Сегодня обозначился повышенный интерес россиян к нашему советскому прошлому, в том числе к истории позднего СССР. Политические фигуры советских лидеров Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова и М. С. Горбачева и их историческая оценка вызывают в обществе различную и неоднозначную реакцию. Отдельный аспект нашего недавнего прошлого – государственная и политическая деятельность Ю. В. Андропова – самой закрытой и непонятой личности советской истории. Кем же был на самом деле Андропов, отец «постсоветского либерализма» или последний «красный» государственник? Об этом главный редактор “Пятой службы” Мокей Русинов поговорил с доктором исторических наук, профессором, Почетным работником воспитания и просвещения РФ, заведующим кафедрой «История России и Основы российской государственности» СевГУ Сергеем Данильченко.
– Сергей Леонидович, что же происходило с СССР на последнем этапе его существования? Как нам сегодня оценивать историческую роль Брежнева, Андропова, Горбачёва?
– В 1976 году Л. И. Брежнев перенес второй инфаркт, после которого стал быстро терять рабочую форму. Он попросился в отставку, но она была отвергнута, так как могла привести к переменам в руководстве. Реальное управление перешло к группе министра обороны Д.Ф. Устинова, председателя КГБ Ю. В. Андропова и министра иностранных дел А.А. Громыко. Управляемость государства снизилась. Многочисленные отраслевые министерства, которых поддерживали отраслевые секретари ЦК, отраслевые отделы ЦК и отделы Совета министров, отстаивали свои интересы. Им противостояли в Госплане СССР только двое – председатель Госплана и заведующий Сводный отделом. Кризис управления нарастал вплоть до конца существования СССР.
– Получается, что курс советской элиты на стабилизацию страны обернулся «правлением старцев»?
– После вторжения в Афганистан для Советского Союза наступили критические времена. В конце 1981 года на пленуме Итальянской коммунистической партии было принято постановление, осуждающее введение в Польше военного положения и по сути подводившее итоги советского проекта – революционный импульс Октябрьской революции иссяк, СССР и социалистические страны утратили способность к развитию.
– Мог ли Советский Союз не погибнуть?
– Его развал не был предопределен, но путь спасения заключался в изменении стратегии. Брежнев в узком кругу говорил, что «уже 30-40 лет империализм другой, а мы все ведем свою политику, будто ничего не меняется». Но нельзя сказать, что руководство было полностью невосприимчиво к переменам. Во время чехословацкого кризиса 1968 года, афганского 1979 года, польского 1980 года в Политбюро и Генштабе высказывались мнения о непродуктивности жестких методов управления. Также было понимание, что СССР «взять Польшу на иждивение не может». Колоссальная нагрузка военных расходов уже осознавалась как неприемлемая. Огромная советская экономика – вторая в мире – могла осуществлять любые великие проекты, но вошла в противоречие с потребностями изменившегося общества. То, что оно выросло на основе достижений советского социализма, делало дальнейшее развитие драматическим – ему следовало отвергнуть своего родителя. Великая революция, создав великое государство, продолжала воздействовать на массы, утверждая этатистское миропонимание. С другой стороны, повседневная жизнь с ее постоянными нехватками, выхолащиванием идеологии и пропаганды, ненужными ограничениями и жертвами била по этому миропониманию и требовала нового.
– Следовательно, старая, сложившаяся при И. В. Сталине, система экономических связей, созданная в период индустриализации, изжила себя?
– Отчасти. Но, как и в 1930-е годы, по-прежнему царили валовые показатели, оплата труда зависела от выполнения объемов добытого угля или сваренного металла, а интеллектуальная и научная деятельность не входили в систему оценок трудовой деятельности человека. Ученых могли щедро наградить, могли силой принудить к активной работе, но не случайно Сталин лично занимался в «ручном режиме» вопросами научно-технического развития страны, так как внятного метода стимулирования интеллектуальной элиты не существовало. В конце концов, требования научно-технического развития поставили перед руководством вопрос о пересмотре старых показателей эффективности.
