «порядка, основанного на правилах», подразумевая, что система Устава ООН не обеспечивает должным образом глобально применимых правил и норм. Чрезмерные прерогативы, на которые претендует эта подсистема, были резко осуждены Россией, Китаем, Политическим Востоком в целом и многими государствами Глобального Юга. Их заклеймили как возрождённое проявление неоимперских амбиций и традиционного гегемонизма Запада. Замена целого частью вызвала сопротивление. Для политического Запада гегемония была ценой, которую было необходимо заплатить за защиту демократий от возрождающихся автократий. Такая позиция создавала блоковую дисциплину и стигматизировала оппонентов. Выступая в качестве судьи и правоохранительного органа, обеспечивающего соблюдение «порядка, основанного на правилах», политический Запад поставил под угрозу жизнеспособность системы в целом. Эта «великая подмена» имеет ряд последствий.
Во-первых, она подрывает саму идею суверенного интернационализма, основу системы Устава ООН, и тем самым подрывает её основы. Права и интересы государства считаются легитимными только в той степени, в которой они соответствуют «нормам, основанными на правилах». Этот самореферентный аспект демократического интернационализма предполагает более высокий источник законной международной власти. Апелляция к невыразимым и неоспоримым естественным правам рассматривается не ООН или международным правом, а силой, основанной на правилах – другими словами, самим Политическим Западом. «Великая подмена» маргинализует ООН и её институты. Например, за десятилетия Генеральная Ассамблея приняла 180 резолюций по палестинскому вопросу, а Совет Безопасности – 227, но Израиль постоянно нарушал их. Паралич Совета Безопасности из-за войн в Палестине, Сирии и на Украине подрывает авторитет ООН в целом. Многосторонние институты плохо подготовлены к тому, чтобы справляться с такими кризисами в международной политике. Как говорится в одном из комментариев, война в секторе Газа после злодеяний 7 октября 2023 года затянулась, унеся за первые пять месяцев жизни более 30 000 человек, половину из которых составляли женщины и дети: «Израиль (при поддержке США) и его сторонники начали – или, лучше сказать, возобновили – согласованную атаку на ООН, глобальную справедливость и международное общественное пространство в целом» (Lawrence, 2024). В центре Европы в публичной сфере «запускается старый механизм санации Германии путём демонизации мусульман» (Mishra, 2024, p. 11). Войны в Палестине и на Украине усилили продолжающуюся дискуссию об избыточности ООН как высшего голоса международного сообщества (например, Klimkin and Umland, 2020). Это сопровождалось призывами лишить Россию постоянного членства в Совете Безопасности (Carpenter, 2023). Налицо нечто новое, подчёркивающее, что Вторая холодная война гораздо более шире и опаснее первой.
Из этого вытекает второй результат, а именно удушение реальной дипломатии. Если права человека являются абсолютной ценностью, то абсолютистская политическая практика уместна – как можно искать компромиссы со злом? Манихейские чёрно-белые разделения Первой холодной войны поднялись на совершенно новый уровень. Борьба между коммунизмом и капитализмом была понятной, но сегодня отсутствие точности (как определить демократию или «автократию» и как отличить друзей от врагов) породило произвол, подпитывающий системные практики двойных стандартов. Во Второй холодной войне двойные стандарты — это не эпифеномен гегемонии, а системная черта имперского режима управления. Конфликт России и Украины был осуждён, но массовые убийства невинных мирных жителей Израилем в секторе Газа и на Западном Берегу подверглись в лучшем случае умеренному порицанию.
