30 лет назад на Донбассе произошло событие, во многом определившее будущее: 27 марта 1994 года Донецкой и Луганской областях прошел референдум, на котором около 90% жителей региона высказались за предоставление русскому языку официального статуса и за более тесную интеграцию с СНГ (то есть, прежде всего, с Россией). А дончане (в Луганске на это не решились) еще и поддержали федеративное устройство Украины.
Иван Шилов
ИА Регнум
Удивительно, но об этом событии почти не вспоминали впоследствии.
Как говорит донецкий политолог Владимир Корнилов, в 1994 году — один из лидеров «Интердвижения Донбасса», организовавшего референдум, — всего десять лет спустя организаторы «сепаратистского съезда» в Северодонецке были очень удивлены, когда узнали, что идея федерализации имеет глубокие корни и реальную поддержку в народе.
«Народная масса никогда и не выступала против русского языка и связей с Россией. Если вспомните результаты референдума 18 марта 1991 года, вы увидите, что и тогда Донбасс выступал за Союз, за русский язык и никогда других позиций у Донбасса и не было,— рассказывает он ИА Регнум. — А в 94-м мы воспользовались ситуацией и выступили с инициативой референдума, потому что как раз под выборы в Верховную Раду у нас в Донбассе шли шахтерские забастовки периодически.
И вот, вместе со стачкомами (стачечные комитеты, организовывавшие протест — ред.)мы, по сути, помогали вырабатывать идеологическую платформу. Шахтерские профсоюзы выступали исключительно с практическими, материальными требованиями, а вот идеология у них хромала. И тут мы предложили свои услуги, свою помощь, и во многом идеологизировали тогдашний шахтерский протест».
Решение о проведении референдума в один день с парламентскими выборами было принято областными советами на основании действующего закона «О всеукраинском и местных референдумах». Корнилов вспоминает, что каких-то препятствий со стороны центральной власти не чинилось, поскольку тогда была относительная свобода, можно было открыто дискутировать, обсуждать различные варианты будущего государственного устройства: конституция Украины тогда еще принята не была.
«Леонид Кравчук устраивал большие круглые столы о том, как должна выглядеть Украина будущего и какую форму правления включить в Конституцию будущую. Велись широкие дискуссии. И надо заметить, что идею федеративного устройства Украины выдвинули и поддержали тогда две политические силы, антагонистические, в разных концах Украины: во Львове и в Донецке, «Рух» (Вячеслава) Черновола и «Интердвижение Донбасса», — говорит он.
Все это вызывало страшное возмущение коммунистов, которые начали говорить о федерализации только в нулевые годы, когда уже невозможно было что-то изменить. А обычные люди четко обозначили свою позицию: около 80% населения Донецкой и Луганской областей дали утвердительный ответ на предлагаемые вопросы.
В поддержку придания русскому языку статуса государственного (наряду с украинским языком) высказались 87,16% жителей Донецкой области и 90,38% — Луганской. Особый региональный статус для русского языка поддержали 88,98% населения Донецкой и 90,91% — Луганской области. В вопросе об участии Украины в экономическом союзе с СНГ население обеих областей также выразило единодушное мнение: «за» — 88,72% и 90,74% соответственно. При этом явка составила 72% в Донецкой области и 75% — в Луганской.
На Луганщине вопрос о федерализации ставить на повестку дня не рискнули, зато у более активных соседей 80% проголосовавших выбрали федеративно-земельное устройство. Вчера еще жившие в Советском Союзе люди не считали независимую Украину чем-то реальным и серьезным, как не видели себя в общем государственном проекте и галичане.
Упомянутый «Народный рух Украины» и созданная Вячеславом Черноволом Галицкая ассамблея выступали за объединение Львовской, Тернопольской и Ивано-Франковской областей в единое региональное образование. У них был свой мотив: ограничить влияние всё тех же коммунистов, для чего требовалось унитарное, но децентрализованное государство с развитым региональным и местным самоуправлением. Поэтому лидер КПУ Петр Симоненко (тоже дончанин) даже обвинил «Интердвижение Донбасса» в том, что они «снюхались» с руховцами.
Тем не менее, центральная власть в Киеве проигнорировала и первых, и вторых.
Хотя если говорить про русский язык, на этой теме «ездили» все: и первый президент Кравчук, и пришедший за ним Леонид Кучма, и многие другие, включая Виктора Януковича.
