Как в театре им. Моссовета водевиль XIX века срифмовали с сегодняшней Москвой.
Театральный эксперимент всегда сопряжен с риском погружения в новое, неисхоженное, непонятое. Поиск современного сценического языка и средств художественной выразительности предполагает смелость и антитезу привычным театральным формам. Даже если эксперимент окажется неудачным, режиссеру в утешение останутся его отвага и театральное фрондерство. На эксперименты решаются, а на сценические тексты, лежащие в их основе – замахиваются. Для этого особенно хороши Шекспир и Чехов. А вот водевили двухсотлетней давности, особенно, если они написаны в стихах и разыгрывают их в кринолинах, не изменяя время и место действия, не котируются…
В репертуаре Театра им. Моссовета не первый год, не мешая друг другу, органично уживаются «старые» и «новые» формы. Теперь же на сцене «Под крышей» пророс неожиданный театральный гибрид, опрокинувший стереотипное понимание театрального эксперимента. Худрук Евгений Марчелли поддержал инициативу группы актеров, самостоятельно начавших репетировать старинный водевиль. Предполагал ли он, что эта актерская проба превратится в довольно смелый режиссерский эксперимент? Представить современному искушенному зрителю старомодный костюмный водевиль в стихах не скучно, не вымученно, а живо, но при этом без сиюминутной злободневности и скабрезности – это ли не проявление смелости, это ли не эксперимент? И он удался.
«Замужняя невеста» – водевиль, который «сообразили на троих» в 1817 году Александр Шаховской, Александр Грибоедов и Николай Хмельницкий для бенефиса Марии Валберховой, дабы явить ее актерское дарование во всей красе. Сюжет прост, как просты его персонажи – старосветские провинциальные помещики. Молодой офицер привозит из столицы в родовое имение жену, которой приходится всеми правдами и неправдами укрощать строптивых родственников мужа. Разбавить и расцветить эту нехитрую фабулу должны были, как и положено в водевилях, комические куплеты и танцы.
У Марчелли нет музыкальных дивертисментов, но есть Матвей Костолевский, блистательно играющий на фортепиано старинные русские романсы перед началом спектакля, пока публика занимает свои места в преображенном пространстве. Сцена и ряды кресел «под крышей» обрели новую форму, в которой камерный спектакль одинаково хорошо виден из любой точки.
Полное название пьесы – «Своя семья, или замужняя невеста». Название сократили, как и сам текст, который не растерял своего очарования, а, напротив, стал легче. Дистанция устаревших слов и языка века XIX преодолена во многом за счет того, что стихотворное полотно здесь прошито импровизированными прозаическими вкраплениями. Актеры обыгрывают и разъясняют друг другу и зрителям те или иные пассажи пьесы. Более того, в водевиль привнесены дополнительные рифмованные фрагменты, которые трудно отличить от оригинала. Для «Замужней невесты» подготовлена талантливая, озорная и изобретательная инсценировка, благодаря которой одноактный спектакль от начала и до конца мог бы смотреться на одном дыхании. Если бы его не прерывал смех.
Провинциальные нравы артисты разыгрывают с азартом и удовольствием, особого зрительского внимания удостаивается Мария Кнушевицкая в роли бабушки и вовсе не потому, что актриса отметила в прошлом году 90-летие, в которое трудно поверить. Своим коллегам она дает настоящий мастер-класс сценической речи и владения голосом. На сцене она встречается со своим сыном Андреем Рапопортом, и это кажется символичным не потому, что нынешний год в России объявлен Годом семьи, а потому что сам спектакль и семейный (для всех возрастов), и про семью, да и исполняют его, просто, по-семейному, так что зрители чувствуют себя как дома.
На длинном столе сервирован знакомый «национальный натюрморт» из вареной картошки, квашеной капусты, селедки с луком и того, что ко всему этому обыкновенно прилагается в хрустальных графинах. Если что и коробит публику, так это то, как скучающая на сцене горничная Грунька (Евгения Лях) шумно (заглушая, порой, реплики) сбрасывает все эти яства в металлическое ведро.
«Замужняя невеста» – спектакль не бенефисный, а ансамблевый. Здесь в маленьких по замыслу ролях не тесно актерам. Особенно это касается исполнительницы главной роли Екатерины Девкиной, сцена за сценой раскрывающей грани своего темперамента, и Марины Кондратьевой, которая в образе старой девы успевает сыграть и Офелию, и пушкинскую Татьяну, и понемногу от каждой из «8 женщин» Франсуа Озона.
«Замужняя невеста», которая в свое время переливалась сатирой на провинциальную жизнь, в наши дни оказалась беззлобной насмешкой над столичным, да и, в целом, современным укладом общества, в котором угождение и льстивость не обесценились. «Смотри ж, побольше простоты! Как можно будь глупей!» – наставляют невесту, которую родня мужа заранее невзлюбила, подозревая в ней «излишнюю образованность». Высмеивается и рефлексия с самокопанием, как пример негативного иностранного влияния: «Ну пусть в других землях есть кой о чем тужить», «Да пересуды так их, бедных, запугали, что в моду уж вошло крушиться без печали».
Какой бы бутоньерочной не казалась мораль «Замужней невесты», но посыл ее простирается дальше сцены. Он в том, чтобы «не крушиться без печали», для этого нужно уметь прощать, быть милосердными: племянника, женившегося без спроса, прощают, ведь «какой ни есть, а он родня». В переводе с французского voix de ville – это голоса города, и реплики, звучащие со сцены, порой, рифмуются с голосами сегодняшней Москвы, маячащей за окнами как элемент сценографии. «Мы все своя семья», – финальная реплика этого сентиментального водевиля, и как же хочется, чтобы этот «голос города» был услышан каждым живущим в нем.