Еженедельник "Аргументы и Факты" № 49. Аргументы и факты - Петербург 06/12/2023
Zamir Usmanov / www.globallookpress.com
Воспоминания людей, переживших блокаду, – одни из самых ценных свидетельств того страшного времени. В военные годы они были малышами, подростками, но детская память цепкая, и сегодня, став известными артистами, поэтами, отчётливо помнят трагические подробности будней осады. Как им удалось выжить? Кто помог выдержать голод и холод? Что придавало силы?
Народная артиста России, актриса Большого драматического театра им. Г. А. Товстоногова Алиса Фрейндлих:
«Я прожила в Ленинграде всю блокаду. Наш дом находился рядом с Исаакиевской площадью. В войну её не слишком бомбили, так как Гитлер хранил гостиницу «Астория» как свою возможную резиденцию. На крышах всех зданий вокруг площади стояли зенитные батареи. В один из налётов в нашу квартиру попала бомба, но нам повезло: в том же доме на Мойке, 64, только в другом флигеле, жил старший брат моего отца. И мы туда переехали.
В блокаду нас спасла бабушка Шарлотта. В самую тяжёлую зиму 1941–1942 гг. она установила в доме жёсткую дисциплину: не позволяла нам выкупать хлеб вперёд, съедать его раньше времени. Выдавала нам, детям, еду строго по расписанию. Мне было 7 лет, брату моему – 5, а сестре меньше года. Мы получали по часам по масенькому-масенькому кусочку хлеба или другой еды, которую на тот момент удалось добыть. Варили студень из столярного клея, а из жмыхов и очистков делали оладьи… Чтобы было съедобно, добавляли горчицу, оставшуюся из довоенных запасов. Спустя столько лет я помню, как сидела на полу, смотрела на стрелки часов и просила их идти быстрее. Настолько была голодной.
Кроме того, бабушка умудрялась нас, троих детей, как-то мыть. В зимние холода мы с ней выходили во двор, разрыхляли сугроб, набирали в ведро снег почище и растапливали его на печке-буржуйке. Так удавалось соблюдать хотя бы какие-то санитарные нормы.
В 1943-м, когда блокаду частично сняли, я даже пошла в школу. И все ученики были настроены, чтобы помогать взрослым. Мы ходили по квартирам, в которых находились больные и беспомощные люди. Собирали на улице щепки, дрова, обломки и носили нуждающимся, чтобы топить. Приходили в госпитали, давали там концерты… Я пела для раненых бойцов «Эх, дороги...», «Заветный камень», а ещё «Тёмную ночь». Смотреть, как сегодня выбрасывают еду, я не могу. Тем, кто не знает, что такое война, не понять, что простая крошка может спасти жизнь».
Поэт Александр Кушнер:
«В 1941-м мне исполнилось пять лет. Отец воевал на Ленинградском фронте, а мы с мамой уехали в эвакуацию к родственникам в город Сызрань на Волге. Это было счастье, что нас там приютили. Недалеко находился Сталинград, и там шли ожесточённые бои. Я забирался на диван и втыкал в карту, висевшую на стене, красненькие флажки, чтобы отмечать линию фронта.
Одна из сестёр отца осталась в блокадном Ленинграде. Она работала врачом в детском доме и, конечно, голодала. Тётя была человеком сильным, разумным и крохотный кусочек хлеба как-то делила на части, не съедала весь сразу. Она рассказывала мне потом, как однажды нашла под буфетом большую бутылку рыбьего жира. Это было несказанное счастье! А этот рыбий жир я закатил туда ещё до войны. Спрятал от взрослых, потому что терпеть его не мог. Теперь эта бутылка очень пригодилась.
В эвакуации я получил много уроков, в том числе – интернационального воспитания. Помню, как в детском саду воспитательница решила выяснить, кто какой национальности. Она указывала на детей и говорила: вот Рустам – он татарин, вот Алик Кушнер – он еврей. На что дети дружно закричали: «Он не еврей, он ленинградец!»