– Сергей Леонидович, а как тогда власти могли заинтересовать образованных, творчески активных людей, чей труд в целом оценивался низко, работать с полной отдачей?
– В течение многих лет в Советском Союзе росли формы общественного потребления – бесплатное жилье, здравоохранения, образование, дешевая электроэнергетика и т.д. К 1980-м годам их объем в потребительской корзине превысил 50 %. Наступил предел разумности такого потребления – больше половины произведенного национального дохода распределялось бесплатно. Это означало, что заработная плата перестала быть основным мерилом жизненного уровня. Люди утрачивали стимул хорошо работать. Такая практика, в первую очередь, била по наиболее способным и активным.
Поэтому уже в последующие годы брежневского периода в Госплане созрело понимание, что от уравнительной системы оплаты труда необходимо переходить к дифференцированной, а также в дополнение к государственному сектору создать частный. Предлагалось разрешить создание частных предприятий «в сфере услуг и торговли, легкой промышленности, в передовых ресурсосберегающих отраслях, тесно связанных с научно-техническим прогрессом. Здесь новый сектор путем конкуренции быстро вытеснил бы нерентабельные госпредприятия». Первый шаг в этом направлении был сделан в июле 1982 года, когда Брежнев подписал постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о введении новых цен на хлеб. С 15 января 1983 года вдвое повышалась цена на хлеб и вдвое же увеличивались все зарплаты в стране. Из этого следовало, что население ничего не теряло, но более высокооплачиваемые фактически получали бы значительную прибавку. К тому же дотационное зерновое производство становилось рентабельным и должно было вытянуть и мясомолочную отрасль. Активно отстаивал это постановление М.С. Горбачев, бывший тогда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству.
– А что было потом, какие события последовали?
– 10 ноября 1982 года умер Л.И. Брежнев. Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран 68-летний Ю.В. Андропов, который победил в конкуренции с 71-летним К.У. Черненко, ближайшим сотрудником и другом Брежнева. Горбачев, демонстрируя новому руководителю свою лояльность, посоветовал Андропову отложить повышение «хлебных» цен, чтобы не связывать начало деятельности со столь радикальной реформой.
– А почему именно Андропов победил в конкурентной борьбе за власть после смерти Брежнева?
– Юрий Владимирович Андропов, являясь искренним антифашистом и осознанным государственником, отличался от коллег по Политбюро более широким взглядом на советскую проблематику.
До и во время войны он работал в Карелии, где находился под патронажем видного деятеля Коминтерна О.В. Куусинена, впоследствии члена Президиума ЦК КПСС. В 1956 году был послом в Венгрии, где на его глазах и при его участии было подавлено фашистское восстание, поддержал последующую либерализацию венгерской экономики через рыночные реформы. После Венгрии работал в ЦК КПСС заведующим Отделом социалистических стран и секретарем ЦК КПСС. В 1967 году возглавил КГБ СССР, в мае 1982 года стал «вторым» секретарем ЦК КПСС, что на пленуме ЦК было принято с энтузиазмом.
Партийная элита поняла, что Брежнев видит в Андропове приемника. Характерно, что среди членов Политбюро только один Андропов рекомендовал снизить пафосную пропаганду успехов советской экономики. Он начал с того, что стал увольнять знаковые фигуры предыдущего периода, «неприкасаемые» из окружения Брежнева – секретаря ЦК КПСС А.П. Кириленко, министра внутренних дел Н.А. Щелокова и др. Пограничной службе было предписано предотвращать проникновение в СССР печатных работ и магнитофонных записей, «способных нанести ущерб моральному состоянию населения». Было принято постановление ЦК КПСС «об укреплении трудовой дисциплины» и начата показательная борьба с т.н. «русской партией» – организована компания критики статьи Михаила Лобанова «Освобождение» о романе писателя Михаила Алексеева «Драчуны», посвященного голоду 1930-х годов, и одновременно с этим начата операция КГБ по искоренению коррупции в Узбекистане.
