БДТ поставил пьесу Петра Гнедича, который в этом самом здании на Фонтанке был одним из основателей и в первые сезоны (в последние годы XIX века) — руководителем художественной части Суворинского театра. Может быть, он занимал тот самый кабинет, в котором теперь готовился к постановке режиссёр Андрей Могучий.
«Холопы» — смелая для своего времени историческая пьеса. Действие происходит в последние три дня перед убийством императора Павла I. Автор с отвращением изображает феномен крепостничества — барство хозяев и привычное раболепие «холопов», вырождение дворянских кланов, произвол и всевластие монарха.
Министр императорского двора барон Владимир Фредерикс требовал постановку запретить, но по своевольному решению великого князя Владимира Александровича пьеса всё же была в 1907 году разрешена, конечно, с купюрами — были вырезаны реплики бывшего крепостного, оказавшегося во Французской Республике свободным гражданином, ни слова о революции.
Пьеса Гнедича дала великолепные роли лучшим артистам — Марии Савиной, Владимиру Давыдову, Марии Ермоловой, шла с успехом и до, и после Октябрьской революции, с энергичной поддержкой наркома Луначарского. Ещё бы! Самодержавный уклад здесь вызывает ужас, смех и отвращение.
Центральной героине княжне Екатерине приходится увидеть отчаянное состояние её незаконной дочери, выкинутой из дома и оказавшейся в положении крепостной. Брат героини князь Александр, которого, по словам автора, «полупомешанный Павел заставляет плясать по своей дудке», самодовольно делает карьеру при власти, но интригами этой самой власти оказывается изгнан. Его сын князь Платон (как бы будущее России) погряз в игорных долгах и занят исключительно соблазнением девиц любого статуса. Вокруг них — раболепствующие слуги.
Идеологию системы предельно чётко выражает мажордом Венедикт: «Господом Богом предустановлено, чтоб была власть, и в писании сказано: сущия власти от Бога учинены суть. Есть господа, а есть рабы. Одни господствуют, другие преклоняются. Вот, примерно, их сиятельство властелин, а мы — холопы и смерды. Их сиятельство всё волен, а мы — должны только исполнять долг». Но по идее пьесы, и власть оборачивается подчинением мёртвому порядку вещей. В иерархии тиранического социума нет такого уровня, на котором крепостник не оказался бы крепостным, повелитель — холопом.
Андрей Могучий, известный своими свободными перформативными фантазиями, в данном случае самым строгим образом соблюдает не только дух, но и букву первоисточника. Всё по тексту Гнедича. В то же время словесный текст дополняется и перформативностью, и визуальностью, и фантастикой. Спектакль зрелищный, занимательный, часто смешной и — важнейшее свойство! — лёгкий, не внушающий насильно «смыслы» (их создаём мы сами).
Господствующий над персонажами император ни на секунду не исчезает из их сознания, и его гротескный образ в исполнении Алексея Ингелевича, как видение, постоянно следит «недрёманым оком» за всем происходящим из ложи над сценой.
Символическим главным героем спектакля, хотя и неодушевлённым, стал особняк аристократической семьи. Монументальный, наклонённый над горизонтальной поверхностью, странным углом он уходит в глубину. Опустевший, призрачный, мрачный, он на наших глазах — во время спектакля — постепенно, с грохотом разрушается.
Единственное, что режиссёр добавил к авторскому сюжету, — «послесловие» существования особняка. Это строение ещё стоит, и в нём ведутся бесконечные и безуспешные ремонтные работы.
Времена действия накладываются, эпохи мерцают и соединяются. Люминесцентная трубка тускло светит рядом со старинной люстрой. Контр-тенор (Семён Мендельсон) поёт вариации на темы Монтеверди в ритмическом рисунке рок-музыки, на это секундами накладывается узбекский маком (среднеазиатский вокально-инструментальный жанр. — Прим. ред.) из радиоприёмника. Строители-мигранты наших дней могут провалиться в павловскую эпоху и пройти мимо мажордома княжны под его пристальным взором, а сосланный императором князь — сокрушаться при свете лампы современных ремонтников.