Ветеран донецкой журналистики, а ныне руководитель отдела региональных проектов МИА «Россия сегодня» Руслан Мармазов вспоминает, как в Донецке еще будущий глава государства, «красный директор» Кучма вместе со всеми хмыкал над тем, как перевести на украинский шахтерский термин «грудь забоя». Аналогов не было, и вопрос казался абсолютно понятным и практически решенным.
«На тот момент в Донбассе это не очень остро воспринималось: да, мы обозначили свою позицию, выступили, Киев это пропустил. Но, слушайте, не заставят же они нас в конце концов говорить на украинском языке. Ну как они нас будут заставлять? Ну не заменят же они технические термины? Это же промышленный регион, где терминология имеет серьезное значение. Да, никаких резких телодвижений не последовало. Последовали движения ползучие, и, в конце концов, это вылилось в ситуацию 2014 года и в её дальнейшее развитие, во все то, что мы наблюдаем сегодня. Корни всего этого даже не в 1994 году, они и в большие глубины уходят. Но 1994 год был все-таки показательным»,— делится он с ИА Регнум.
По мнению Мармазова, народную волю «слила» нарождающаяся тогда новая элита, во многом вышедшая из Компартии, но стремящаяся к формированию Украины как государства с националистическим душком. Итоги плебисцита на Донбассе стали называть «совещательным опросом», прокуратура начала процесс оспаривания законности референдума, и в конечном итоге после принятия Конституции в 1996 году он был забыт. Тема федерализации стала запрещенной, и когда снова возникла в 2004 году, то сразу попала в разряд уголовно преследуемых.
Но в народе ничего не изменилось, общественное мнение жителей Донбасса было неизменным все эти годы.
Любая попытка идеологического наступления со стороны Львова тут же упиралась в твердую позицию Юго-Востока, за счет чего долгое время и держался политический баланс на Украине.
«Оранжевый майдан» и его «народный президент» Виктор Ющенко спровоцировали съезд депутатов всех уровней в Северодонецке, одобривший проект создания Юго-Восточной Автономной Украинской Республики со столицей в Харькове. 28 ноября 2004 года этот проект представил на съезде Борис Колесников, занимавший тогда пост председателя Донецкого облсовета, и после победы Ющенко ненадолго оказавшийся за решеткой.
А глава Харьковской ОГА Евгений Кушнарев, выступивший на Северодонецком съезде со словами «от Харькова до Киева — 480 километров, а до границы с Россией — 40!» через три года был убит. В украинской политике он был наиболее системным сторонником федерализации, как заместитель главы фракции Партии регионов в парламенте участвовал в написании законопроектов, касающихся введения региональных языков на Украине, проведения всеукраинского референдума и процедуры вступления Украины в международные военно-политические организации. Выступал против «цветных революций», и на охоте попал под «случайный выстрел».
Так что и референдумы о самоопределении Донецкой Народной Республики и Луганской Народной Республики в мае 2014 года не только были ответом на государственный переворот в Киеве, но и продолжением политической традиции региона. По официальным данным, 89% проголосовавших в ДНР и 94% проголосовавших в ЛНР высказались за государственную самостоятельность республик. И хотя результаты эти со всех сторон ставились под сомнение и подвергались разгромной критике, они абсолютно коррелируют и с 1994 годом, и с текущей поддержкой России, выраженной на выборах.
По сути дела, это был последний шанс разойтись мирно и сохранить страну в границах 1991 года, о которых так любит поговорить киевская власть.
«Мы всегда говорили, что у Украины есть единственный способ сохранить их, не растеряв часть регионов, если она будет федеративной. Причем, мы всегда подчеркивали, что это совершенно не гарантия того, что Украина сохранится в данном виде. Но либо она сохранится как федеративное децентрализованное государство, либо у нас появится шанс цивилизованного бескровного развода. Собственно говоря, на что мы и надеялись», — говорит Владимир Корнилов.
Донбасс с начала 90-х годов хотел быть в составе России, и в итоге своего добился. Но даже если бы этого не случилось, федеративная Украина могла бы жить без крови, разрушений и взаимных обид. Как «настоящие европейцы», украинские политики могли бы пойти по пути Чехословакии, пример которой часто приводили сторонники федерализации в 90-е.
Однако они выбрали другой путь: попытаться силой заставить всех втиснуться в шаблон украинства, сменить идентичность и принять общеобязательную идеологию и утвержденный набор ценностей. Чем всё это закончилось для страны — объяснять, пожалуй, не нужно. Но случившееся стало совершенно сознательным выбором тех, кто часто и обильно говорил о свободе и демократии, никогда всерьёз не собираясь следовать её основным принципам.