Укрепляя порядок, Андропов планировал в дальнейшем управляемую децентрализацию (прошу не путать с либерализацией) в сторону экономических реформ на основе широкого применения артельного труда, что как метод было применено Дэн Сяопином в Китае на основе, как покажется странным, сталинского опыта.
– А что еще важного для нашей страны сделал Андропов?
– Следующей акцией нового руководителя стало ужесточение дисциплинарных наказаний за пьянство на производстве и отлучки с предприятия в рабочее время, за выпуск бракованной продукции стали штрафовать. В сфере управления Андропов предпринял попытку разделить компетенции ЦК КПСС и правительства, чтобы «избежать дублирования». На самом деле это означало возвращение к «завещанию И.В.Сталина» на XIX съезде и практике Маленкова в 1953-1954 годах. В СМИ стала регулярно появляться информация о деятельности Политбюро, чего не было никогда ранее, а также публикации об уголовных делах против коррупционеров. Внимание Андропова коснулось даже строительство дач номенклатурных работников. Но, нажимая на начальство, Андропов показывал населению, что будет стимулировать частную инициативу. В августе 1983 года «Правда» в статье передовой, т.е. директивной, выступила за развитие частных хозяйств, которые теперь оценивались как серьезное подспорье семейным бюджетам и источником получения молодежью трудовых навыков.
– Сергей Леонидович, а как отразилось так называемое «чекистское прошлое» на политической деятельности Андропова?
– Для объективной и взвешенной характеристики Юрия Владимировича Андропова надо подчеркнуть, что при нем КГБ отказался от репрессий и судебного преследования, а стал использовать профилактические предупреждения потенциальных оппозиционеров. Именно КГБ настоял на высылке Солженицына за границу взамен ареста и ссылке в северные районы Восточной Сибири. 1 сентября 1983 года произошло событие, которое сильно осложнило положение советского руководства и потрясло мир, – советский истребитель сбил над Сахалином южнокорейский пассажирский самолет, который, отклонившись от маршрута на 600 километров, пролетел над военными объектами СССР и не отвечал на запросы советских ПВО. Советское руководство имело много оснований считать разведывательным полет южнокорейского «Боинга-747» над запретной зоной в воздушном пространстве СССР, но вместо открытого объявления о случившемся и всех обстоятельств предпочло все замалчивать. Когда же перед лицом неоспоримых доказательств было вынуждено признать факт трагедии, то уже было поздно доказывать разведывательный характер полета.
– Оказалось, что традиционный, идущий еще от И. В. Сталина подход – «все решает соотношение сил», плохо работает?
– Когда советские генералы на пресс-конференции привели убедительные доводы в пользу своей версии, никто в мире не стал их выслушивать. Президент США Рейган заклеймил Советский Союз как «империю зла». В 1993 году по указанию президента России Б.Н. Ельцина были переданы в ИКАО все материалы и документы о гибели корейского самолета, и эта международная организация официально объявила, что снимает все обвинения с Советского Союза, которые выдвигались рейгановской администрацией. На фоне трагедии с пассажирским самолетом присуждение Нобелевской премии мира руководителю польского профсоюза «Солидарность» Леху Валенсе стало еще одним ударом по Москве. Положение становилось все тревожнее. 2-11 ноября НАТО провело крупное командное учение «Эйбл Арчер-83», в ответ на которое советское командование, опасаясь ядерного удара, задействовало разведывательную операцию РАЯН (ракетно-ядерное нападение), приготовившись отражать удар. Советско-американские отношения крайне обострились. 28 сентября было опубликовано заявление Андропова, которое носило характер жесткой отповеди. Он обвинил США в провокации для нагнетаний «безудержной», «беспрецедентной» гонки вооружений. СССР прервал ведущиеся в Женеве переговоры о размещении в Европе ракет средней дальности и объявил, что разместит здесь новые ракеты СС-20. В ответ на размещение в Западной Германии ракет «Першинг» с подлетным временем 5 – 6 минут Советский Союз направил к тихоокеанскому и атлантическому побережьям США стратегические атомные подводные лодки с ядерным оружием.