Персонажи XIX века вылезают из старинного сундука, украшенного картой Российской империи, и материализуются. Но они не вполне реальны и существуют в условном театральном стиле. Молодой князь Платон (Виктор Княжев) — оживший игрушечный солдатик. Воспитанница Агничка (Алёна Кучкова), дико в него влюблённая, беременная и отвергнутая, неистовствует, прыгает и ожесточённо орёт, как игрушечный чёртик. Жена князя Lise (Варвара Павлова) не говорит, а нежно чирикает, почти пропевает колоратурным сопрано свои наивные тирады о любви ко всему французскому и о том, что у крепостных людей кость вообще другого цвета, чем у дворян: чёрная. Камеристка Мина (Ируте Венгалите) многозначительно таинственная, руководит ритуалом жизни этого бездушного дома, понимает его безжалостные законы. Княжну окружает стая подобострастных прислужниц, многократно повторяются поклоны и ползанье на коленях или на брюхе перед «хозяевами».
Вариант социального балагана — блестящая сцена у пронырливого чиновника Веточкина (Валерий Дегтярь), который послушен вышестоящим, но в этой ситуации может манипулировать проигравшимся молодым князем и для этого устраивает целый спектакль, запрятывая говорливую бабку (Александр Ронис) в сундук, подучивая сына Мирошу (раздвоившегося в спектакле на близнецов — Геннадий Блинов и Михаил Самусенко) в эквилибристической позе подделать подпись на документе, репетируя с дочерью Дуней (Юлия Ильина) соблазнение князя…
Из моментов игры, как будто смехотворных и нелепых, состоит эпос мрачнейшей эпохи.
Паноптикум постепенно наполняется драматизмом. С грохотом падает штукатурка, когда князь Александр (Василий Реутов), осознаёт, что и он, как будто высокопоставленный человек, оказывается при власти в положении холопа. Владеющий тайной дома (о потерянной дочери хозяйки) бывший крепостной, а ныне свободолюбивый французский подданный Перейдёнов (Дмитрий Воробьёв) появляется в виде, похожем на странника-резонёра с иллюстраций к романтическим мелодрамам, и с ним, распространяющим опасные для челяди убеждения, происходит якобы несчастный случай.
В центре — по-настоящему драматичный образ, хотя вначале и в эксцентричной форме: княжна Екатерина Павловна, сыгранная Мариной Игнатовой. Появляется она на высоком причудливом инвалидном кресле-троне, с огромным чучелом ворона на спинке, замкнутая, внутренне от всех отстранённая, саркастичная (она притворяется, что не может ходить, чтобы не приветствовать императора). Княжна понимает дикость нравов с раболепствующими перед ней приближёнными, но сама органически остаётся крепостницей в каждой реакции, в каждом слове. Сложно и тонко сыграна главная сцена, в которой к Княжне приволакивают её найденную дочь, теперь бесправную, избитую, до последней степени униженную, но гордую (Глафира — Юлия Марченко). Княжна властно распоряжается её больше не избивать, но посмотреть на неё не может ни разу и остаётся в своём внутреннем «дворце».
Режиссер строит многофигурную, полифоничную композицию, в которой соединяются почти пятьдесят актёрских работ, несколько десятков разножанровых эпизодов, аттракционов и психологических столкновений. Артисты БДТ «домогучевского» поколения — Марина Игнатова, Василий Реутов, Валерий Дегтярь, Анатолий Петров, Ируте Венгалите — доказывают возможность существования подробно разработанных характеров в эпическом перформансе. Это тот взгляд на человека, о котором писал Гнедич в связи со своей пьесой: «Отличительной чертой нашей является холопство, которое исторически всосалось нам в плоть и кровь. Хуже всего было то, что многие сознавали всю свою мерзость, все то унижение, которому подчиняли себя».
«Холопы» тематически и стилистически продолжают линию спектаклей Могучего, затрагивающих мифы, закодированные в сознании современного россиянина: «Между собакой и волком», «Иваны», «Три толстяка», «Петербург». Кстати, последний из названных спектаклей разыгрывался в Михайловском замке — там, где убили Павла I, и в нём тоже были мотивы столкновения сознаний, старой и новой культуры. Миф о власти и подчинении ей — в этом ряду.
Судьба символического особняка, выстроенного художником Александром Шишкиным и режиссёром Андреем Могучим на сцене БДТ, остаётся неизвестной: достанется ли по дешёвке китайским товарищам (они его осматривают), превратится ли окончательно в руины (он рассыпается на глазах), или будет реставрирован (узбекские рабочие не покладают рук). Это как зритель поймёт…
Николай Песочинский, профессор Российского государственного института сценических искусств,
специально для «Фонтанки.ру»