В Эквадоре местный преступный мир бросил вызов официальной власти. И заявив о себе как о реальной альтернативной силе, требует «признания». В Латинской Америке такое случается не так уж редко. В свое время легендарный наркобарон Пабло Эскобар фактически объявил войну правительству Колумбии. Был убит в итоге. Но показал, что «так можно было».
Иван Шилов
ИА Регнум
В Мексике кровавое противостояние идет который год. Один из самых ярких и скандальных примеров демонстрации силы наркокартелей случился не так давно. «Битва в Кульякане» состоялась 17 октября 2019 года. Тогда военные арестовали сына главы картеля Синалоа Гусмана Лопеса. Но ответом на это немедленно стали полноценные боевые действия — сотни боевиков атаковали правительственные и армейские объекты с использованием бронетехники, гранатометов и крупнокалиберных пулеметов. Когда бандиты взяли несколько заложников и начали угрожать кварталу, где жили семьи военных, власть сдала назад. Президент Андрес Мануэль Лопес Обрадор велел отпустить Гусмана Лопеса.
Тогда это казалось проявлением слабости. Но ровно год назад Лопеса вновь удалось арестовать и отправить на нары в тюрьму строгого режима Альтиплано.
В чем причина такой мощи и дерзости латиноамериканского преступного мира? Конечно, не только и не столько виной горячая кровь, но прежде всего огромные ресурсы, которые оказываются в их распоряжении благодаря наркотикам. Эти два фактора плюс социальные проблемы континента и породили такое явление, как картели.
Но их никак не следует смешивать с мафией, а ее, в свою очередь с таким явлением, как мегабанды. И хотя все они активно взаимодействуют (прежде всего именно на почве транзита н сбыта наркотиков), но явления эти имеют разный генезис. И в нем стоит разобраться, чтобы понимать, когда и при каких обстоятельствах они обретают такое могущество, что рискуют вести войны с государствами. Как они сами становятся квази-государствами. И почему, например казанские пацаны никогда не стали бы мафией, а вот мегабандами, запросто могли бы.
В 90-х на Западе стала популярна страшилка под названием «Русская мафия». Но, на самом деле, ее не было и быть не могло. Преступный мир России был изначально весьма своеобразен.
Чтобы понять его природу, стоит обратиться к «Колымским рассказам» Варлама Шаламова. В его время воры — это тотально антисоциальная каста.
Если же, мы возьмем Сицилийскую Мафию или Неаполитанскую Коморру, Калабрийскую Ндрангетту или даже Японскую Якудзу, то это альтернативные формы социализации, а вовсе не полное отрицание общепринято человеческого, как в русском случае.
Мафия не проводит столь резкой границы между собой и миром «лохов» (фраеров в шаламовский период) или «чушпанов» в казанском варианте. Напротив, она выступает в качестве альтернативного государственному института утверждения порядка. Она вырастает из Семьи. И это очень характерно для Италии.
IMAGO/César Muñoz
А Якудза до последнего времени вообще имели официальные офисы. И являли собой своего рода «самурайскую матрицу» в свернутом и адаптированном к современности виде.
Блатные же, по Шаламову, вообще «не люди». При этом крайне характерно, что самих-то себя они как раз называют «люди». Из чего однозначно вытекает, что прочие как таковые не рассматриваются.
Блатные, по Шаламову, «проклятый орден». Они враждебны всем общественным институтам, в том числе и семье. Они рассматривают лохов как абсолютно чужих, как чистую кормовую базу. А государство для них — абсолютный враг. Именно поэтому и случилась знаменитая «сучья война», когда ворам, которые приняли участие в Великой Отечественной, как только они вновь оказались в местах не столь отдаленных, жестко предъявили их бывшие коллеги за измену «ордену», обозначив «суками».
А вот легендарному боссу Мафии Сальваторе (Lucky) Лучано никому и в голову не пришло предъявлять за то, что он активно способствовал высадке американских войск на Сицилии в 1943-м. Логика Мафии была простой — Муссолини очень жестко преследовал ее членов, так почему бы не поспособствовать его свержению.