– Почему Андропов не смог завершить свои реформы?
– Он был тяжело болен и располагал необходимым запасом времени, к тому же в Политбюро не было единства. С Андроповым конкурировал «второй» секретарь ЦК Черненко. Чтобы укрепить свои позиции Андропов приблизил к себе секретаря ЦК по вопросам сельского хозяйства М.С. Горбачева, самого молодого члена Политбюро. 9 февраля 1984 года Андропов скончался от острой почечной недостаточности. 13 февраля Генеральным секретарем был избран Черненко, сделавший свою карьеру в партийном аппарате и обеспечивавший интересы Брежнева. Это был опытный, осторожный администратор, он был болен астмой и рассматривался как переходная фигура. Борьба за роль преемника велась между Горбачевым, который на тот момент, представлял партаппарат, и Романовым, курировавшим военно-промышленный комплекс. Романов проиграл, т.к. большинство «кремлевских старцев» не захотели усиления оборонщиков, страна и без того была достаточно милитаризована – в машиностроительном секторе объем военной продукции до 60%, доля военных расходов в ВВП – до 23%.
– Получается, что Советскому Союзу требовались умеренные реформаторы?
– Да. И Горбачев казался именно таким. 10 марта 1985 года Черненко умер. Горбачеву было 47 лет. Он родился в семье колхозного механизатора в Ставропольском крае. Один его дед был председателем колхоза, в 1937 году арестовывался и подвергался допросам, но затем отпущен. Второй дед был раскулачен. Семейные предания травмировали в детстве психику Горбачева, но в юные годы судьба улыбнулась ему. В 1948 году он работал на уборке урожая помощником у отца-комбайнера. За высокий сбор зерна в то лето правительство стимулировало колхозников наградами. Отец был награжден орденом Ленина, сын – орденом Трудового Красного знамени. Рекордизм, награды после удачно проведенной кампании – это была обычная советская практика, начиная с 1930-х годов. Горбачев усвоил ее с юности. Закончив юридический факультет Московского государственного университета, где был активистом университетского комитета комсомола, он получил направление в Ставропольскую городскую прокуратуру. Проработав там два месяца, был избран вторым секретарем Ставропольского горкома комсомола. После этого его карьера продолжалась в комсомольских и партийных органах. В 1961 году он – первый секретарь крайкома ВЛКСМ, в 1968 году второй секретарь крайкома партии, в 1970 году – первый секретарь крайкома, в 1978 году – секретарь ЦК КПСС. Для того, чтобы так быстро подняться, надо было соответствовать кадровым требованиям того времени – быть абсолютно лояльным, не проявлять ненужной принципиальности, входить в одну из властных группировок.
– Сергей Леонидович, но ведь кто-то же активно продвигал Горбачева по партийной линии?
– Горбачева патронировали член Политбюро Ф.Д. Кулаков – бывший первый секретарь Ставропольского крайкома партии, член Политбюро М.А. Суслов – тоже бывший первый секретарь Ставропольского крайкома, а также лечившийся на ставропольских курортах Андропов. Горбачев декларировал необходимость экономических перемен без изменения социального строя. Провинциализм, подчеркнутое согласие с мнениями старших, дружелюбие Горбачева создало у «старцев» представление, что этим «подлеском», по выражению Андропова, будет легко управлять. Горбачев продолжил реформы. На XXVII съезде КПСС была принята новая редакция партийной Программы, в которой основной упор делался на ускорение социально-экономического развития страны. Было заявлено об удвоении экономического потенциала СССР к 2000 году, достижении к 1990 году мирового качества продукции машиностроения.
