Выдающийся русский учёный-историк Василий Осипович Ключевский говорил, что история не учительница, а надзирательница: ничему не учит — но «наказывает за незнание уроков». Чтобы избежать в будущем наказания за незнание или неправильное понимание прошлого, ответственная власть в ключевые моменты истории берёт под особый контроль преподавание этой науки — с дошкольного возраста и до старших курсов университетов.
Иван Шилов
ИА Регнум
Так, неделю назад, 8 мая, Владимир Путин утвердил своим указом основы политики государства в области исторического просвещения. Ранее президент подчеркивал, что в России должна существовать фундаментальная государственная версия истории — которая подразумевает«бережное отношение к великому патриотическому, духовному, культурному наследию».
Ровно 90 лет назад, 15 мая 1934 года, было принято решение, благодаря которому в стране начало восстанавливаться это бережное и патриотичное отношение к собственной истории от Рюрика до 1917 года. Которая до этого момента рассматривалась исключительно через призму классовой борьбы.
В этот день вышло постановление ЦК ВКП (б) и общесоюзного Совнаркома за подписями Иосифа Сталина и Вячеслава Молотова «О преподавании отечественной истории в школах СССР». Это «историческое» решение, пожалуй, внесло свой вклад в мобилизацию общества в годы Великой Отечественной войны — когда бойцов призывали быть не только «детьми Чапаева», но и «внуками Суворова», и брать пример с дружинников Александра Невского и солдат Петра Великого.
Для понимания того, почему в сфере образования понадобилось вмешательство высшего руководства, напомним, как обстояло дело до того.
«Политика, опрокинутая в прошлое»
Ни Карл Маркс, ни ВладимирЛенин, ни даже автор брошюры «О происхождении семьи, частной собственности и государства» Фридрих Энгельс профессиональными историками не были. После революции задачу приноровить преподавание к «единственно верному учению» должны были решить новые советские специалисты.
Понятно, что новую власть не устраивали старые гимназические учебники. Она с неудовольствием наблюдала, как педагоги пользуются книгой Дмитрия Иловайского, по которой вожди большевиков когда-то сами получали знания.
Хотя нельзя сказать, что не было попыток создать ей полноценную замену.
Так, например, в 1923 году в Петрограде вышла книга Екатерины Замысловской (педагога, деятельницы революционного движения из «старой гвардии» и, к слову, знакомой поэтов из круга Сергея Есенина). Она несколько разбавила новыми установками привычный в прошлом школьный курс. Но «Учебник истории» Замысловской появился один раз и больше не переиздавался.
Главное, что в советской школе с первых лет советской власти историю как таковую не изучали. Был курс обществоведения, который читали по трудам старого большевика Михаила Покровского — официально признанного главы марксистской исторической школы в СССР (так его аттестовали при избрании в Академию наук) и покровителя Института красной профессуры.
РИА Новости
Михаил Николаевич Покровский (1868–1932)
«Ниспровергатель» Покровский не был человеком с улицы, как позднее «босоногий профессор» Трофим Лысенко в биологии. Ученик Василия Ключевского, Покровский читал лекции в МГУ задолго до революции, был близок к Милюкову, но «перековался» ещё во время революции 1905 года.
С точки зрения главного историка-марксиста, дореволюционные правители России были не более чем исполнителями воли торгового капитала и в его интересах проявляли себя как эксплуататоры и колонизаторы.
Добавим, что крылатое выражение «История — это политика, опрокинутая в прошлое» принадлежит именно Покровскому (хотя есть мнение, что он его позаимствовал у британского коллеги Эдварда Фримена). В 1928-м в отчёте о работе большевистских историков за десять лет их глава заявил:
«Все эти Чичерины, Кавелины, Ключевские, Чупровы, Петражицкие, все они непосредственно отразили определенную классовую борьбу, происходившую в течение XIX столетия в России, и, как я в одном месте выразился, история, писавшаяся этими господами, ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет».
Впрочем, товарищ Покровский считал, что и его собственный подход аналогичен. Он как-то сказал: «История — это есть политика прошлого; без которой нельзя понять политику настоящего».
Обществоведение, которое шкрабы («школьные работники») читали по Покровскому, содержало исторические темы, но излагались они в таком виде, что лучше бы не излагались вовсе. Вот лишь некоторые названия глав из книги Покровского «Русская история в самом сжатом очерке».
Глава «Крестьянская революция» — это о Смутном времени и первых Романовых с церковным расколом. А в раздел «Народническая революция» попали все события от декабристов до цареубийства в 1881 году.
Помимо этого курса, использовались и другие работы Покровского, а также его статьи в энциклопедиях — как в дореволюционной «Гранат», так и в первом издании БСЭ.
