Юлия Пересильд: «Я стала себе позволять знать, что будет хорошо»

Фото: Дмитрий Исхаков

К нашему интервью с Юлией Пересильд у меня был заголовок: «Пространство любит смелых и честных» — это она сказала и это абсолютно про нее. Юля известна своей открытостью и искренностью — это делает ее неуязвимой. Ну а полет в космос по уровню смелости » и вовсе невозможно. Но для захода я выбрала фразу из фильма «Вызов», потому что Пересильд собралась и снова полетела — она начала музыкальную карьеру с группой «Мандрагора». О том, что Юля прекрасно поет, знали многие, пришло время об этом узнать всем.

Юля, для начала хочу поговорить про поездку в Китай. Ты написала, что там задавали много интересных вопросов. Учитывая, сколько интервью ты уже дала до этого… Расскажи, какие это были вопросы.

Первый вопрос, который мне очень понравился: каково играть драматической актрисе в невесомости? Имеется в виду, как меняется психофизика и физика — насколько организм в невесомости по-другому существует. Это очень интересный вопрос, и я была удивлена, что здесь мне его не задавали. И вообще, вопросы были не из разряда «а вы правда летали в космос?». 

Я до сих пор иногда слышу, что вы на «Мосфильме» всё сняли...

Мне знакомые журналисты с самого начала говорили: «Скажи, только между нами»... Ни одного такого вопроса у китайцев не было. Видимо, потому, что у нас на премьеру пришли актеры, творческие люди, а там на первый показ фильма в Пекине пришли ученые — люди, которые занимаются черными дырами, космосом. Например, был спикер, который запускал их космическую станцию, люди, которые работают в их центре подготовки космонавтов. Космонавты их, к сожалению, не пришли — им просто нельзя приходить, они закрытые для публики люди. Но пришли ученые! А потом все эти люди, имеющие отношение к космосу, сели со мной в один ряд, зрители нам задавали вопросы, была беседа. Модератор встречи попросил их одним иероглифом описать фильм. И вот человек, который занимается космической станцией, произнес: «Реальность». Он всю свою жизнь занимается космосом и говорит, что это реальный космос. Более того, там тоже были вопросы про волосы, и он сказал, что знает, для чего были нужны распущенные волосы в кадре: «Я много лет пытался создать состояние невесомости здесь, на земле. У меня не получилось. Ни у кого в мире это не получилось. Что-то можно было нарисовать, но вот эти волосы, так нелогично существующие в космосе, невозможно было нарисовать. Именно это и является настоящим доказательством того, что это настоящий космос». Это же не просто фильм, это все-таки международное событие. И конечно, когда в обсуждении участвуют ученые и люди, которые профессионально этим всю жизнь занимаются, то даже вопросов у журналистов не возникало, правда это или неправда.

Я помню, что после премьеры отправила тебе голосовое сообщение о том, что теперь ты можешь всё. Не знаю, осознала ли ты произошедшее или нет. Но по факту это героическая история, на которую мог решиться только такой, с одной стороны, безбашенный человек, как ты, но, с другой стороны, уровень отваги есть и у тебя. Вот сейчас, уже пройдя этот путь, ты осознаёшь, что натворила? 

Сейчас расскажу один эпизод, чтобы не уходить в пафос. Я недавно записывала аудиокнигу по своей книге. Мне было очень важно, чтобы она звучала моим голосом, хотела рассказать своими словами. В книге есть письма детям, и наш режиссер Дима Николаев придумал, что эти письма прочтут своими голосами сами дети. А дети их не читали ни разу. И вот они пришли в студию, мы дали им эти тексты. Я счастлива, что у нас в тот момент была девочка-видеограф, которая смогла запечатлеть эти моменты, как они в первый раз в жизни читали эти письма. Я и смеялась, и плакала одномоментно. Им было очень тяжело, они держались, но всё равно в какой-то момент их прорвало, каждую по-своему... Я сидела в этой будке и даже не могла на них посмотреть, потому что в этот момент я думала: «Какой вообще ужас!», — что им пришлось пережить на самом деле. Дело не том, что нам пришлось пережить, мы же на адреналине, на желании открывать, на желании впервые снимать кино в космосе — это одно состояние. Тоже страшно, это всё понятно, но есть желание сделать, желание быть первыми в мире, адреналиновый шок. А вот то, что переживали дети, семья, — я этого, конечно, не осознала до конца. Наверное, я осознала это как раз вот тогда, когда они прочитали эти письма. Мы потом еще поговорили, обсудили, но я поняла, что это больная тема, которая требует и проработки с психологами... Вот сейчас Новицкий должен был стартовать 21-го числа, а за 40 минут обнаружили какую-то неисправность. Старт отменили — ощущение так себе. Вот вроде уже всё прошло, всё пережито, а меня всё равно триггерит эта история. Это к вопросу о том, что хорошо, что мы вернулись. Это самый главный вывод после всего этого путешествия, который я сделала, потому что всё равно окончательно не осознаёшь, когда находишься в моменте. 