В-третьих, нарастающая глобальная анархия порождает миметическое насилие, которое переходит в самовоспроизводящийся цикл статусных и милитаризованных конфликтов. Страх того, что другая сторона коварно подрывает внутренний порядок, порождает миметическое заражение, поиск козлов отпущения и репрессии. Рене Жирар (Girard, 2003) определил, что механизм жертвы поддерживает социальный порядок, путём перенаправления насилия на козла отпущения и мимесиса присвоения. Он считал имитацию желания обладать объектом (включающим в себя статус и идентичность) характерной чертой человека на протяжении веков (Palaver, 2013). Ритуализированное миметическое насилие, направленное на поиск «козлов отпущения», освобождает общество от накопленной напряжённости. Символическое возложение ответственности за социальные беды на конкретного субъекта лишает его самого основного права – права на жизнь. Принцип «козла отпущения» – универсальное явление, хотя он принимает множество различных форм (Girard, 2005; Girard and Freccero, 1989). Что касается Москвы, то преобладающая русофобия на политическом Западе (примечательно, что Глобальный Юг в значительной степени невосприимчив к ней) является признаком действующего механизма поиска «козла отпущения», когда Россия несёт ответственность за подрыв западных демократий и множество других бед. Кремлю, естественно, не чужд этот механизм, и он возлагает на Запад ответственность за разжигание внутренних разногласий, дискредитируя, таким образом, оппозицию.
В-четвертых, обострилась борьба за господство над институтами ООН. Политический Запад всё чаще голосует как дисциплинированный блок в Совете Безопасности, применяя всевозможные методы, включая подкуп и запугивание непокорных держав, чтобы гарантировать их правильное голосование. Это превращает ООН и её институты в инструмент холодной войны и соперничества великих держав, подрывая автономию и эффективность организации. Поскольку Китай берёт на себя всё больше лидирующих ролей в международных институтах и организациях, включая Всемирный банк и МВФ, политический Запад вынужден давать отпор. К 2021 году Китай возглавил четыре из 15 специализированных учреждений ООН: Продовольственную и сельскохозяйственную организацию, Международный союз электросвязи, Организацию промышленного развития ООН и Международную организацию гражданской авиации. Это вызвало скоординированную реакцию Политического Запада, который опасается, что так называемые «ревизионистские» державы подрывают либеральный порядок изнутри: «Они начинают с призывов к реформе существующих институтов, но со временем “нарезка салями” существующих правил и норм значительно ослабляет эти институты, подрывая более широкий институциональный порядок» (Goddard, 2022, p. 35). По мере перехода Политического Востока от соблюдения правил к ихустановлению , гегемония Политического Запада разрушалась. Сергей Лавров, министр иностранных дел России, заметил, что «у американцев в последнее время просматривается курс на “приватизацию” секретариатов международных организаций. Они расставляют своих людей на руководящие посты. К огромному сожалению, у них есть влияние на страны, голосующие за те или иные кадровые решения. Американцы “носятся” по всему миру. Какое там суверенное равенство государств?» (Lavrov, 2022). В качестве примера можно привести «приватизацию» Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) агентами Политического Запада, препятствующую беспристрастным расследованиям предполагаемого применения химического оружия в Сирии и других местах (Mate, 2019).
В-пятых, усиливающийся кризис многосторонности Устава способствует созданию альтернатив и раздвоению международной политики. Политический Запад сделал это в рамках основанного на правилах порядка, стремясь закрепить свою власть. Сюда входит идея создания «Лиги демократий», первыми шагами к которой стали ежегодные «саммиты демократий». Политический Восток первоначально сосредоточился на создании альтернативных финансовых институтов и учреждений, в которых взгляды незападных держав были бы конституционно закреплены. Мир можно рассматривать как разделяющийся на защитников «империи», «попечительской» роли США и их союзников над многосторонними институтами международной системы и на сторонников «содружества», верящих в то, что лучший порядок международной политики не только возможен, но и необходим, если человечество хочет пережить различные бедствия, с которыми оно сталкивается – от необратимого и стремительного изменения климата до угрозы ядерного апокалипсиса. Это разделение в широком и далеко не последовательном виде соответствует «историческому разделу между государствами-колонизаторами и колонизированными государствами, а также этническим/культурным разделениям между ”белыми” и “небелыми” государствами» (Lawrence, 2024). Россия видит себя во главе возобновлённого антиколониального движения, в то время как США и их союзники становятся воплощением либерального империализма нового образца.