– Но в действительности положение было критическим?
– За последние 15 лет было восемь тяжелых неурожаев, потери собранного зерна превышали 13,5 %, низкие закупочные цены не обеспечивали получения прибыли и не стимулировали развития сельского хозяйства. Рождаемость снизилась на 25 %, смертность увеличилась на 15 %, резервы пополнения рабочей силы иссякли. В два раза упала производительность труда. Темпы роста снизились с 8,4 % в конце 1960-х до 3,5 % в начале 1980-х.
– Сергей Леонидович, наша страна в тот период утратила идеалы позитивного развития?
– Да. Главным мотором «ускорения» должна была стать обрабатывающая промышленность в противовес экономике прошлого периода. Требовалось создать новые технологические комплексы в народном хозяйстве и за счет производства новых товаров ликвидировать товарный голод на внутреннем рынке и выйти на внешние рынки. В чем-то это напоминало политику польского руководства в 1970-е годы, закончившуюся провалом. Новое руководство предполагало быстро добиться подъема, но оказалось, что плановая система, основанная на стопроцентном госзаказе и директивном распределении ресурсов, утратила свою жизнеспособность.
– А как на это реагировала советская наука?
– В 1985 году в одном из институтов Академии наук СССР был подготовлен доклад «На пороге третьего тысячелетия (Глобальные проблемы развития СССР)», в нем были представлены результаты компьютерного моделирования мирового развития на период 1980 – 2000 гг. и далее. В отличие от зарубежных прогнозов, которые предсказывали благополучное существование СССР в следующем веке, данный доклад называл временной отрезок «1990 – 2000» кризисным. В связи с падениями темпов экономического роста до 2 % в год, увеличением стоимости добываемых энергоресурсов и низким качеством научно-технического развития СССР не мог обеспечивать свой импорт зерна за счет увеличения экспорта энергоресурсов.
– Сергей Леонидович, следовательно, иссякал источник дотаций из бюджета РСФСР союзным республикам – 50 млрд. долларов, а также на поддержку стран социалистического лагеря и развитие ВПК?
– Поэтому разработчики доклада представили сценарий ускоренного развития СССР, при котором темпы роста поднимались до 5,5 % в год. Для этого требовалось провести реформы хозяйственного механизма, введения конкуренции и рыночного регулирования.
– Руководство страны не восприняло всерьез предупреждения ученых?
– В 1985 году началось обвальное падение мировых цен на нефть. Валютные поступления СССР, позволившие поддерживать стабильность, уменьшились в три раза. В 1986 – 1988 годах бюджет потерял около 40 млрд. долларов, экспорт советского оружия снизился на 2 млрд. долларов. Чтобы увеличить объем ресурсов, обратились к бюджетному заимствованию. Союзный бюджет в 1988 году был сверстан с дефицитом в 60 млрд. рублей, стала нарастать инфляция. Пришлось обратиться к зарубежным займам. К 1990 году государственный долг составлял 400 млрд. рублей – 44 % ВВП. Увеличилось давление на бюджет из-за государственных дотаций для поддержания низких розничных цен на основные продукты питания. В 1989 году доля дотаций на продовольственной потребление составляла около трети расходной части бюджета. Компенсировать падение нефтегазового экспорта продукцией машиностроения СССР не мог, так как конкурентоспособными были всего 12 % изделий машиностроительного сектора. При этом в 1986-1989 годах безвозмездная помощь зарубежным странам достигла 60 млрд. рублей при официальном валютном курсе 1 рубль – 0,6 доллара США. Расходы на войну в Афганистане в 1987 году составили 5,4 млрд. рублей. При этом валютные поступления в 1987 году равнялись 25 млрд. долларов. Власти оказались перед драматическим выбором – требовалось резко сократить военные расходы, снизить поставки дешевых нефти и сырья в страны СЭВ, повысить цены на продукты питания, перейти на карточную систему, сократить капитальные вложения и сократить закупки технологического оборудования на Западе.