Ну еще, наверное, защитная реакция организма не пускает тебя думать об этом.

Да нет. Я-то думала об этом много и размышляла, достаточно смело с собой по этому поводу разговаривала, но всё равно, только вернувшись, поняли: «Слава Богу, мы просто счастливчики». Героизм — это, конечно, хорошо, но в такой большой истории не всё зависит только от него, но и от везения, счастливых случайностей и, пожалуй, от того, что мы были так искренни в своих порывах — космос посмотрел и подумал: «Ладно, бог с вами, возвращайтесь обратно» (Смеется.) Пространство любит смелых и честных. Поэтому в этом смысле так для нас всё случилось хорошо. А в Китае… я рада, что ведь не только про космос шла речь, очень много вопросов было про роль, про сам фильм. Многие журналисты говорили: «Нам так понравилась фраза: «Где русская женщина, там всегда притяжение». Одно дело, когда это говорят в России (где очень мало людей про эту фразу что-то сказали в принципе) — вроде как мы сами себя хвалим. А когда это говорят китайские журналисты, это приятно. Ну и вообще, когда относятся с уважением и любовью к нашей культуре, к нашему народу — многие даже пытались по-русски какие-то фразы сказать. Правда, и я тоже пыталась чуть-чуть на китайском говорить. (Улыбается.) Вообще это всегда любопытно, когда происходят такие истории. И реакция на фильм у них немного другая: очень многие плакали, смеялись и плакали. 

И мы тоже всем залом смеялись и плакали.

Да, но, когда народ совершенно другой культуры смотрит и так же реагирует, это говорит о том, что фильм снят по правильным человеческим канонам. Вот в моей жизни, например, был фильм «Битва за Севастополь» — он ведь во всех странах зашел. В Китае, кстати, тоже помнят этот фильм. Я была удивлена, ведь это 2015 год. Я тогда в Пекине получила приз за лучшую женскую роль, и они все это помнят. 

Ты «Орла» получила — я это точно помню.

А я еще получила награду международного фестиваля. В России не знают, а они знают. Меня спрашивали: «Вот вы играли женщину-снайпера, теперь женщину-врача, вам нравится играть такие «профессиональные» истории?» И я подтвердила: «Да. Мне нравится изучать, мне нравится, когда есть какая-то принадлежность к профессии, когда есть что осваивать». Очень много говорили про профессию каких-то сложных вещей, я сидела и думала: «Интересно». То есть это не только вопросы типа «сколько вы готовились, сколько летели и когда прилетели?». Или: «Было ли вам страшно сидеть в ракете?» — это, конечно, топ всех вопросов (Смеется.), обычно с этого начинаются все интервью, но тут было как-то по-другому. И надо сказать, что интервью было слишком много даже для меня, и все длинные, по часу минимум, я обалдела за три дня. В первый день было семь или восемь для разных каналов, во второй день — встреча со зрителями. Огромное количество интервью, просто менялись площадки. И все вопросы были разные, то есть не было такого, что приходишь на одно интервью, отвечаешь на вопросы, приходишь на следующее — и рассказываешь то же самое. Наш переводчик Андрей сказал мне, что ему тоже было интересно переводить эти интервью, потому что они все разные. 

Я хотела поговорить про дочек, потому что у Ани взлет сейчас серьезный. Как ты за этим наблюдаешь? Я помню, в последний раз, когда мы с тобой говорили, была смешная история про твой новый купальник, который она сначала забраковала, а потом увидела такой же у Клавы Коки и оценила. Дети растут, а ты нет. Или ты растешь вместе с ними? 

Ну конечно, я с ними расту. Честно говоря, я им благодарна, потому что они не дают мне заскорузнуть, что ли, покрыться какой-то плотной оболочкой, потому что они тебя делают без кожи: они меняются, тебе с ними приходится меняться, находиться в движении. Мы всё время с ними пребываем в процессе разговоров, споров, обсуждений. Маша и Аня очень разные, они всё время заставляют быть мозгово-активной, потому что такое количество вопросов…

Тебя может какой-то вопрос сильно застопорить? 