В-шестых, налицо вечные дебаты по поводу реформы системы ООН. Растут требования реформы и прежде всего расширения числа постоянных членов Совета Безопасности с включением в него в качестве постоянных членов как минимум Индии, Бразилии и хотя бы одного представителя Африки (de Zayas, 2021). Отсутствие некоторых крупных держав и регионов в Совете Безопасности подрывает его авторитет. Другая важная идея – изменение баланса ответственности между Советом Безопасности и Генеральной Ассамблеей. Однако непреходящая проблема реформы ООН сегодня не ближе к решению, чем это было в прошлом (Gordanić, 2022).
6. Заключение
Международная система Устава ООН находится сейчас под беспрецедентной угрозой. Глобализация разделяется как минимум на два потенциальных потока, сопровождающихся общей деградацией дипломатии и усилением поляризации международной политики. Санкции стали не альтернативой войне, а способом ведения боевых действий. Учитывая тупиковую ситуацию в Совете Безопасности ООН, единственном универсально законном источнике санкций и других глобальных мер управления и сдерживания, страны обратились к созданию альтернативных блоков и объединений для достижения своих целей. Конфликт на Украине в 2022 году и война между Израилем и Хамас в 2023 году сигнализируют о крахе стремлений к прочному миру после холодной войны. Политический Запад разрушает свои собственные основы. Если первая холодная война велась в основном в рамках уставной системы, то сегодняшняя холодная война ведётся за выживание этой системы. Раньше, когда авторитет ООН бывал попран и её нормы нарушались, было общее понимание того, что это неправильно. Сегодня консенсус рушится. Освободившись от системы ООН, гегемонистские амбиции Политического Запада обнажаются как никогда раньше, провоцируя контрдвижение, которое меняет характер международной политики в целом.
Это изменённая версия статьи, которая будет опубликована в China International Strategy Review.
Ссылки
Barabanov, Oleg, Timofei Bordachev, Yaroslav Lissovolik, Fyodor Lukyanov, Andrey Sushentsov and Ivan Timofeev (2018). Living in a Crumbling World. Valdai Discussion Club Report, October, 2018. URL: https://valdaiclub.com/files/20155/
Barabanov, Oleg. Timofei Bordachev, Yaroslav Lissovolik, Fyodor Lukyanov, Andrey Sushentsov and Ivan Timofeev (2022). A World Without Superpowers. Valdai Discussion Club Report, October, 2022. URL: https://valdaiclub.com/files/39600/
Bull, Hedley (1977/1995). The Anarchical Society: A Study of Order in World Politics. Oxford, Oxford University Press.
Carpenter, Ted Galen (2023). ‘A Dangerous Proposal’, The American Conservative, 24 May, 2023. URL: https://www.theamericanconservative.com/a-dangerous-proposal/
Devji, Faisal (2024). Ukraine, Gaza, and the International Order, Quincy Brief No. 52, 2024.
de Zayas, Alfred (2021). Building a Just World Order. Atlanta, GA, Clarity Press.
Finley, Emily B. (2022). The Ideology of Democratism. New York, Oxford University Press.
Flockhart, Trine, ‘The Coming Multi-Order World’, Contemporary Security Policy, Vol. 37, No. 1, 2016, pp. 3-30.
Girard, René (2003). Things Hidden Since the Foundation of the World, trs., Stephen Bann and Michael Metteer. London & New York, Continuum.
Girard, René (2005). Violence and the Sacred. London, Continuum.
Girard, René and Yvonne Freccero (1989). The Scapegoat. Baltimore, The Johns Hopkins University Press.
Goddard, Stacie (2022). ‘The Outsiders’, Foreign Affairs, Vol. 101, No. 3, May/June, pp. 28-39.
