«Месяц в деревне». По мотивам комедии И. С. Тургенева.
Театр им. В. Ф. Комиссаржевской.
Режиссер Роман Габриа, художник Анвар Гумаров.
И мертвый месяц еле освещает путь,
И звезды давят нам на грудь, не продохнуть,
И воздух ядовит, как ртуть.
Сектор Газа. «Туман»
«Все пройдет и позабудется, как дурной сон», — сказала Наталья Петровна Ракитину в третьем действии пьесы Ивана Тургенева «Месяц в деревне». Режиссер одноименного спектакля Роман Габриа сочинил этот самый «дурной сон»: тургеневские персонажи тут плетут любовные интриги, страдают, ревнуют, даже убивают — будто во сне.
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Монтаж сцен, актерская игра, сценография — все подчинено логике (или — ее отсутствию) сна. Сюрреальность тут — главное и единственное понятие. Габриа строит спектакль словно по методичке: действие развивается на грани сна и реальности, эротические сцены сменяются ироническими, есть место и фрейдистским мотивам, а главная героиня «будто яду выпила». Режиссер, сократив список действующих лиц до необходимых девяти, вводит дополнительное — Фавна (его в программке нет, он элемент сновидения).
Анвар Гумаров создает фантасмагорическое медиапространство: с колосников свисают черные трубы, к некоторым из них прикреплены небольшие экраны, наподобие рекламных щитов; за объемным фактурным задником, напоминающим расколотую землю, застекленный подиум — летняя терраса дома, похожая на витрину магазина или большую кукольную коробку, на ее задней стенке такие же экраны, меняющие поминутно свои изображения, — живые фотообои. Все в этом пространстве и в этом спектакле непостоянно: герои переодеваются практически каждый свой выход, изображения экранов меняются, задник поднимается и опускается, подиум выкатывается ближе к авансцене и укатывается обратно на арьерсцену, освобождая пространство перед собой для пускания воздушного змея (в первом акте он будет жутким цветным, во втором — мертвенным прозрачным).
В. Крылов (Ракитин), Е. Игумнова (Наталья Петровна).
Фото — архив театра.
Начинается спектакль с пролога: пустая сцена, приглушенный свет, на авансцене сидит полуголый Беляев и, как бы медитируя, поет а капелла песню «Туман» группы «Сектор Газа». Противопоставлен «Сектору Газа» романс Тургенева «Утро туманное», который будут так же а капелла петь Вера с Большинцовым. А в моменты особенного затуманивания рассудка под дип-хаус ремикс песни «Life is life» группы Opus (композитор Олег Гудачев) будут скакать Наталья Петровна и все причастные, пускающие змея. Туман становится важной метафорой в спектакле Романа Габриа, в котором все иллюзорно и не взаправду — и любовь, и дружба, и страхи.
Роман Габриа, играя с концепцией сна, переставляет местами действия пьесы, добавляет в нее элементы других произведений Тургенева («Отцы и дети», в частности), дописывает или переписывает диалоги (Ракитин, например, произносит воодушевляющую речь о том, что его зачали после концерта группы Queen).
Главным действующим лицом, субъектом психоанализа, становится Наталья Петровна — в ее «подсознание» попадает зритель, когда «земельный» задник и черные трубы с попеременным изображением на них лиц Натальи Петровны, Ислаева, Ракитина и Коли опускаются, а Вера с Беляевым занимаются «холотропным дыханием», лежа на сдутом драконе.
Роман Габриа видоизменяет и сюжет, и хронотоп — действию этого сна отведены сутки. С утра Ракитин объявляет о вечернем концерте (он виолончелист), вечером концерт случается — последний в его жизни.
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Несмотря на затуманенность происходящего, Габриа ставит комедию — помимо сложных романтических связей между героями есть и откровенные репризы. Режиссер будто вычитывает в пьесе отдельные слова, давая волю ассоциациям. Так, например, в пьесе Большинцов приезжает к Ислаевым в коляске — и это становится главным «комическим» элементом его образа в спектакле, где «некрасивый и старый» персонаж представлен буквально инвалидом-колясочником, и на эксплуатации этого образа как комического сделан важный акцент. А в расставании Натальи Петровны с Беляевым режиссер вычитывает: в ней его отталкивало «одно ее положение» — и вот уже студент глаголит устами нигилиста Базарова, а Ислаев оппонирует репликами Павла Кирсанова… Коля (Клим Скоробогатов) в спектакле становится главным героем затянувшегося кошмара Натальи Петровны и вместе с тем — связью с реальностью. «Где Коля?» — эхом проносится через весь спектакль ее измученный вопрос. А Колю, посмотрев на весь этот бедлам, уводит в преисподнюю канонический похититель детей Фавн (жертву ему очень кстати предоставляет Ислаев).
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
В спектакле этом нет любви, но есть влечение — показательна тут сцена признания Натальи Петровны (Евгения Игумнова) Беляеву (Василий Гетманов). Студент Беляев изначально — не объект влюбленности. Он нелеп, неловок, порой даже жалок. Габриа делает из него мальчика «в ресурсе»: он занимается медитацией и йогой, все время плачет («Я будто чуму занес в этот дом», — произносится на всхлипе). Его «базаровские» споры с Ислаевым (Александр Большаков) смотрятся смешно: не способный по-базаровски жестко объяснить суть нигилизма, неженка Беляев получает по лицу и падает кубарем назад. Наталья Петровна, увлеченная его молодостью и спровоцированная на ревность к Верочке, просит от Беляева одного — научить ее «холотропному дыханию». После метафорического соития увлеченность Натальи Петровны закономерно пропадает, и она вспоминает о сыне. Нет любви и у циничной и своенравной Верочки (София Большакова в этой роли более мятежная, Екатерина Карманова — более развязная), она соглашается выйти за нелепого старика Большинцова (Анатолий Журавин играет комического сексиста, Анатолий Горин, напротив, лирического одиночку, жаждущего нежности), лишь бы покинуть этот помраченный дом.
У Ракитина (Владимир Крылов) для пребывания в доме Ислаевых есть свои причины — и это не (только) Наталья Петровна. По задумке Габриа Ракитин — отец Николя (намеки на это появляются в первом акте, а прямыми словами говорится во втором). В перипетийный момент Анна Семеновна (Ольга Белявская) спрашивает Аркадия: «Да, относительно Коли. Ведь ты помнишь, что он не твой сын?» После чего действие разворачивается стремительно: Ракитин признается Ислаеву в чувствах к Наталье Петровне, дает обещанный концерт, Ислаев вонзает ему в шею стрелу, Ракитин умирает, Вера соглашается идти за Большинцова («Я хочу, чтобы меня любили»).
В. Крылов (Ракитин), С. Большакова (Верочка).
Фото — архив театра.
К концу спектакля Габриа снова поднимает вопрос «Отцов и детей»: Шпигельский (Георгий Корольчук) произносит монолог Николая Кирсанова про ссору с матерью («Вы лишнее поколение, глотайте пилюлю»), обращаясь к Верочке. И весь «Месяц в деревне» начинает восприниматься балладой о потерянном Коленьке и проданной Верочке, которые не смогли найти себе место в этом сумбурном сновидении. «Где Коля?» — в последний раз кричит Наталья Петровна…
А Коли нет — глотайте пилюлю.