Пожалуй, когда они вдруг задают вопросы, на которые не ответишь просто «да-нет», когда нужно садиться и размышлять. Вот сейчас с Аней, ну ты же понимаешь, что все участники сериала «Слово пацана» попали в настоящий водоворот, приходится очень много разговаривать достаточно жестко, что так можно, но не нужно. Что сейчас нужно отказаться от чего-то. Почему? Потому что нужно. И у нее сейчас формируется свое какое-то понимание, как с этим справиться. Это соблазнительно для любого артиста любого возраста, не факт, что и взрослые артисты смогут это пережить. Как мы видим, не все из взрослых артистов справляются с подобными испытаниями. А когда это выпадает на детей, у которых не было актерского образования или хотя бы театральной школы, то, конечно, это тяжело. Поэтому на эти вопросы приходится постоянно отвечать, разбирать какие-то ситуации, делать замечания. Слава богу, у Ани всё нормально с головой, но всё равно, какие-то вещи приходится объяснять и, скажем так, жестко настаивать: «Слушай, давай так, ты сейчас всего не понимаешь. Пройдет время, мы это обсудим. В этой точке мы обсуждать не будем, я просто говорю «нет». Это бывает крайне редко, но тем не менее. 

Хватает аргументов?

Не так просто эти аргументы найти, потому что она тоже аргументированно говорит, почему она этого хочет и почему ей это нужно, не впадая при этом в истерику. На аргументы приходится искать еще тысячу аргументов. Иногда проигрываешь, конечно, но они знают, что я мама и пока финальное слово будет за мной. 

Давай признаем, что ты — авторитет. У тебя получилось выстроить такие отношения. Далеко не всем родителям удается — хотя сейчас все читают книги по психологии и сами «в терапии».

Я тоже хожу к психотерапевту уже давно, читаю много литературы. Хорошая литература помогает правильно выстраивать отношения. На это тратится большое количество душевных сил. В этих спорах я не побеждаю, а убеждаю. Главное — не допускать вот этого «махнуть рукой» — тогда всё.

Не кажется ли тебе, что тебе тоже уже есть что сказать и ты могла бы кого-нибудь обучать? 

Любое обучение требует полного в это включения. Если бы я и позволила себе это, то первое, куда я бы пошла, — это к нам в ГИТИС к Олегу Львовичу Кудряшову, моему мастеру, просто чтобы быть с ним рядом, продолжать обучение и обучать молодых. Это единственное, куда бы я по-серьезному пошла. Почему я туда не иду? В тот момент, когда ты кого-то чему-то обучаешь, ты берешь на себя ответственность за этих людей.  В этом смысле я занудный человек, к сожалению, а так бы давно всех обучила. Конечно, к мастеру меня порывает походить, я часто у него бываю, очень люблю студентов, но я понимаю, что тогда я должна закончить свою карьеру. Более того, сейчас появилась мощная энергия и желание делать собственные проекты, когда я продюсирую сама себя: выпускаю книгу, аудиокнигу, мы запускаем музыкальный проект «Мандрагора» — наконец-то что-то большое и настоящее, во что я готова вкладываться, что я готова развивать. Я стала себе позволять знать, что это будет хорошо. Я знаю, что это по-настоящему будет иметь отношение к искусству. Конечно, хочется это как-то популяризировать, но пока еще не это главное. 

Фото с репетиции группы: Валя Монастырский

«Мандрагора» — больше нишевая история, не для всех. Но насколько бы ты хотела, чтобы это было максимально успешной историей, в каких объемах? 

Я решила, что в тех объемах, которые мы потянем и захотим потянуть. Я не хочу себя ничем ограничивать здесь. Это в первую очередь про меня саму, потому что я сейчас нахожусь в состоянии поиска. Если я найду свой голос, причем максимально честно для себя внутри, то я думаю, что я вообще не захочу ограничивать себя ничем. Музыка быстрее всего приходит в сердце. Поэтому я нахожусь в приятных поисках собственного голоса и вообще того, о чем хочется говорить. Для меня песни всегда были гораздо важнее, чем даже театр, для меня это всегда была своеобразная терапия — всю жизнь, с детства. Это был способ разговаривать и с самой собой, и с зеркалом, и с окружающими, а значит, со всем миром. Мне кажется, я умею разговаривать песнями. И это я сейчас не про вокал — я не певица, но, возможно, я могу донести очень важные и хорошие смыслы. 

Фото: Валя Монастырский

А тебе не кажется, что вокал — вообще далеко не самое важное в этом виде искусства? 

