Павел Филонов и его окна в параллельную реальность

Одна из самых больших выставок Павла Филонова в Москве проходит в Медиацентре «Зарядье». О своих впечатлениях рассказывает писатель Дмитрий Бавильский — и приходит к выводу, что восприятие художника сильно зависит от оптимизма или пессимизма зрителя

Ретроспектива состоит из почти 60 работ Павла Филонова (1883–1941), хранимых Русским музеем. В основном это живопись, причем самая широкоформатная, но есть и графика. Шедевры эти, как топором рубленные, выглядят окнами в параллельную реальность. И она, покуда ходишь под землей выставочного зала, кажется убедительнее и объемнее натуральной. Вроде ничего особенного — привезли и правильно развесили, но выглядит все это выдающимся аттракционом локальных красочных вихрей.

Зритель легко включается в энергоцепочку любого холста, не только подзаряжается сам, но и начинает прорастать в ячеистых структурах. Когда по отдельности есть кубизм и кубофутуризм, итальянский футуризм, немецкий экспрессионизм и русский авангард, всемирный заговор сюрреалистов, есть локальные открытия отдельных гениев, а у Филонова оно есть все сразу — в логике естественного, органического роста. Когда, точно соринки в глазу, рыбки в воде, окна в стене, вместе с чужими, точечными исключениями случаются и параллельные открытия, симметричные извилины, вспышки и всполохи схожих озарений. У Филонова рассыпаны их десятки, сотни — масса открытий, которых хватило бы на поколения художников, а их вот точно так и хватило. Все пущено в рост: фигуры интуиции, мембраны, вакуоли и ячейки, соединительные ткани и противительные союзы, атомы и их дрожания, всполохи и протоны, нейтроны, электроны, мюоны и даже кварки, шкварки и клейкая зелень, огонь, вода, земля и кислород — словом, все жизни, все жизни, вплоть до рыб, цветов, детей и их игрушек, мячей, кубиков, золотых обмолвок, шевелящихся виноградин, лунных городов и лунных рабочих поселков.

Прислушайся, прохожий, как трава растет, как облака плывут по орбите и рельсы гудят предчувствием воскрешения мертвых. Картины Филонова все время потягиваются и растут, мерцают, бликуют и делятся, кипят, закипают, их все не объять, не увидеть и не охватить. Выставка в «Зарядье» смещена к картинам и графическим листам 1910-х годов, позднего гораздо меньше (в них видно, как Филонова ломали, а он не ломался, бился головой о затыки, и тогда голова отрывалась от тела и гуляла отдельно), но сильно заметно, как все эти бытовые и бытийные структуры меняются, как усложняются и измельчаются, после чего вновь наступает пора ясности и крупных планов, голов, заводов, социально озадаченных плоскостей. Как ближе к концу лица обращаются в лики, устав плести паутину млечных натяжений, и все время стараются очеловечиться, да, видно, нельзя никак.

В соцсетях спорадически возникают споры: с каким художником можно сравнить Филонова? Мелькают имена Тинторетто и «сумасшедшего Гольбейна», не забывают Брейгеля и Босха. А если Филонов — русский Рембрандт, мастер восстановленного света? Он ведь у Филонова тоже непрямой, подспудный, магический, сияющий, прорезывающий мглу и нарезающий ее на мириады осколков. Сплошное солнечное сплетение, продуманное фасеточным зрением и сконструированное по принципу спелого граната или же визуализацией органических процессов. Чтобы картины начали походить на карты городов и поселков с высоты птичьего полета, или на транзисторные схемы, на неснятые мультики, или на визуализации графиков роста. Каждый холст требует отдельного языка.

То, что Рембрандт зашивал в расползающуюся дерюгу, опутывал кружевами и умел удерживать внутри прирученной материи, Филонов — раз уж дело после Фрейда пошло, — синтезировал в единый разогретый поток. Все это кандинское бессознательное, клеевских козявок, инфузорий-туфелек непроясненного, фамов и надеек незримого выпустил, как из мешка, наружу и дал им яркий, ряженый свет — лишь бы плодились и размножались многомерки да ложноножки. Авангардисты отменяли всю предыдущую историю искусства, на самом деле обобщая ее, разыгрывая очередную кульминацию, подводя промежуточные итоги всемирности.

Впрочем, восприятие Филонова зависит еще и от зрительского оптимизма или пессимизма. В органике роста, явленной через разбег составных частей растительных или социальных организмов, можно увидеть разбухание нового мира. Ну или же распад, атомизацию старого. Кому что ближе.

Медиацентр «Зарядье»
«Павел Филонов. Художник Мирóвого расцвета»
До 17 марта

Парк «Зарядье»