Концепция грешила не только жёсткой привязкой к классовой теории, но и постоянной подменой описания событий оценочными суждениями. Сам Покровский сформулировал её так:
«Прежняя история в качестве героев имела отдельные лица, наша история в качестве героев должна иметь народную массу, та история была история царей, министров и генералов. Наша история должна быть историей рабочих и крестьян. Мы должны иметь в своих школах для обучения своих детей свою историю».
Идеи Покровского оказались востребованы в первые годы советской власти, когда большевики жили в предвкушении скорой мировой революции, когда пролетарии всех стран соединятся в едином порыве и отринут прошлое, построенное на угнетении.
Как тов. Покровский доказывал, что Украина — не Россия
Дореволюционная Россия в этой концепции получила клеймо «тюрьмы народов», а русский народ — статус «колонизатора» и «поработителя».
Характерно, что ещё в своих дореволюционных работах Покровский настаивал, что «Московская Русь не была простым продолжением Киевской», а »киевский период» и «московский период» —это не два последовательных акта одной и той же драмы, а две параллельные драмы, две вариации на одну и ту же тему. У каждой вариаций были свои особенности».
Поэтому после Переяславской рады, согласно Покровскому, произошла «аннексия Украины», как он пишет, например, в статье «Восточный вопрос» в XIII томе Большой советской энциклопедии 1929 года.
А вот как Покровский описывает действия генерала Кауфмана в Туркестане:
«Самарканд не был взят приступом, в нем приходилось убивать безоружных хладнокровно, без опьянения предыдущими боями, и на это больше были способны интендантские чиновники, чем солдаты».
Даже в современном узбекском учебнике об этих же событиях говорится гораздо мягче: речь идет лишь о героических защитниках от «агрессии Российской империи», которые были вынуждены «покинуть Самарканд и отступить в сторону гор» после того, как русские ввели в бой подкрепления.
Но к началу 30-х годов стало понятно, что мировая революция в ближайшее время не наступит. А это значит, что у советских граждан нужно воспитывать собственную гордость в рамках существующих границ. Клеймить тёмное прошлое, конечно, нужно (ведь идеи Маркса и Ленина никто отменять не собирался), но делать это нужно умеренно, не переходя границы. Правда, эти границы еще предстояло нащупать.
Самому Покровскому посчастливилось уйти из жизни накануне «смены концепции». Он скончался в 1932 году и был с почестями похоронен в Кремлевской стене, где его урна покоится по сей день.
Но вот его исторической школе — и тем, кто творил в соответствии с её указаниями, — досталось по полной.
Как с Демьяном Бедным обошлись без пощады
Еще в декабре 1930 года Секретариат ЦК ВКП (б) подверг неожиданно жёсткой критике поэта Демьяна Бедного — старого большевика, издававшегося миллионными тиражами живого классика, близкого к партийному руководству, — за издевательство над российским прошлым. Точнее, за стихотворные фельетоны «Слезай с печки», «Без пощады» и другие. Для понимания достаточно сказать, что в произведении «Слезай с печки» говорилось:
«В истории русской, гнилой, / Бесконечные рюхи, сплошные провалы… / Похвальба пустозвонная / Есть черта наша русски-исконная».
А в «Без пощады» пролетарский поэт называл Минина и Пожарского казнокрадами и добавлял:
«Патриот, дворянин и кулак Хомяков / Выдал правду об этом в сокрушительном вздохе: «Вся Россия была богомерзкий сосуд!».
РИА Новости
Владимир Ильич Ленин и Демьян Бедный
Член большевистской партии с 1912 года Демьян Бедный (настоящее имя Ефим Придворов) в этих рифмованных фельетонах не писал ничего такого, чего бы не содержалось в предыдущих произведениях «тарана нашей революции» — как Демьяна называл Ленин. В освещении истории партийный поэт следовал линии Покровского.
Изменился не Бедный, медленно менялась генеральной линия партии.
«Демьян Бедный — мужик вредный» по обыкновению пожаловался большевистскому руководству.
Сталин ему ответил так:
«Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и прежде всего русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих… А вы… стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что лень и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит, и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими».
Окончательно живому классику дали понять, что времена изменились, в 1936-м. Тогда ЦК ВКП (б) запретил постановку в Камерном театре оперы «Богатыри» по либретто Демьяна Бедного — где издевательски было представлено Крещение Руси (Князь Владимир «винища греческого вылакал, спьяну смуту и народе сделал»), а прогрессивными элементами провозглашались разбойники. Опера категорически не понравилась Молотову, побывавшему на премьере — и Сталин разделял это отношение.
Демьяну, который в 1931-м идеологически правильно прославил разрушение храма Христа Спасителя, сейчас ЦК ВКП (б) разъяснил, что его произведение «даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа».
Попавшего в опалу Придворова-Бедного репрессии не коснулись, но близким к вождям «придворным» поэтом он перестал быть навсегда.
За литературой пришла очередь исторической науки.
