Надя Брыкина: «Я никогда не думала именно о нонконформистах, просто искала то, что мне по душе»

Коллекционер и галерист Надя Брыкина учредила в Москве Музей нонконформизма. Сейчас там идет большая выставка Марлена Шпиндлера, которого основательница выделяет как самого значительного художника не только в своей коллекции, но и вообще эпохи

Как сформировался выбор «ваших» художников — для коллекции, потом для галереи, теперь для музея? Почему именно нонконформисты и этот круг имен?

К нонконформистам я шла долго. Много смотрела. Собирала и 1930-е годы (но там постоянно сталкиваешься с «фальшаками»). Я собирала и соцреализм. У меня есть и наивное искусство (у наивных художников свое очарование, любовь к традициям, к стране). Моя коллекция многогранна. Но костяк составляют нонконформисты. У меня свой подход: если мне не нравится, я не буду покупать. Например, мне Кабаков не нужен и бесплатно. Не хочу держать его рядом с Марленом Шпиндлером в одном хранилище.

Я всегда руководствовалась высоким художественным уровнем и глубокими духовными связями с авторами. Художники, которых я выбирала, не делали бизнес из искусства, они не продвигали себя, а жили своим искусством.

ДОСЬЕ

Надя Брыкина

Основатель музея

Начала коллекционировать в 1990-е.
С 1994 года издавала книги о художниках, опубликовано 30 изданий.
В 2006 году открыла Nadja Brykina Gallery в Цюрихе (Швейцария).
В 2010 году открыла галерею в Москве. В 2018 году организовала фонд поддержки современного искусства Nadja Brykina Foundation в Москве.
В 2023 году основала Музей нонконформизма в Москве, в здании на Мясницкой улице, где в начале ХХ века располагались общежитие студентов Строгановки и квартиры преподавателей института.

Еще…

Я никогда не думала именно о нонконформистах, просто искала то, что мне по душе. В результате нашла этих авторов. Художественное сообщество в то время не было сформировано, оно состояло из единиц — ярких, сильных и трудно сопрягающихся друг с другом. Можно сказать, что вокруг них складывалось непреодолимое энергетическое поле. Они между собой не взаимодействовали, и с ними было сложно; у меня случались разные знакомства.

Я действительно взяла лучшие работы того времени. Это стоило очень больших денег. И я платила художникам за их работы высокие цены. Стоимость одной или нескольких работ в то время была эквивалентна стоимости квартиры в Москве. Может, не на Сретенском бульваре, но все же. Вообще, главное в коллекционировании для меня — это любовь. Когда меня называют коллекционером или галеристом, мне это не нравится. Эти слова мне чужды, я к этому никогда не стремилась. Ты собираешь произведения, которые близки тебе по духу, и ты без них больше не можешь жить. Без них твоя жизнь теряет смысл — вот это для меня коллекционирование. А коллекционирование по методичке мне чуждо. Это фальшиво и смешно. Работать с архивами в белых перчатках? Я вспоминаю, как я в пыли и грязи искала картины на антресолях и под кроватью в мастерских у художников. А люди сейчас из этого делают бизнес.

Расскажите кратко о процессе: галерея в Цюрихе — галерея в Москве — фонд поддержки современного искусства — музей. Что дает каждый из форматов?

Все эти форматы: музеи, фонды, галереи, — все это не относится к творчеству. Это моя работа. Сначала я хотела представить этих художников на Западе, поэтому открыла галерею в Цюрихе. Потом я поняла, что не только на Западе, но и у нас, в России, о нонконформистах ничего не знают. И в 2010 году я открыла галерею в Москве. У нас было много выставок: персональные, сборные; 23 февраля всегда открывали выставки, посвященные дню рождения Казимира Малевича.

Третьим этапом был фонд. Ко мне относились как к галерее, а это было совершенно несправедливо, потому что я уже тогда работала как музей: выпускала книги, разбирала архивы. Галереи обычно продают работы художников, а мы не продавали. Но с нами не хотели сотрудничать музеи, потому что думали, что все уже просчитано: ты сделаешь выставку в музее, а потом продашь подороже. Тогда я и решила открыть фонд.

О музее я в тот момент даже не мечтала. Нужна была такая ситуация, как сейчас, когда на меня упала ответственность за то, что нужно уберечь этот пласт истории — нонконформизм, потому что русское искусство сегодня со всех сторон клюют. И я подумала, что надо сделать музей.

