Романов Кирилл / АиФ в Туле
В спектакле «12», который Никита Михалков привозил на гастроли в Тулу, принимал участие Николай Бурляев, о котором в последнее время мы чаще слышим как о политическом деятеле. О том, почему он так мало снимается в кино, зачем нужна цензура и главных ролях актёр и депутат Госдумы рассказал tula.aif.ru.
Самый гармоничный театр
Сергей Гусев, tula.aif.ru: Николай Петрович, если судить по спектаклю «12» вы в прекрасной актёрской форме. Однако в кино вас давно уже нет. Почему?
С 1961 года был актёром академического театра имени Моссовета, можно сказать сыном полка. Мне тогда было всего 15 лет. Играл на одной сцене с Мордвиновым, Марецкой, Орловой, Раневской, Пляттом, Ией Саввиной. Очень любил театр, но уже тогда понимал — не разделяю тех убеждений, что это на всю жизнь и надо умереть на подмостках. Меня эта перспектива не устраивала. Были другие планы, я с 13 лет задумал стать режиссёром. А тогда, глядя на то, как запели Гена Шпаликов, Володя Высоцкий, с которыми я дружил, подумал: «Надо тоже попробовать». Раньше ни стихов, ни музыки не писал. Научился играть на гитаре, сделал свои авторские песни, предложил их руководителю ансамбля «Самоцветы» Юрию Маликову, и меня взяли на гастроли.
— Вы такие легендарные фамилии назвали — Марецкая, Любовь Орлова, Раневская. Кстати, она действительно обладала тем афористичным языком, который ей сейчас приписывают?
— Это была удивительно добрая женщина, которая очень хорошо ко мне относилась. У нас с ней не было общей работы в театре, просто общались. Лично я афоризмов от неё не слышал. Но шутку «против кого дружите, девочки?» мне рассказывали тогда.
А вообще для меня театр Моссовета — это самый гармоничный театр в моей жизни. Правда, Саввиной через много лет сказал это, мол, ни конфликтов, ни склок не было, а она в ответ: "Всякое было, Коль«.
Очень любил театр, но уже тогда понимал — не разделяю тех убеждений, что это на всю жизнь и надо умереть на подмостках.
— А предложения сняться всё ещё поступают?
— Крайне редко. Ну вот лет 25 назад сыграл Иешуа Га-Ноцри в «Мастере и Маргарите» у Юрия Кары. У Натальи Бондарчук сделал Фёдора Тютчева. Это то кино, куда достойно отдавать своё имя. Иногда что-то предлагают сейчас в плане заработка. Например, роль генерала КГБ, который предаёт своё Отечество. Я сказал: «Нет, только если перепишете сценарий». Взяли другого артиста, он им всё сделал. А у меня нет потребности в актёрстве. Я снимал своё кино. В 1991 году на «Беларусьфильме» вышел мой фильм по роману Василия Белова «Всё впереди». Я пишу. Издал уже семь книг.
— Однако в театр вы вернулись. Играете в спектакле «12» у Никиты Михалкова.
— Года три назад звонок. Я сначала по голосу не узнал. Спрашиваю: «Это кто?» Он мне: «Конь в пальто. Есть офигенная авантюра. Хочу, чтобы ты сыграл в «12». А я у Никиты первый в его режиссёрской судьбе актёр. Мы с ним вместе учились в Щукинском училище, и он мне предложил сыграть в самостоятельном отрывочке, который он снимал как режиссёр. Я ему поиграл, поставили оценку «отлично». А дальше наши судьбы пошли параллельно. Хотя он меня однажды позвал на фильм «Несколько дней из жизни Обломова», предложил эпизод. Я обиделся на него и тут же уехал. И вдруг «12». Спрашиваю: «Когда репетиция?» Говорит: «Вчера». А я не люблю репетиции, включаюсь только на команду «мотор». Никита отвечает: «Я обожаю репетиции». Полгода мы в ковид репетировали, каждый день по пять-шесть часов. Очень рад, что мы опять вместе и то, что у меня есть эта возможность. На завершающей фазе жизни могу побыть с другом детства, посмотреть какой он стал. А стал он совершенно удивительным человеком — и шутник, и очень глубоко думающий человек.
Не жалею, что пришёл в Думу
— Получается, вы сейчас, как депутат Государственной Думы, больше занимаетесь политикой?