Поворот к норме
В постановлении от 15 мая 1934 года состояние дел — по сути результат работы «марксистской школы» Покровского — оценивалось так:
«Вместо преподавания гражданской истории в живой занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей — учащимся преподносят абстрактное определение общественно-экономических формаций, подменяя таким образом связное изложение гражданской истории отвлечёнными социологическими схемами».
Вместо этого партия и правительство предписывали вернуться фактически к старорежимном подходу.
Решающим условием прочного усвоения учащимися курса истории было названо «соблюдение историко-хронологической последовательности в изложении исторических событий с обязательным закреплением в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей, хронологических дат».
Что же предлагали ЦК и Совнарком?
Они призвали подготовить к июню 1935 года новые учебники истории — древнего мира, средних веков, новой истории, истории СССР и «новой истории зависимых и колониальных стран».
По каждому из этих направлений были назначены комиссии из специалистов. Кроме того, в московском и ленинградском университетах создавались исторические факультеты.
В части факультетов партийные предписания были даже перевыполнены. А вот с учебниками — где с опозданием, где вообще не продвинулись.
Пособия по древней, средневековой и новой истории были представлены, о том, как изучать историю СССР спорили ещё три года, а тема колониальных и зависимых стран не получила развития и растворилась в других курсах.
А к тому времени и председатель профильной комиссии — ещё один представитель «ленинской гвардии» Карл Радек был репрессирован, как и многие другие члены этой комиссии.
Соавтор новой советской истории
В 1937 году была выбрана работа коллектива авторов Московского педагогического института под руководством профессора Алексея Шестакова — выходца из рабочих, выпускника Института красной профессуры.
Курировали работу с самого верха — новый «Краткий курс истории СССР» просмотрел и внёс правки лично Сталин. Другим де-факто соавтором выступил Андрей Жданов — на тот момент уже один из видных партийных идеологов, присматривавший в том числе за наукой и культурой (напомним, Жданов организовал первый съезд советских писателей).
РИА Новости
Иосиф Сталин и секретарь ЦК Андрей Жданов
В «Кратком курсе истории» вождь вычёркивал целые главы, посвящённые лично ему, а Жданов добавил в учебник фразы о польской интервенции 1612 года, о первобытнообщинном строе славян и влиянии византийского христианства.
Год спустя был издан канонический труд сталинской историографии: «Краткий курс истории ВКП (б)», к которому также приложил руку Жданов.
В 1939–1940 годах под редакцией академика Бориса Грекова выходит двухтомник «Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского», забивающий последний гвоздь в крышку гроба его исторической школы. В сборнике высказались все будущие видные деятели советской исторической науки.
Власть явно прислушивалась к мнению Грекова (в 1930-м историк был арестован по «Академическому делу», но в отличие от коллег не репрессирован) как к одному из виднейших специалистов по истории Древней Руси. Он, хотя и ввёл в оборот спорное понятие «Киевская Русь» (за одноимённую монографию 1939 года он получил Сталинскую премию), но все 1930-е годы убедительно развенчивал теорию украинского историка Михаила Грушевского о том, что только современная Украина является преемницей «Киевской Руси».
В новой трактовке включение Войска Запорожского в состав Русского государства в XVII веке, и в целом собирание юго-западных земель, называлось уже не «аннексией» (по Покровскому), а воссоединением Украины с Россией.
Проявлением этого подхода стало празднование 300-летия Переяславской рады, которое широко отмечалось в 1954 году. Ещё до смерти Сталина, к 1953 году историки из АН СССР и УССР издали трехтомный свод документов и материалов под названием «Воссоединение Украины с Россией».
Зачем вспомнили о «тюрьме народов»
Мнение бывшего главного марксистского историка Покровского явно было ближе к позиции Грушевского. И добавим, оно вполне укладывается в принятый в леволиберальных кругах современного Запада «деколонизаторский» подход — о том, что имперские народы и государства-де переписывали историю в свою пользу.
После майского партийного постановления 1934 года Покровского разрешили посмертно критиковать, хотя многое из его наследия перекочевало и в учебники будущих времён, а кое-что по сей день сохранилось в программах курсов в постсоветских странах. Особенно на бывших «имперских окраинах» по нраву пришлась старая идея о «колониальной политике царизма», хотя при этом авторы постсоветских курсов истории не упоминают ни Маркса, ни Ленина, ни тем более Покровского.
«Тюрьмой народов» нашу страну клеймят и западные теоретики, идеологи и политики, и их последователи в России (многие из которых, впрочем, релоцировались на Запад). Теперь в старом тезисе видят теоретическое обоснование для расчленения России.
Поэтому, как говорилось выше, общество вновь особенно нуждается в выверенном, непротиворечивом и патриотичном понимании истории, которое необходимо — через школьные и университетские курсы — передать детям.