30 лет назад, в мае 1994-го, не стало алтайского скульптора, графика и живописца Василия Рублёва, который при жизни удостоился всего одной персональной выставки, хотя оставил после себя огромное творческое наследие – только рисунков более девяти тысяч.
И хотя он нигде официально не преподавал, в очередную годовщину его многочисленные ученики – известные и состоявшиеся художники – собрались в барнаульском Доме архитектора, где существовала знаменитая в свое время художественная студия Рублёва, чтобы подумать, что еще можно сделать для его памяти.
«Приводи модель, будем рисовать»
Василий Фёдорович Рублёв родился в 1937 году в городе Мостки Ворошиловградской области, окончил Харьковское художественное училище и в 1962 году
приехал с семьей в Барнаул. В справочных и искусствоведческих материалах обычно отмечается, что он достиг вершин мастерства и в скульптуре (в том числе монументальной), и в живописи. Но особое место в его творчестве всегда занимал рисунок.
Художник стремился к тому, чтобы в основе каждого быстрого наброска углем или сангиной (неважно, чего – лица, женской фигуры или какой-нибудь ящерицы) лежало некое открытие, озарение. Именно это качество в конце 1960-х привлекло к нему первых учеников, которых со временем становилось все больше. Своим учителем его называли художники Людмила Кульгачёва, Татьяна Ашкинази, Лариса Пастушкова, Владимир Квасов, Владимир Опара, дизайнер и кукольник Николай Гудович, график и керамист Евгений Скурихин, архитекторы Сергей Боженко и Пётр Анисифоров и многие другие.
«Мне было 17 лет, и я по всему Барнаулу искала художественную студию, чтобы научиться хоть чему-то, но все было не то, – вспоминает график, член Союза художников России Татьяна Ашкинази. – Какое-то время ходила в студию Дия Комарова при художественном фонде, мы рисовали какое-то чучело, было довольно скучно. Однажды он заболел, и Василию Фёдоровичу предложили заменить его – он тогда только переехал в Барнаул. После первого же занятия я попросила о возможности приходить и учиться у него. Он сказал: «Приводи модель, будем рисовать».
Другой взгляд
Долгое время студия как неформальное сообщество единомышленников существовала в огромной мастерской художника на улице Энтузиастов и в Доме архитектора. Известный российский архитектор, председатель правления алтайского отделения творческого союза Пётр Анисифоров вспоминает:
«Вот в этих залах мы больше 20 лет общались, строили планы. Приходили вечерами, делали быстрые наброски, были натурщицы. Потом все рисунки раскладывали на полу, обсуждали, неудачные выбрасывали. Потом следующая серия, и еще, и так раз в неделю. Только Василий Фёдорович мог правильно «навести резкость», и цены этому не было…»
Анисифоров объясняет, что архитекторам – людям с отличной рисовальной подготовкой – Рублёв открыл совершенно новый, неакадемический способ работы. «Сразу стало понятно, что это другой взгляд, мастерство и глубина необычайная. Это было явление в рисунке, тихая революция».
Одна из моделей, Людмила Дорофеева, вошедшая в этот круг в середине 1970-х, говорит, что в мастерской художника собирались не только для рисования, но для общения, разговоров о восточной философии, которая очень занимала Рублёва, и обмена книгами: «Такого сообщества в Барнауле больше не было, определенно».
А Владимир Опара в своих воспоминаниях назвал эти встречи «студией рисовальщиков-самоубийц»: официальные инстанции советского государства, в том числе и Союз художников того времени подозревали студийцев в нелояльности и даже пытались лишить Рублёва мастерской: «Нам было понятно, что наше неприятие соцреализма, наши разговоры обязательно приведут к серьезным неприятностям».
Страница в истории
Сегодня большая часть творческого наследия Рублёва хранится в собраниях его вдовы Маргариты Соколовой и дочери от первого брака Надежды, а также в частных коллекциях. В 1990-е годы 14 автопортретов художника были приобретены Государственной Третьяковской галереей. И несколько десятков живописных, скульптурных и графических работ имеет в своей коллекции Художественный музей Алтайского края. Заместитель директора ГХМАК по науке Наталья Царёва не согласна с мнением друзей и вдовы художника, что имя Рублёва забыто: современникам всегда сложно судить о значении человека, который жил рядом, поэтому время все расставляет на свои места – а оно уже возводит художника на тот пьедестал, на который его, не задумываясь, воздвигают ученики, потому что для них все очевидно.
«Сегодня молодые искусствоведы читают его дневники, анализируют философию его творчества. Рублёв интересен нам и как скульптор, и, конечно, как рисовальщик. Иногда мы приходим в музейные фонды, чтобы найти какую-то работу, и когда вдруг попадаются рисунки Рублёва, особенно автопортреты сангиной или углем, мы видим эту виртуозную линию, эти четкость и образность… А там может быть всего два штриха – щека, нос, кудри какие-то непонятные! Его работы интересны именно этим мастерством: линия, которая начинается в одном конце листа и заканчивается в другом, – и при этом есть форма, образ. Практически скульптурная лепка, но как будто из ничего. Восхищение им не проходит и спустя годы».
Искусствовед говорит, что музей собирается готовить выставку к 90-летию со дня рождения мастера, которое отметят в 2027-м. Кроме того, работы художника должны войти сразу в несколько разделов будущей постоянной экспозиции ГХМАК в новом здании на площади Октября и в большой альбом по музейной коллекции, который готовят прямо сейчас.
«Без него никак, это та страница истории искусства, которую нельзя перелистнуть быстро», – улыбается Царёва.