14 февраля 1945-го в Суэцком канале на борту тяжелого крейсера «Квинси» ВМС США произошло событие, на десятилетия определившее курс Соединенных Штатов по многим вопросам международной политики: президент Франклин

14 февраля 1945-го в Суэцком канале на борту тяжелого крейсера «Квинси» ВМС США произошло событие, на десятилетия определившее курс Соединенных Штатов по многим вопросам международной политики: президент Франклин Рузвельт встретился с королем Саудовской Аравии Абдул-Азизом ибн Саудом. Встреча состоялась через три дня после окончания Ялтинской конференции, на которой союзники – СССР, США и Британия – обсуждали, как бы теперь сказали, модальности грядущего мирового порядка. Семью годами ранее, 3 марта 1938-го, в саудовском городке Даммаме американская нефтедобывающая компания пробурила скважину, объемы добычи которой давали понять, что Саудия – нефтяной клондайк. Приближающееся окончание Второй мировой войны ставило перед американцами задачу установления коммерческого и геополитического контроля над ключевыми ресурсами и регионами мира – нефтью и Ближним Востоком. Подписанный Рузвельтом и ибн Саудом «пакт Куинси» обещал Эр-Рияду гарантии безопасности и фактически заложил основы регионального доминирования США: потенциальное влияние Советского Союза было купировано, а американские нефтяные компании получали монополию на разработку саудовских месторождений. Вскоре эти компании начали сооружать трансаравийский нефтепровод из Дахрана к ливанскому порту Сайда, а американские военные – строить в Дахране военно-воздушную базу.

Эта сделка, впрочем, создала одну долгосрочную проблему, о которой США узнали не сразу: на протяжении 40 лет постоянная турбулентность Ближнего Востока будет ставить в уязвимое положение экономику и политику Америки в области энергетики. Особенно остро американцы ощутили это в 1973 году, когда арабские экспортеры наложили эмбарго на поставку нефти в Соединенные Штаты из-за их поддержки Израиля во время войны Судного дня, а также после исламской революции в Иране в 1979-м, когда на смену «ручному» шаху пришел аятолла Хомейни. Управлять нефтью как полноценным внешнеполитическим ресурсом Америке удавалось лишь частично и ситуативно, а хотелось полностью и всегда.

Когда США в 2003 году вторглись в Ирак, многие посчитали, что затеять авантюру администрацию Джорджа Буша-мл. подвигло желание заполучить черное золото этой страны. На самом деле основные мотивы интервенции лежали скорее в сфере геополитики, а не экономики. Но и «нефтяная» трактовка событий была не лишена оснований: в начале 2000-х министерство энергетики США оценивало нефтяные запасы Ирака как пятые в мире, на уровне 112 млрд баррелей нефти (по оценкам на 2024 год – 145 млрд), а команда печально известных «неоконов» Буша была тесным образом связана с главными американскими нефтяниками, которые впоследствии и получили концессии на разработку и добычу иракских месторождений. В 2021-м Багдад даже безуспешнопопыталсяинициировать расследование по делу о «краже у страны» $150 млрд – дескать, именно столько он потерял из-за незаконной продажи его нефти.

Со времен иракской кампании мысль о тесной увязке внешнеполитических интересов США и коммерческих интересов крупнейших энергетических ТНК прочно засела в голове обывателя. Популярным сталмем«геологи нашли в Антарктиде нефть, а значит, кровавому режиму пингвинов недолго осталось мучить свой народ». В самой Америке к теме взаимосвязи политики и нефти относятся серьезно: в ведущих университетах студентам-международникам преподают среди прочего теорию«проклятия нефти», которая гласит: главные нефтяные державы (кроме, разумеется, США) сплошь авторитарны, потому что нефть развращает экономику и коррумпирует правящие режимы. Будущим американским дипломатам в этой связи придется нелегко: ценностные установки будут требовать от них борьбы с этими режимами, а прагматизм – налаживать с ними диалог. Стало быть, исходить придется из соображений наибольшей полезности для собственных интересов в конкретный момент. И если нужно ослабить санкции против Венесуэлы и Ирана, чтобы надавить на Россию (и наоборот), значит, того требуют «национальные интересы».

Вехой в нефтяной истории стала «сланцевая революция», начавшаяся в 2010-х в США. Благодаря ей, по словам советника Обамы по национальной безопасности Томаса Донилона, Америка смогла «чувствовать себя намного увереннее в достижении целей». А Майк Помпео, занимавший пост госсекретаря при Дональде Трампе, выразился еще откровеннее: «Сланцевая революция дала возможность США действовать в международных делах с гибкостью, которой у нас прежде не было».

