КОГДА ЛЮБОВЬ ПОЧТИ РАВНА СМЕРТИ

«Обыкновенное чудо». Е. Шварц.
Государственный академический театр им. Евг. Вахтангова.
Сценическая версия и постановка Ивана Поповски, сценография и костюмы Марии Трегубовой.

«Я, на свою беду, бессмертен. Мне предстоит пережить тебя и затосковать навеки», — говорит волшебник Хозяин не волшебнице Хозяйке. Об их любви в пьесе это всего-то одна реплика! Но и ее хватило, чтобы разбудить режиссерскую фантазию. Иван Поповски закольцовывает длинную сказку с королем, принцессой и министрами совсем не сказочными началом и финалом: на больничной койке уходит в небытие женщина, а любящий мужчина скрашивает ей последние часы жизни и сочиняет прекрасный вымысел, посвященный их долгой любви. Будем справедливы: эта догадка и этот ход уже посетили до Поповски режиссера Петра Шерешевского — так же разворачивалось действие в его «Обыкновенном чуде» 2016 года, шедшем в крошечном пространстве петербургского Камерного театра Малыщицкого. Но у Поповски, конечно, сосем другой спектакль — и по масштабам сцены, и по способам актерского существования, и по акцентам, и по смыслам.

Музыка Геннадия Гладкова из знаменитого фильма Марка Захарова здесь звучит на удивление дозированно. К тому же, в аранжировке Настасьи Хрущевой она практически теряет весь свой романтический налет: слышен металлический лязг, ритм отбивают грубые ударные. Да и номеров как таковых мало: песня на стихи Юлия Кима «Давайте негромко, давайте вполголоса…», едва проявленная мелодия «Нелепо, смешно, безрассудно…» и, как ни странно, сохраненный в целости и сохранности дуэт Трактирщика — Игоря Карташева (в другом составе Евгений Князев) и Придворной дамы — Юлии Рутберг (в другом составе Мария Волкова) «Ах, сударыня, скажите, отчего же…». Последний я предательски ждала, уж очень он хорош, этот дуэт! Но артисты его не столько выпевают, сколько речитативно проговаривают, словно бы уже и кондиций в их героях не осталось от случившейся когда-то, в другой жизни, яркой и певучей любви.

A propos. Если бы композитор Гладков написал только музыку к «Обыкновенному чуду», он бы уже заслужил место на музыкальном Олимпе.

Еще а propos. В фильме Захарова главными были даже не точные типажи и связанные с ними острые на тот момент общественные коннотации, но общая тональность нешуточной тревоги, это состояние «на краю бездны», эта решительная не «сказочка», в которую так любили превращать на сценах и экранах страны шварцевские сюжеты, эта безжалостная стихия чувства, когда любовь почти равна смерти.

В сегодняшнем же спектакле Ивана Поповски, который сознательно включает в себя оммажи знаменитому фильму, любовь уже попросту смерти и равна. Есть в нем это трагическое ощущение безвозвратно улетевшего времени, мгновения пусть и относительной, но стабильности, счастливой надежды, тепла и уюта.

Пролог к первому, длинному акту — черно-белое маленькое пространство-куб, где Хозяин — Владимир Логвинов (в другом составе Леонид Бичевин) вырезает из картона фигурки, чтобы устроить своей безмолвной и бездвижной подруге сказочную историю. Сам же первый акт откровенно ярок и аляповат. Микроподелки Хозяина художник Мария Трегубова теперь превращает в такие же картонные, но «макродеревья», а затем на сцене возникает и искусственный зеленый «сад» с диковинными листьями. На сцену вываливается нескрываемо бутафорская «красочная» королевская компания, у которой преобладают все оттенки красного: пурпурные, розовые, рыжие. Здесь все свое несут с собой, включая королевское бархатное кресло-трон и даже плаху с топором. Шляпки, пышные юбки и панталоны, нелепые сюртуки, метлы, которые стреляют, воздушные шары, которые лопаются. Всего этого много, иногда слишком много, действие порой опасно скатывается в буффонаду, но, по счастью, все же удерживается на ее краю. И вот в дверь гостиницы уже задувает настоящая белая пурга, головы героев покрыты снегом, руки не на шутку закоченели. И все бессмысленно мечутся в поисках крупицы тепла.

Король — Артур Иванов (в другом составе Владислав Демченко) тут не тиран: ему бы отогреться да пережить всю эту свистопляску — и уже было бы счастье. Первый министр — Олег Лопухов — просто заводная кукла, этакий «китайский болванчик». Даже Министр-администратор — Григорий Здоров (в другом составе Юрий Красков) здесь не столько ловкач и пошляк, сколько такой же неудачник, как и все остальные. Более того, и Принцесса — Полина Рафеева, маленькое существо в дурацком розовом платьице и крошечной короне, долгое время смотрится такой же принадлежностью папиного вымышленного мирка, этого откровенного кукольного театрика, где все до поры преувеличенно раскрашенные, картонно-ненастоящие. Но в этом раскрашенном мирке пребывают также Медведь — Эюб Фараджев (в другом составе Николай Романовский), Хозяин и, главное, Хозяйка — Яна Соболевская (в другом составе Елизавета Палкина) — не крашенные, не бутафорские, настоящие. Хотя возможности их тоже весьма ограничены.

Ключевая сцена длинного первого акта, явно предвещающая неумолимую «смену регистра», — двойная дуэль на шпагах. Сражаются не только Принцесса с Медведем, но и Хозяйка с Хозяином, и это единственный в спектакле момент их «зеркальных» совпадений, тождества историй их любви. А тем временем уже вовсю орудует безмозглый Охотник — Владислав Гандрабура (в другом составе Александр Галочкин), стреляющий куда попало, и уже в который раз Палач — Сергей Пинегин налаживает пень-плаху… И, наконец, картонные зеленые кущи исчезают со сцены…

Второй акт вдвое короче первого. Сцена пуста, черно-бела, и в ее глубине плещется мрачный, масляного оттенка прибой. Там возникает «теневой театр» с девочкой и медведем, проплывают серые медвежьи фигуры, очень напоминающие четвероногих белошерстных обитателей Севера, царства Снежной королевы, о которой Евгений Шварц написал другую свою сказку. Там холодно, спокойно и вечно. Туда бегут двое, кажется, наконец свободных и счастливых влюбленных. А остальные герои пьесы тем временем уже одеты в седые, черно-серебряные, будто покрытые пеплом, тона.

Так существовал ли в пусть и сказочной, но действительности тот самый благословенный день, один единственный «день, когда влюбленным все удается»? А если он все же существовал, то не был ли героями безнадежно упущен? Финал спектакля остается открытым. Поседевшие, будто покрытые патиной, персонажи-артисты снова поют «Давайте негромко, давайте вполголоса…» и прижимают пальцы к губам. Не решаются все же спугнуть последнюю надежду. Потому что даже если «приходит миг, приходит срок, и рвется связь», упование на то, что концы опять свяжутся, все равно умирает последним.