Думаю, что это важно, это совершенно точно имеет большое значение — чтобы не обесценивать профессионализм музыкантов и артистов. Большое счастье, когда приходишь к пониманию, что ты научился доносить мысль и у тебя есть прекрасное умение: владение инструментом, владение голосом — это большое счастье. К сожалению, я не музыкант. Я бы не хотела обесценивать труд вокалистов, другой вопрос, что для того, чтобы иметь право говорить, нужно иметь свой голос — я не только про вокальный голос, но и души, сердца, когда тебе есть о чем сказать, спеть, сыграть. А так, конечно, на курсе Кудряшова у нас было несколько педагогов по вокалу, которые, слава богу, были в моей жизни. Мастер привозил педагогов из разных стран, давал нам возможность посмотреть на 360 градусов, поэтому у меня тут нет какого-то дефицита. Но это не значит, если я вступаю на эту территорию, что мне не надо снова заниматься вокалом. Труд вокалиста — огромный, затратный. И когда я говорю про музыку, это не значит, что примите меня такой, какая я есть, — нет, всё равно идет тяжелая работа, вкладывается много труда, репетиций, придумывания материала. По-моему, мы придумали клевое и смешное название — «Мандрагора». Мне очень нравится фонетически, во-первых. (Улыбается.) А во-вторых, мне кажется, что в этом есть какая-то сказка. Для меня искусство всё равно про то, что ты даришь людям сказку: страшную, веселую, радостную. Когда ты человеку что-то даришь, что-то даешь, с чем он потом уходит, живет, меняет свою жизнь. Как только моя музыка понравится мне, когда я пойму, что это меня трогает, то я смогу это передать людям. 

Фото: Валя Монастырский

Ты говоришь, что тебе важно иметь свой голос и петь свою песню. О чем ты хочешь петь? 

Как лодку назовешь, так она и поплывет… У нашей группы очень крутой музыкальный руководитель — Володя Корниенко, или Корней. Мы назвали нашу первую программу «Планета легкого поведения». Мне очень нравится это название, потому что в нем так много разных смыслов. Жизнь нас всех делает такими тяжелыми, суровыми — такая тяжесть жизнь: тяжело жить, тяжело вставать, тяжело работать, тяжело любить. Где бы найти эту легкость, не беспечность, а легкость в отношениях с людьми.

Фото: Валя Монастырский

Не всегда в людях есть внутренняя радость, энергия, любовь к жизни. Кому-то дано, кому-то нет. Вот в тебе это есть, и я за это тебя очень люблю, и все, уверена, тоже.

Я очень люблю слово «витальность». Мне оно очень нравится. Мне кажется, я очень витальный человек. Я очень люблю жизнь. Я люблю людей.

Это чувствуется.

Я умею прощать людям их недостатки. Не вижу в людях только негатив, стараюсь смотреть с разных сторон. В любом человеке есть темная сторона, на которую я могу закрывать глаза, когда вижу в этом человеке что-то хорошее и светлое. Я с этой стороны буду смотреть на человека, а с этой не буду. Либо он сам поменяется, либо никто его не поменяет. Я вообще не знаю, как что-то делать не в любви, я не понимаю, как это возможно. Я по крупинкам собираю места, людей, где есть какая-то влюбленность, любовь, — у меня всегда ориентир на такое есть. А если говорить про людей и про любовь людей, мне кажется, у меня здоровое отношение к этой жизни, я не считаю, что мне кто-то что-то должен. Очень часто талантливые люди немножко провисают от собственного высокомерия, потому что им кажется, что им все должны. Так не бывает! Какой бы ты ни был талантливый, в тот момент, когда ты подумал, что ты выше остальных, нужно себя по плечу постучать и сказать: «Малыш, успокойся, сбавь обороты». Очень большая ошибка — превозносить себя над любыми людьми. Как только ты встаешь в эту позицию, то попадаешь в тупик, дальше движения нет. Всё, что происходит, оно происходит во взаимодействии с людьми. Точно так же как и когда ты уходишь в «подземелье» — какую-то депрессию, «ненавижу всех». Трудно сохранять баланс, потому что любая фигня тебя высекает. Нужно иметь силы и терпение. 

Нужно просто любить, ведь любовь — это самая сильная энергия. 

Но для того, чтобы любить, тоже нужны силы и терпение. 

Согласна. О чем бы ты еще хотела рассказать нашим читателям?

Я думаю, нужно сказать про съемку. Это тоже из разряда того, что я стала позволять себе делать свои собственные проекты, делать что мне хочется. И хочу делать это с лучшими, тем более что я их знаю, я с ними общаюсь. И так получилось, что Дима Исхаков, фотограф, с которым мы много лет дружим и работаем, предложил сделать азиатскую съемку, а потом, когда возник Китай, мы в последний момент это сделали. Мы взяли Лену Дудину, Аню Захожую, Диму Исхакова — тех, кто пожил еще во времена fashion-индустрии (Смеется.), и решили бомбануть, сделать эту фотосъемку. Я подумала: «Какой кайф — делать фотосессии, когда команда собралась для того, чтобы сделать интересно». Все вдохновились, Дима заразил этим, Лена этим, Аня что-то там придумала. Это когда даже фотосъемка становится маленьким художественным актом. Мы восемь часов просидели в таком порыве, поэтому и съемка такой получилась: был невероятный по энергетике творческий процесс.