У технологий добычи сланцевого газа и нефти есть убежденные противники. Да и влияние на мировой рынок энергоресурсов не обеспечивается лишь запасами нефти и объемами её добычи и экспорта. Важны также резервные мощности, главные из которых сконцентрированы вcе в тех же Саудовской Аравии, ОАЭ и Кувейте. По сумме всех факторов Саудовская Аравия, которую профессионалы отрасли называют «центральным банком» мировой нефтяной промышленности, остается первейшим стабилизатором мирового рынка черного золота. Как бы Вашингтону ни хотелось «повоспитывать» Эр-Рияд, портить с ним отношения нельзя, полностью оторваться от сложившегося за многие годы взаимодействия – пока тоже.

Тем не менее «сланцевая революция» позволила США взять курс на снижение объемов поставок с Ближнего Востока: в 2008 году, т. е. еще до того, как революция началась, американцы импортировали около 20% нефти из Персидского залива. На начало 2020-го – 7%. В 2022-м эта цифра выросла до 12%, но тенденция к снижению в общем объеме импорта доли ближневосточной нефти, с одной стороны, и увеличение поставок из Канады вкупе с развитием внутреннего производства – с другой позволяют американцам чувствовать себя одинаково уверенно в отношениях со строптивыми арабскими союзниками и с главными геополитическими противниками – Ираном, Россией и Китаем.

В случае Тегерана и Москвы накладывание санкций на предприятия и активы нефте- и газодобывающих отраслей стало привычной практикой Вашингтона. Иранцев таким образом пытались принудить к участию в переговорах по их ядерной программе – на определенном отрезке времени даже небезуспешно. Что касается России, то работа по ослаблению ее позиций на европейском рынке началась задолго до СВО, когда американцы только открыли возможности добычи и экспорта сланцевого газа. Конфликт на Украине лишь окончательно развязал США руки по части перераспределения европейского рынка в пользу своих компаний – стесняться было больше нечего.

Внутри Америки с началом СВО с новой силой разгорелись споры о том, должны ли США увеличить производство нефти для укрепления собственной энергетической независимости и внешнего могущества или сократить его, повысить энергоэффективность и перейти на возобновляемые источники энергии. Сланцевая добыча вновь вывела на передний план вопросы загрязнения окружающей среды. Дело, разумеется, не в упертости каких-то экологов: на кону большие деньги и передел энергорынка в пользу новых игроков, рассчитывающих обогатиться благодаря «зеленой повестке». Но нефтяники просто так сдаваться не собираются и задействуют как личные связи в высших эшелонах власти, так и институт лоббизма.

Нефтяное лобби – одно из самых могущественных и богатых в Америке. По данным изданияOpenSecrets, в 2023 году в США объем лоббистских услуг в нефтегазовом секторе составлял около $133 млн. С этих денег кормились 754 лоббиста, отрабатывая заказы 201 клиента. Из них 480 лоббистов (63,66%) – это «обращенцы» (revolvers), те, кто когда-то работал в нефтегазовой отрасли, потом перешел в сферу профильного лоббизма, но спустя какое-то время может вернуться к «полевой работе». Иначе говоря, сообщество любителей нефти и денег вполне себе «герметичное» – все друг друга знают. Это справедливо и для уровня высших руководителей: крупнейшими заказчиками лоббистских услуг выступают пять компаний: техасская Occidental Petroleum ($12,217 млн), канзасская Koch Industries ($7,9 млн), техасская ConocoPhillips ($7,8 млн), калифорнийская Chevron Corp ($7,8) и британская Shell plc ($7,7 млн).

Партийные симпатии большинства представителей лоббистских групп на стороне республиканцев: из десяти т. н. мейджоров лоббистского бизнеса только две фирмы жертвуют большую часть своих средств на кампании демократов. Все они не жалеют денег и усилий на продвижение выгодных их компаниям-заказчикам законопроектов и периодическиобъединяют усилиядля противодействия климатическим активистам. Формы такого противодействия могут ранжироваться от мягких (кампании в СМИ, доказывающие, что «климатическая повестка» – искусственно раздутая тема, пшик) до более жестких – вплоть до судебных исков, привлекающих к ответственности за введение общественности в заблуждение относительно изменений климата.

Однако, несмотря на предупреждения климатологов и международные соглашения, рекомендующие, а порой и требующие немедленного «зеленого перехода», Управление энергетической информации СШАпрогнозирует, что даже без серьезных изменений в политике добыча углеводородов в Америке останется на высоком уровне вплоть до 2050 года.

«В мире растущей взаимозависимости энергетическая безопасность будет во многом определяться тем, как страны будут управлять своими отношениями друг с другом, – заметил как-то гуру энергетического бизнеса, лауреат Пулитцеровской премии Дэниел Ергин. – Именно поэтому в предстоящие годы энергетическая безопасность станет одной из главных задач внешней политики. Нефть и газ всегда были политическим товаром».

Автор – директор Института международных исследований МГИМО