– Сергей Леонидович, но это означало бы моральный крах власти, привело бы к сопротивлению региональных руководителей, забастовкам?
– В 1989 году разразился валютный кризис. В начале 1990 года Внешэкономбанк СССР прекратил платежи иностранным фирмам за поставку в СССР товаров цветной и черной металлургии. 16 июня, выступая в Железноводске, Горбачев опрометчиво высказался о возможности пролонгировать возвращение внешних долгов. Это мгновенно отразилось на западных рынках, Банк Англии сразу занес СССР в «черный список» ненадлежащих должников. Кроме того, большинство западных стран стали увязывать предоставление кредитов со скорейшим принятием в Советском Союзе реальной программы перехода к рыночной экономике с четким распределением компетенции центрального правительства и союзных республик.
– Получается, что это был первый звонок Москве, предупреждавший, что Запад не будет церемониться в случае ослабления СССР?
– Да. В январе 1990 года страны СЭВ перешли на взаиморасчеты в долларах – на этом советский мировой экономический проект закончился – товарооборот резко сократился, и отлаженная система промышленной кооперации стала разваливаться. Одновременно быстро разбухали денежные накопления населения в связи с неудовлетворенным спросом на товары народного потребления. На начало 1990 года у населения была на руках около 110 млрд. рублей. Из 989 видов товаров в относительно свободной торговле находились лишь 11 % товаров. Из продаж исчезли телевизоры, стиральные машины, мебель, ученические тетради, карандаши, клеенки, лезвия для бритья, мыло, стиральный порошок. Цепь непродуманных решений усугубляли финансовые проблемы государства. Сокращение производства спиртных напитков – в 1985 году продажа водки составляла 24 % в товарообороте, принятие закона «О кооперации», позволяющего государственным предприятиям бесконтрольно переводить деньги из безналичного обращения в наличный, разбалансировало финансовую систему. Получившие большие права предприятия поднимали цены на свою продукцию, а коммерческие банки, которых было создано свыше тысячи, бесконтрольно обналичивали деньги, выводили их из-под государственного контроля. Через коммерческие банки ежегодно «отмывалось» 70-90 млрд. рублей. Через них «теневая» экономика, в которой тогда работало около 15 млн. человек, получила возможность быстро легализоваться.
– А что в сложившейся ситуации предпринимали представители официальной власти?
– На заседании Политбюро 29 января 1990 года председатель правительства Н.И. Рыжков отметил, что в Верховном Совете действуют лоббисты «теневой экономики» – «Собчак и прочие «хорошо говорящие», и заявил, что переток денег из безналичного расчета в наличный «создает мощную инфляцию». Шахтерские забастовки 1989 года поставили советское руководство в безвыходное положение – рабочие потребовали кардинального улучшение снабжения товарами, но власть могла только поднять заработную плату, что еще больше разгоняло инфляцию и обостряло проблему дефицита. На заседании Политбюро 16 февраля 1989 года председатель правительства СССР Н.И. Рыжков отметил, что превышение расходов над доходами составило 133 млрд. рублей, Эмиссия в 1988 году достигла 11 млрд. – больше, чем в любой другой год после войны.
На пленуме ЦК КПСС в сентябре 1989 года министр внутренних дел СССР В. Бакатин заявил, что за 8 месяцев текущего года «совершено полтора миллиона преступлений? 240 тыс. – тяжелых. Рост на 40 % – это беспрецедентно».
– Можно ли было избежать экономической катастрофы и спасти СССР?
– СССР остро нуждался в новых источниках финансирования. Кризис платежей по внешнему долгу, а также растущее недовольство населения заставляли горбачевскую группу искать нетрадиционные решения. Была начата кампания сокрушения «противников перестройки» в лице руководителей планово-распределительных органов – министров, старых членов ЦК, региональных руководителей. Были объявлены курс на «демократизацию» и «гласность». СМИ были переполнены развенчиванием советской истории, новой волной десталинизации.