— У меня появилась возможность попытаться влиять на какие-то процессы, на которые я не мог влиять раньше, хотя уже был общественным деятелем. Ну что такое общественный совет для министерства культуры? Да ничто, болтается только под ногами. А сейчас они уже обязаны прислушиваться.
Я стал первым заместителем председателя комитета по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных объединений. Хороший комитет, важный. Но я всё равно занимаюсь и культурой. По предложению Володина стал председателем комиссии по культуре, науке и образованию парламентского собрания союза Белоруссии и России. Вот там уже появились рычаги. Порядок надо наводить не только в нашей культуре, а в союзном государстве. Потому что процессы одинаковы. Не те рулят культурой, которые должны это делать.
— Вы один из тех, кто выступает за возвращение цензуры...
— Думаю, нет другого выхода. Все старые, ельцинские подходы, которые нанесли огромный ущерб стране, заканчиваются. Самое страшное, что пагубный Закон о культуре 1992 года отнял у государства, — это рычаги влияния. Вы им только давайте деньги, а они сами будут делать, что хотят. Вот они и понаворотили.
— Что вы понимаете под цензурой?
— Я категорически против политической цензуры, от которой все натерпелись. Но общественный контроль должен быть обязательно. Напомню, что главным цензором России был крупнейший русский поэт Фёдор Тютчев. И он считал свою работу одной из главных в жизни миссий. О цензуре Пушкин говорил так: всякое христианское государство, под какой бы нормой правления оно ни существовало, должно иметь цензуру. Разве речь и рукопись не подлежат закону? Нельзя позволять проповедовать на площадях каждому что в голову взбредет, и государство вправе остановить раздачу рукописи. Конец цитаты. Это должно быть и сейчас.
— А как же то, что художник должен быть свободным?
— Должен. Но он должен и иметь внутреннюю цензуру. Если зарвались наши коллеги в рыночном болоте культуры, значит, нужно за ними приглядывать.
«Военно-полевой роман — это классика кино»
— Какие из своих ролей вы считаете наиболее важными?
— Знаете, я все оцениваю на проценты. «Иваново детство» я долгие годы оценивал на 25% того, что нужно. «Андрей Рублев» — на 20%. «Игрок» по Достоевскому у Баталова — 79 %. «Военно-полевой роман» — это уже 80%. Потом появился Иешуа Га-Ноцри, это 90%.
— Среди перечисленных — два фильма Тарковского. Почему не сложилось сотрудничество дальше?
— Мы встречались с Тарковским после «Андрея Рублёва», я спрашивал, есть ли для меня что-то в «Солярисе»? Он ответил, что нет, читай «Подросток» Достоевского, будем делать с тобой. Потом «Зеркало», там тоже нет роли. Говорит: «Коль, читай Достоевского, „Идиота“ будем делать». Я ждал, но этой экранизации ему тоже не дали.
— Почему в вашем списке, который вы привели, не оказалось «Мама вышла замуж»? Прекрасный фильм, звёздные актеры...
— Я вообще взялся за это кино с отчаяния, сложный период в жизни был. Думал, кому это нужно? Мама — маляр, он — бульдозерист, мальчик какой-то ершистый. Не понимал, что классика будет. Обычно я это вижу, а тут ошибся. Вот Тодоровскому я каждый день говорил, что будет потрясающий фильм.
Вычислить это просто было. Он же актер блистательный, должен был сам играть эту роль. Про него же фильм практически. Но Тодоровский эту роль, к счастью, мне отдал. Да ещё взял Инну Чурикову, с которой я очень рад был работать. Я её всегда считал актрисой номер один. Чурикова обладает актёрской магией. В общем, понимал, что это будет очень здорово. Так и получилось. Помню, на пробе сижу на гриме, мне что-то делают. Я Тодоровскому говорю: «Пётр Ефимович, а если мы вот так оттянем уши». Только я оттянул, и глаз пошёл другой сразу. И потом я уже плавал как рыба в воде, образ был найден.
Помню, приехал представлять его в Жданов на фестиваль, вышел на сцену и сказал: «Сейчас вы увидите классику, которая будет жить всегда». Очень талантливая работа Тодоровского. Он же взял случай из своей жизни, и сделал грандиозный сценарий. Я когда его читал, плакал над буквами, у меня такого в жизни раньше никогда не было. Самая для меня близкая роль из всех, что я делал, словно ждал её всю жизнь.