Музей нонконформизма — это подразумевает явление, состоящее из многих авторов. Какие художники еще представлены у вас?

Основу музея составит моя коллекция. Это работы Владимира Андреенкова, Игоря Вулоха, Анатолия Зверева, Юрия Злотникова, Франциско Инфанте, Алексея Каменского, Андрея Красулина, Михаила Крунова, Николая Маркарова, Игоря Новикова, Бориса Отарова, Владимира Соскиева, Ольги и Олега Татаринцевых, Игоря Шелковского, Марлена Шпиндлера, Валерия Юрлова, Владимира Яковлева и многих других. Остальных представителей нонконформизма можно будет показать благодаря сотрудничеству с московскими и региональными музеями и галереями, а также частными коллекционерами.

Первая выставка «Нонконформисты. Из фондов музея» давала представление о коллекции. Почему для первой монографической выставки музея вы выбрали именно Марлена Шпиндлера?

Марлен Шпиндлер (1931–2003) — самый значительный художник не только в моей коллекции, но и вообще в своей эпохе. Но его так оттеснили и затерли, что о нем мало кто знает. Марлен был в опале, в изоляции. Он никого к себе не подпускал, у него был очень ершистый характер, и никто не хотел иметь с ним дел. При этом Шпиндлер — это ярчайшая фигура советского андерграунда. Личность неимоверно стойкая и сильная, бескомпромиссная, с буйной энергией. Благодаря интуиции ему удалось синтезировать культурные традиции (он внук раввина) и собственные концепции — творческие, пластические, создать в итоге подлинное оригинальное и уникальное искусство.

Я познакомилась со Шпиндлером, когда пришла посмотреть и купить его работы как коллекционер. Как-то я у него спросила, кто ему симпатичен. Марлену было сложно угодить, но он меня послал к Алексею Васильевичу Каменскому. Так я открыла для себя совершенно другой мир — тихого интеллигентного человека. У Марлена я спрашивала и по поводу Юрия Савельевича Злотникова, потому что он меня очень интересовал. В отличие от Марлена, он выступал на разных выставках, это была известная личность. Не как Марлен, который был в опале, сидел в тюрьмах и скитался по ссылкам. В ответ на вопрос о Злотникове Марлен долго морщился и потом сказал: «Это тот, который червячков рисует?» А лично для меня Злотников — мощная фигура: своей философией, своими взглядами.

На материале творчества Марлена Шпиндлера могли бы существовать целые художественные школы. Со временем его место будет полностью оценено и постепенно встроено в историю современного мирового искусства. Но и сейчас его творчеством интересуются в Германии, Франции, Швейцарии. В коллекции Третьяковки 40 работ Шпиндлера, Русский музей в свое время тоже купил 3. Его произведения стоят очень больших денег. Какая-нибудь важная работа может стоить и 100 с лишним тысяч швейцарских франков. А я часто отказываюсь продавать, стараюсь все сохранить.

Какие планы у музея дальше? Готовы ли вы предоставлять работы из коллекции музея в другие институции и делать совместные проекты на своей площадке?

Наши планы пока формируются. Мы работаем с разными музеями, открыты к сотрудничеству и к предложениям от музеев в других городах. Для нас важно познакомить людей с этим периодом в искусстве. Очень хотим взаимодействовать с региональными музеями. Впрочем, как и с московскими. Нам предлагают сотрудничество Владимир, Кострома, Ярославль. Мы уже делали выставку Марлена Шпиндлера в Вологде, в музее «Шаламовский дом».

Готовы ли вы поддерживать современных, молодых художников? Если да, то каких?

Современных молодых художников я тоже стараюсь поддерживать. Восхищаюсь работами детей Франциско Инфанте: прекрасные художники и Платон, и Северин.

У меня две дочери — Анна и Мария Брувер, которые выросли с любовью к искусству. Они моя поддержка. И они больше интересуются проектами с молодыми художниками, а я занимаюсь «стариками».

Мне, конечно, нравятся какие-то художники кроме нонконформистов. Например, французский живописец русского происхождения Николя де Сталь. Его давно нет, но то, что он делал, я ценю. Мне много что нравится, есть достойные художники, но Марлен — это Марлен. С Марленом рядом можно поставить Пикассо, Малевича, Шагала. Уровню Марлена соответствовать невозможно, всем до него далеко. О чем говорить, если мы его даже не можем разгадать!