Горбачев считал, что необходимо дать «низам» право контроля над «верхами», и это приведет к устранению бюрократических «пробок». Шахтерам в Донецке он сказал: «Огонь по штабам. Вы начинайте снизу, а мы поможем». Он надеялся, организовав давление со стороны населения, преодолеть отторжение реформ значительной частью партийной элиты. Но «низы» обратили свой гнев на всю государственную систему. Неожиданно для всех по стране прокатились волнения и погромы на национальной почве – в Узбекистане, Казахстане, Грузии, Армении, Азербайджане. После XIX партийной конференции в июне 1988 года перемены резко ускорились. Начата политическая реформа, которая должна была привести к созданию новой системы власти и слому существующего порядка управления. Отныне, как сказал на конференции Горбачев, во главе системы должна была стоять не партия, а «Совет народных депутатов как орган народовластия». Первые секретари райкомов, обкомов, ЦК должны были пройти через альтернативные выборы, чтобы возглавить Советы соответствующих уровней. Горбачев предупредил, что партия больше не будет пребывать «в условиях идеологического комфорта».
– А что получилось на практике?
– В марте 1989 года прошли альтернативные выборы народных депутатов, но многие партийные руководители не были избраны. На первом Съезде народных депутатов сформировалась оппозиционная идейно сплоченная и интеллектуально сильная Межрегиональная депутатская группа (МДГ). В нее входили академики А. Сахаров, Ю. Рыжов, адвокат А. Собчак, бывший первый секретарь Свердловского обкома партии и бывший кандидат в члены Политбюро Б. Ельцина и др. Деятельность МДГ Горбачев оценивал, как разрушительную: «Эмиссары межрегиональной группы, фактически сложившейся уже в партию, начали сновать по стране, подстрекать к забастовкам железнодорожников и рабочих других отраслей. Это было в полном смысле слова удар в спину, сыгравшей роковую роль в судьбе перестройки».
– Какова историческая судьба КПСС?
– На внеочередном Съезде народных депутатов СССР в марте 1990 года была отменена 6-я статья Конституции, законодательно закреплявшая руководство КПСС. Тогда же Горбачев был избран съездом Президентом СССР. Фактически произошло то, что вскоре получило название «самоубийство КПСС» – не создав действительно новой системы власти, она демобилизовалась. Это можно сравнить с отречением от престола Николая II, который глубоко заблуждался в способностях тогдашней оппозиции удержать власть. Но в случае с Горбачевым страна не находилась в длительной мировой войне, не было никакого непримиримого конфликта интересов в обществе и не было никакой «революционной ситуации». Афганская война была болезненным, но локальным явлением. Как только КПСС стала уступать власть, она превратилась в живой труп, от которой надо скорее избавиться.
– Сергей Леонидович, а что было дальше?
– Последовали односторонние решения прибалтийских республик о создании независимых национальных государств. Началось бегство республиканских элит от центра, который представлялся источником слабости. 12 июня 1990 года Съезд народных депутатов Российской Федерации приняли декларацию о государственном суверенитете России и верховенстве российских законов. Борис Ельцин, избранный председателем Президиума Верховного Совета РСФСР, стал лидером оппозиции. В СССР началось двоевластие. Российские власти первыми начали рыночные реформы, приняли ряд постановлений, ограничивающих действие законов СССР на территории РСФСР. Особенно сильный удар получила союзная финансовая система после того, как российское руководство решило ограничить поступление налогов в центральный бюджет.
– Это означало конец СССР?
– Да. С этого момента развал СССР был неизбежен. Вслед за Россией декларацию о независимости приняли: 20 июня – Узбекистан, 23 июня – Молдавия, 16 июля – Украина, 27 июля – Белоруссия. Карелия объявила о суверенитете 10 августа, затем Татарстан, Башкортостан, Бурятия, Абхазия. Положение союзного руководства усугублялось с каждым днем. Оно в глазах общественности превратилось в реакционеров, не желающих улучшить жизнь народа либеральными реформами. Авторитетные представители интеллигенции выступили на стороне Ельцина, который в глазах большинства стал выразителем национальных интересов России. Ельцин обещал директорам предприятий снизить налоги, если они перейдут «под знамена России».
