Петербургские мастерские «Простые вещи» помогают людям с ментальными особенностями получить работу. С уходом европейских заказчиков проект попал в сложную финансовую ситуацию, которая привела к кассовому разрыву в 15 млн рублей. Невеликая цифра для бизнеса, но непосильная для некоммерческой организации. «Фонтанка» поговорила с создательницей «Простых вещей» Марией Грековой о том, почему возможная приостановка проекта — это огромный шаг назад для всех его участников и для города в целом.
«Простые вещи» появились в Петербурге в 2018 году. Проект развивает безопасные мастерские, в которых мастера с ментальными особенностями работают вместе с профессиональными поварами, керамистами, столярами, флористами, художниками, швеями. Мастерские производят те самые простые вещи, которые люди с удовольствием покупают для себя или в подарок. Вначале в мастерских работали 16 человек с ментальными особенностями, сейчас — около 80.
— Мария, опишите ситуацию, в которой сейчас оказались «Простые вещи».
— По факту у «Простых вещей» сейчас на счету деньги, которых хватит на месяц работы. За это время мы планируем максимально собрать денег на будущие три месяца, успеть отстроить процесс продаж, фандрайзинга и пиара. Всё, что сейчас происходит, — это во многом накопительный эффект еще с ковида. От нас ушли европейские партнеры, и мы перестали получать необходимое количество заказов на продукцию, при этом мы не прекращали деятельность ни на день и умудрялись ещё её развивать. Сейчас у нас уже более 80 человек, которые ежедневно занимаются и работают в мастерских, получают зарплату. Это люди с ментальными особенностями.
— Я правильно понимаю, что у вас получился кассовый разрыв?
— Так и есть. Мы сейчас ждем ответа по поводу гранта, который будет у нас только в конце июня. Есть еще поступления, которые тоже мы ожидаем, но не можем целиком гарантировать. Поэтому мы решили так громко сейчас заявлять о том, что происходит, чтобы точно выстоять и дождаться всех перестроек и отчислений, по которым были договоренности.
— Чем может грозить приостановка деятельности?
— У нас в команде сейчас работает около 150 разных людей: с ментальными особенностями, а также профессионалов, педагогов. Это потеря работы для них, также остановка долгого адаптационного процесса, с некоторыми из ребят он уже идет 5–6 лет. Если мы приостановимся хотя бы на месяц, будет большая опасность того, что мы потеряем те наработки и навыки, которые были закреплены за это время. Потому что человеку с ментальными особенностями нужна регулярная работа без сбоев. Это будет большой стресс для наших сотрудников с ментальными особенностями, и для остальных тоже, после которого я боюсь, что мы не соберем обратно эту команду.
За каждым из наших ребят стоит семья. Мастерские полностью организовывают занятость человека, он больше не сидит дома и не мучается от этого. Плюс в мастерских ребята получают зарплату, и это часто является хорошей поддержкой для семейного бюджета в целом. Семья уже рассчитывает на эти деньги.
Ну и глобальное — это возвращение в одиночество для наших ребят, в то, что ты есть только у своей семьи и нужен только ей. Это очень сложный шаг назад, к которому никому из нас не хотелось бы возвращаться.
— Мастерские могут быть окупаемыми или это изначально проект, который должен дотироваться?
— Бóльшая часть наших расходов — это фонд оплаты труда, также есть небольшое количество расходов, связанных с коммунальными услугами, арендой и материалами.
С самого начала, когда мы придумывали проект, мы вообще не думали, что будем продавать то, что производим, но сейчас две из наших мастерских находятся на самоокупаемости: керамическая и косметическая. Остальные мастерские мы стараемся доращивать до этого. Тут еще вопрос в том, что некоторые процессы настолько адаптированы под ребят с особенностями, что это влияет либо на скорость производства, либо на сложность работ, которую мы можем брать. Сейчас мы пересматриваем целиком весь производственный цикл, чтобы он был коммерчески более успешен.
— Кто ваши заказчики?
— У нас несколько каналов продаж, есть свой онлайн-магазин, плюс мы стоим на Ozon, сейчас стараемся выходить на «Авито». У нас есть корпоративные заказчики, но чаще всего — это сезонные покупки, например, подарки для сотрудников к Новому году. Лето, как правило, у нас тихий сезон по заказам, и все, что остается, это какие-то небольшие частные заказчики либо покупки в розницу.
— С уходом европейских заказчиков как-то выровнялась ситуация или все равно ощущается дефицит спроса?
— Совершенно не выравнивается ни с фандрайзинговой точки зрения, ни с коммерческой по продажам, потому что компании сами сейчас находятся в кризисе. И у них просто не выделяется достаточный бюджет на маркетинг.
— Вы рассказывали, что у вас есть очередь из желающих попасть в мастерскую, она ещё сохраняется?
— Да, в ней более ста человек. Мы стараемся её максимально разбирать, и уже сейчас, по сравнению с прошлым разом, когда мы с вами разговаривали, у нас почти вдвое увеличилось количество ребят, которые у нас работают. Это самое важное, что мы делаем, — сокращаем эту очередь и делаем работу для людей с ментальными особенностями более доступной.
К нам ездит работать парень из Великого Новгорода. Есть целые семьи, которые переехали в Петербург из Владивостока, Краснодарского края, чтобы их близкие могли у нас заниматься и работать. Очевидно, что потребность огромная, и мы стараемся как-то её максимально реализовывать.
— У ваших других проектов — кафе «Огурцы» и «Нормальное место» — есть схожие проблемы или там ситуация стабильная?
— «Огурцы» — это бизнес-организация, которая полностью окупается, пока ещё не приносит нам дивидендов, которые мы как раз собирались отправлять в пользу «Простых вещей». Но «Огурцы» сами окупаются и работают как обычный общепит. «Нормальное место» существует также в гибридной системе финансирования, но сейчас у него все в порядке с финансированием. Мы продолжаем работу по поиску доноров для «Нормального места», но это не так критично, как сейчас у мастерских.
О том, как помочь «Простым вещам», можно узнать из соцсетей проекта.
Лена Ваганова, «Фонтанка.ру»