Но Мафия, в принципе, именно в силу своего «семейного» генезиса не видит во взаимодействии с властями (не только коррумпированными ее членами, а с ее институтами) ничего катастрофического. Ведь Коза Ностра (наименование мафии в Штатах) переводится с итальянского просто как «наше дело». Это такой вот своеобразный семейный бизнес.
На Сицилии и в южных областях Италии преступные сообщества выступали как заместители государства в силу его неспособности контролировать некие регионы и/или зоны человеческой активности.
У нас все было иначе. Начиная с Петра Великого, государство стремилось к полному контролю. Зон, где образовалось бы пространство для формирования какого-то подобия мафии, просто не возникало.
Поэтому, кстати, изначально слово «вор» на Руси означало бунтовщика, человека, пошедшего против самой государственной системы и всех, кто ей лоялен. А того, кто просто крадет, именовали «тать».
Другое дело мегабанды. Вот они у нас могли бы в 90-х теоретически сложиться. Парой десятилетий ранее они стали возникать в США. Самые серьезные — в Лос-Анджелесе. Приставка мега говорит о том, что в банде более 10 тысяч членов. Там они состоят в основном опять же из латиносов и черных, между которыми идут перманентные войны. Впрочем, есть и белые. Наиболее известная — «Арийское братство», возникшее как внутритюремное объединение, но давно уже обретшее серьезное влияние на воле. Впрочем, это процесс динамичный — чья-то звезда восходит на криминальном небосклоне, а чья-то падает.
Но характерно, что большинство мегабанд складывались на основе уличных, из парней «с раёна», точно так же, как в случае с пацанами из самого популярного сериала прошлого года. У многих даже «пришивают» примерно так же, если не жестче.
IMAGO/ROLANDO ENRIQUEZ
Например, в Mara Salvatrucha (одна из самых крупных и жестоких мегабанд) это называется «прыжок внутрь», когда на новичка со всех сторон сыплются в течение определенного старшими времени жестокие удары. Mara Salvatrucha создана изначально выходцами из Сальвадора. Но теперь, когда в ней, по разным оценкам, от 50 до 100 тысяч человек и действует она в нескольких странах, о моноэтничности говорить не приходится. И здесь мы подходим к важному отличию таких структур от той же мафии. Мегабанда — это новая идентичность. Кодекс чести Mara Salvatrucha прост: «Ты живешь ради Бога и Матери, а умираешь ради Банды».
Так, почему же «Универсам», «Хади Такташ» или «Тяп-Ляп» не вышли на такой же уровень? К счастью для простых российских граждан, просто не успели.
Для формирования мегабанды нужна особая питательная среда: атмосфера гетто, отсутствие реальных социальных лифтов и доверия к власти, большое количество пассионарных пацанов плюс ресурс для развития и роста (чаще всего наркотики).
И первые четыре составляющие с поправкой на советскую специфику были. Ресурс в виде бабла с «крышуемых» коммерсов тоже появился в начале 90-х. А государство в то время практически «ушло». Но в отличие от Латинской Америки или Италии, вакуум власти был очень недолгим. Государство слишком быстро вернулось, прервав процесс строительства криминальных империй и формирования альтернативных идентичностей.
Однако это не значит, что угроза снята раз и навсегда. Пресловутое АУЕ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) имеет все предпосылки и родовые признаки для того, чтобы в подходящем случае развернуться веером мегабанд. Возможно, это кажется фантастикой обитателям мегаполисов, которые не жили в 90-х. Поэтому история «пацанов» Марата и Андрея для них просто классно выстроенный киносценарий. А события в Эквадоре просто что-то из совершенно другой кроваво-экзотической жизни.
Но обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев сказал когда-то литератору Дмитрию Мережковскому с целью развеять его иллюзии: «Россия — это ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек».
Фраза может показаться излишне пессимистичной. Однако давайте ее слегка переформулируем: когда в России образуется вакуум власти, он порождает ледяную пустыню, из которой с самыми недобрыми намерениями выходит лихой человек. Так звучит реалистичней?