Космос и космизм, или наша национальная идея

Источник: lgz.ru

12 апреля – важнейшая дата для каждого русского человека. Дата, то теряющая, то вновь приобретающая значение и актуальность. 12 апреля 1961 года – тот великий день, когда человек покорил космос. И это был русский, советский человек. Точнее, я бы так сказал: русские, советские люди. Ведь славить мы должны не только Юрия Гагарина, Сергея Королёва, но и, например, Алексея Исаева, Марка Галлая, всех, кто участвовал в запуске космического аппарата «Восток-1» на околоземную орбиту.

А дальше? Дальше была великая история. Гагарин сказал своё знаменитое «Поехали!» – и мир застыл в ожидании, и мир узрел величие Русской цивилизации. Пусть вам не кажутся мои слова пафосными – наоборот, они не дотягивают до величия того момента. Две вершины СССР – победа в войне 9 мая 1945 года и запуск человека в космос 12 апреля 1961 года.

То, что первым в космосе оказался русский человек, – абсолютно естественно и логично; это вытекало из хода всей русской истории. Сама идея покорения космоса – исследования и познания космоса, так правильнее, – подлинно русская. Вот вам, к примеру, одна любопытная параллель. Фамилия первого космонавта – Гагарин. И такой же была настоящая фамилия русского мыслителя Николая Фёдорова – и именно он одним из первых заговорил о полётах в космос.

Сейчас нам видится это чем-то естественным, чуть ли не обыденным. Мы регулярно читаем о том, как дела у Илона Маска. Или новости о том, как высадилась на Луну Индия. Та самая Индия, которая во времена Гагарина жила в нищете и боролась за независимость – при поддержке СССР, кстати. Когда же о полётах в космос говорил другой Гагарин (он же Фёдоров), то человечество в принципе не помышляло о них.

Однако тем русский человек и отличается от остальных: он ставит перед собой задачи космические – и решает их. Да, у нас нет порядка в клозетах, но ракеты бороздят космос. Парадокс? Как есть. И опять же не случайно, что в России сформировалось столь уникальное философское течение, направление, как русский космизм. Ничего похожего нет и априори не могло быть ни в одной стране мира. И о русском космизме я бы хотел сказать отдельно.

Термин этот, как считается, ввёл в обиход философ Фёдор Гиренок, человек непримиримый, почвеннических взглядов, склонный винить учёных и мыслителей в том, что они не ставят перед собой фундаментальных задач. А вот русский космизм, наоборот, вырос из мечтаний русских мыслителей о том, что случится, когда человек вырвется за пределы земной орбиты, когда наука и прогресс помогут ему по-настоящему совершенствоваться – морально, ментально, интеллектуально. В этом русский космизм, как и русская, советская фантастика, принципиально отличается от фантастики западной, апокалиптичной и пессимистичной.

Да, русский космизм тоже питался идеями о конце света, но в первую очередь в контексте его преодоления и воцарения справедливости. Одним из первых космистов был тот самый Николай Фёдоров, помимо прочего мечтавший о воскресении мёртвых. Любопытно, что со временем его мечте, как и мечте о полётах в космос, будет суждено сбыться – посредством IT-технологий, клонирования, генной инженерии, искусственного интеллекта человечество на свой манер будет воскрешать мёртвых.

В качестве видных представителей русского космизма нужно назвать столь выдающихся учёных, как Владимир Вернадский (разработал и популяризировал теорию ноосферы), Александр Чижевский (солнцепоклонник и создатель ионизирующей люстры) и Константин Циолковский (человек, создававший проекты летательных аппаратов на русской печи при свете керосиновой лампы). Без Циолковского, нищего школьного учителя из Калуги, не было бы ни Королёва, ни Белки и Стрелки, ни «Спутника-1», ни Гагарина, ни вообще полётов в космос.

Все они – Циолковский, Вернадский, Чижевский, Фёдоров – были очень странными людьми – чудаками, мечтавшими о несбыточном, о бесконечно прекрасном и столь же бесконечно далёком. Как в той песне: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко…» Это были мечтатели, чьё сознание не замутнилось ни потреблением, ни товарно-денежными отношениями, ни выгодой, ни властью. Они устремляли свои мысли, идеи ввысь – и те находили отклик. Да, в основе мощнейших летательных аппаратов лежат фантазии и чудачество.

Идеи русского космизма во многом наследовали советские фантасты: Иван Ефремов, Сергей Павлов, братья Стругацкие. Они представляли будущее как пространство всестороннего развития человека: интеллекта, тела, духа, души. Они верили, что в будущем народы смогут не только примириться, но и работать вместе на общее благо. Они верили в то, что человек будет занят не разрушением, а созиданием – мира, общества, самого себя. По сути, произведения советской фантастики становились чем-то вроде идеологической программы, основанной не столько на литературе, сколько на философии.

Оправдались ли эти мечты? Очевидно, что нет. Побеждает скорее иная реальность – та, что была представлена западными фантастами: реальность Филипа К. Дика, например, с его галлюцинаторными мирами, тотальной слежкой, искусственным интеллектом и роботизацией. Или вот, например, «Дюна» Фрэнка Герберта, экранизированная сначала Дэвидом Линчем и совсем недавно Дени Вильнёвом, – роботов, андроидов здесь нет, но нет и оптимизма. Люди передвигаются на космолётах, но морально и ментально существуют в своего рода Средневековье.

Повторюсь, это два фундаментально разных подхода к представлению и пониманию будущего – того, что человека уничижает или уничтожает, и того, что человека возвышает. На данный момент, очевидно, побеждает первая – пессимистичная – картина будущего. Однако это не запрограммированная победа, не рок судьбы, не фаталистическое предначертание, а наш собственный выбор. Он начинается с того, о чём мы мечтаем. Маленький Костя Циолковский в калужской избе грезил далёкими мирами и дирижаблями, преодолевающими огромные расстояния. Современные дети пишут в блокнотиках: мечтаю о новом айфоне, хочу стать блогером или бизнесвумен. С этого и начинается смерть.

Это колоссальное столкновение – идей, смыслов, ценностей. «Столкновение» – то слово, которое характеризует наше существование в первую очередь. Самюэль Хантингтон писал о столкновении цивилизаций – и это верно. Однако я бы говорил ещё и – может быть, в первую очередь – о столкновении систем координат. Когда мы находимся на разломе эпох, на фронтовой линии столкновения идей и цивилизаций. Условно говоря, с одной стороны, есть Запад с его концом истории в виде либерально-рыночной модели и принципом «дозволено всё». С другой – общество как бы традиционное – например, исламское, – которое требует возвращения к классическим основам, но делает это в современной постмодернистской манере.

Всё это, собственно, говорит об одном. Мир застыл в ожидании новых идей, новых устремлений, и Россия традиционно может их дать, если захочет. И Русский космизм тут является великим подспорьем. Не панацеей, не ответом на все вопросы – но одной из важнейших составляющих новой системы координат, в которых космос действительно будет наш. Космос как внешний, так и внутренний. Но надо очень так постараться, чтобы произнести своё собственное «Поехали!».