– Но ведь оставались в высших эшелонах власти последователи Андропова, ведь они могли спасти страну?
Да. Так действовал Николай Иванович Рыжков. В мае 1990 года председатель правительства СССР Н.И. Рыжков на сессии Верховного Совета СССР представил Концепцию контролируемого перехода к рыночной экономике, постепенного отказа от дотаций на продукты питания. К сожалению, с огромным опозданием власть стала делать то, что было остановлено Горбачевым после избрания Андропова Генеральным секретарем, но было уже поздно. Односторонняя информация о повышении цен была использована против союзного правительства, которое было объявлено «антинародным». Осенью 1990 года Верховный Совет РСФСР принял решение о его отставке.
-Сергей Леонидович, но ведь развал СССР не означал смерть советского социализма?
– Социализм советского образца представлял собой мобилизационный проект, успех которого был четко ограничен во времени. Большая задержка с разработкой «стратегии выхода» привела к утрате динамики, ненужной растрате ресурсов на противостояние остальному миру и огромным издержкам трансформационного периода.
В 1919 году у скромного мюнхенского учителя Освальда Шпенглера, только что выпустившего первый том «Сумерек Запада» (вскоре из него, как из гоголевской «Шинели», выйдут многочисленные циклические концепции истории, от А. Тойнби до Н. Д. Кондратьева и Л. Н. Гумилева), поинтересовались, возможна ли после всего только что пережитого вторая мировая война, он ответил: конечно. Через двадцать лет, когда вырастет поколение, которое не будет помнить о первой.
В 1991 году удавшийся путч в Беловежской Пуще поставил точку в истории СССР, живая бытовая память о нем почти стерлась из народного сознания. То, что 33 года назад было очевидным для измученного дефицитом, очередями и неумелыми реформами населения, а именно что социализм советского образца, самый масштабный экономический эксперимент в истории, оказался изначально самым большим экономическим чудом, а закончился умышленным крахом, уже не столь бесспорно для поколения, родившегося и выросшего в иных условиях. И оно, похоже, все сильнее укрепляется во мнении, что, по крайней мере, в своей главной части – ускоренной индустриализации – это была очень успешная история.
– Правда, из-за неудачных внешнеполитических раскладов хрущевского периода плоды индустриализации почти целиком были поглощены военными противостояниями?
– Да, но опираясь на созданную тяжелую и военную индустрию и доставшуюся в наследство от «проклятого царизма» инфраструктуру, наша страна умудрилась свести вничью блицкриг 1941-го; чудом вырвать победу в «экономической войне за нефть» 1942-го; выжидая и блефуя возможным сепаратным миром с Гитлером в 1943-м, склонить англосаксонских союзников к увеличению помощи и решительным действиям; а в 1970-х достичь военно-стратегического паритета с США.
– А как же общество потребления, советский аналог которого стал выстраивать Хрущев и его последователи?
– Кое-что все же перепало и потреблению. К середине 1960-х годов СССР вполне пристойно смотрелся на фоне наиболее развитых стран по ряду социальных индикаторов, особенно в области образования, здравоохранения и доступности жилья. Ожидаемая продолжительность мужской жизни, достигнутая тогда, не превзойдена и до сих пор. А относительно равное распределение доходов, поддержанное мощным бюджетным субсидированием цен на товары и услуги первой необходимости, делало переносимым все более очевидное и нараставшее отставание в среднем уровне жизни от стран «премьер-лиги». И это несмотря на вечное недовольство народа незаслуженными привилегиями номенклатуры. Но это уже тема отдельного серьезного разговора.
Источник: Пятая служба