Gordanić, Jelica (2022). ‘The Ukraine Crisis 2022 – An Alarm for the Reform of the UN Security Council’, The Review of International Affairs, Vol. LXXIII, No. 1186, pp. 125-146.
Ikenberry, G. John, A World Safe for Democracy: Liberal Internationalism and the Crisis of Global Order (New Haven & London, Yale University Press, 2020).
‘Joint Statement of the Russian Federation and the People’s Republic of China on the International Relations Entering a New Era and the Global Sustainable Development’ (2022). Kremlin.ru, 4 February, 2022. URL: http://en.kremlin.ru/supplement/5770
Karaganov, Sergei A. (2024). ‘An Age of Wars? Article Two. What is to be Done’, Russia in Global Affairs, 21 February, 2024. URL: https://eng.globalaffairs.ru/articles/an-age-of-wars-what-is-to-be-done/
Kissinger, Henry (2014). World Order: Reflections on the Character of Nations and the Course of History. London, Allen Lane.
Klimkin, Pavlo and Andreas Umland (2020). ‘Coronavirus Proves what Ukrainians Already Knew – the UN Doesn’t Work’, Atlantic Council, 21 April, 2020. URL: https://www.atlanticcouncil.org/blogs/ukrainealert/coronavirus-proves-what-ukrainians-already-knew-the-un-doesnt-work/
Lavrov, Serge (2022). ‘Russian Foreign Affairs Ministry, ‘Foreign Minister Sergey Lavrov’s Remarks and Answers to Questions’, Yevgeny Primakov School, 23 May, 2022. URL: https://www.mid.ru/en/press_service/minister_speeches/1814502/
Lawrence, Patrick (2024). ‘Israel’s Place in Global Public Space’, The Floutist, 11 February, 2024. URL: https://thefloutist.substack.com/p/israels-place-in-global-public-space
Maté, Aaron (2019). ‘Top Scientist Slams OPCW Leadership for Repressing Dissenting Report on Syria Gas Attack’, The Grayzone, 18 June, 2019. URL: https://thegrayzone.com/2019/06/18/theodore-postol-opcw-syria-gas-attack-douma/
Mearsheimer, John J. (2014). The Tragedy of Great Power Politics, updated edition. New York, W. W. Norton.
Mearsheimer, John J. (2018). The Great Delusion: Liberal Dreams and International Realities (New Haven & London, Yale University Press).
Mearsheimer, John J. (2019). ‘Bound to Fail: The Rise and Fall of the Liberal International Order’, International Security, Vol. 43, No. 4, pp. 7-50.
Mishra, Pankaj (2024). ‘Memory Failure’, London Review of Books, 4 January, pp. 11-12.
Palaver, Wolfgang (2013). René Girard’s Mimetic Theory. East Lansing, Michigan State University Press.
Sakwa, Richard (2023a). The Lost Peace: How the West Failed to Prevent a New Cold War (New Haven, CT and London, Yale University Press, 2023).
Sakwa, Richard (2023b). ‘The Perils of Democratism’, Polis: Political Studies, No. 2, pp. 88-102.
Simpson, Gerry (2001). ‘Two Liberalisms’, European Journal of International Law, Vol. 12, No. 3, pp. 537-71.
Walt, Stephen M. The Hell of Good Intentions: America’s Foreign Policy Elite and the Decline of US Primacy (New York, Farrar, Straus, and Giroux, 2019).
Waltz, Kenneth N., ‘The Emerging Structure of International Politics’, International Security, Vol. 18, No. 2, 1993), pp. 44-79.
Wertheim, Stephen (2020). Tomorrow the World: The Birth of US Global Supremacy. Harvard, Belknap Press.
Wolfowitz, Paul (2000). ‘Statesmanship in the New Century’, in Robert Kagan and William Kristol (eds), Present Dangers: Crisis and Opportunity in American Foreign and Defense Policy. New York and London, Encounter Books.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.