Народный артист России, артист Большого драматического театра им. Г. А. Товстоногова Георгий Штиль:
«Когда началась война, мне было 9 лет. Жили мы на Петроградской стороне и уже в ноябре 1941-го вместе с бабушкой, мамой и младшим братом отправились в эвакуацию. Помню, как ехали на поезде. Состав, который всего на два часа раньше шёл впереди нас, – разбомбили. Когда мы проезжали мимо, на насыпи ещё лежали тела погибших, и мама закрывала нам с братом глаза.
Приехали в Башкирию, в русскую деревню Надеждино. Приняли нас, как родных. Сын хозяев Гриша был старше меня всего на пять лет, и мы с ним сразу подружились. Жили и работали впроголодь. Вместе с Гришей пахали и сажали картошку, сеяли просо, собирали вилами сено. В итоге в десять лет я уже ловко управлялся с деревянной сохой. Её тянули шесть женщин, а я шёл направляющим сзади. Помогло и то, что хозяйка держала корову, и к картошке добавлялось молоко. Когда удавалось найти перемороженные клубни, мама варила из них суп.
Летом ели крапиву и делали деликатес из конопли: зёрна толкли в ступке и превращали в сладкую массу, которую дети очень любили. Кроме того, я каждый день на 3–4 часа уходил в лес за малиной и приносил большое лукошко. Как я, городской мальчишка, ориентировался далеко от деревни в лесной чаще – ума не приложу. Собранную и высушенную малину мы сдавали в аптеку, а взамен получали муку.
Мы очень быстро взрослели, и совсем не детские поступки казались нам обычными для того времени. Однажды я увидел, как к хозяйской корове вплотную подобрался большой волк. Схватил вилы и двинулся на серого. То, что я, подросток, иду против голодного и сильного хищника, меня не испугало. Первая мысль была – защитить корову, которая давала нам молоко.
В Башкирии мы прожили пять лет. Приехали в Ленинград в 1946-м, и я до сих пор помню, сколько хороших людей мы тогда встретили».
Народная артистка России, знаменитая Наташа Ростова в киноэпопее «Война и мир» (1965 г.) Людмила Савельева:
Людмила Савельева родилась 24 января 1942-го в пик голода, на кухне в большой коммуналке в центре Ленинграда.
«Нам удалось выжить, потому что перед уходом на фронт папа поставил буржуйку. И у нас была большая плита на кухне, которую топили либо дровами, либо чем-то другим, вещами, мебелью. Газа, естественно, не было, воды тоже. Приходилось ходить на Неву за водой. Когда у мамы закончилось молоко, было трудно. Мама ходила на рынок и покупала клей в брусках, похожих на хозяйственное мыло. Она варила его целый день, получался кисель, и все его ели. Я от этого киселя была пухленькая, но вся в язвочках. Тяжёлое, трудное время. Ни птичек, ни животных уже не было в Ленинграде.
Я навсегда благодарна Дороге жизни. Мама рассказывала, как страшно было переправляться. Вокруг падали машины вместе с детьми и родителями. Но нам повезло, и мы переехали на другой берег. Очень хорошо помню время после блокады. Жили плохо и скудно. Как-то нам прислали баночку с колбасой. Я попробовала кусочек, потом ещё один и ещё два и так съела всю. Понимала, что делаю ужасную вещь, потому что кроме меня была ещё сестрёнка на четыре года старше, мама, папа и бабушка, всем же надо было поесть. Когда пришла мама, я была в истерике, что съела всю колбасу. Но она меня успокоила и сказала, что выживем».
Народный артист России, поэт Илья Резник:
«Когда началась война, мне было четыре года. Жили в коммуналке на Восстания, 25. Как-то я вышел на балкон и увидел серое-серое небо. Оказалось, его полностью закрыли аэростаты. Наш детский сад находился на углу улиц Рылеева и Восстания – кстати, там ещё долгое время было написано: «Бомбоубежище». И когда звучал сигнал тревоги, мы прятались под стол в ящик с нарисованным корабликом.
Однажды бабушка забрала меня, и мы медленно побрели домой. По дороге она дала мне кусочек хлебушка. Я жадно начал есть, и одна крошка упала. Чтобы её не потерять, стал рыться в снегу, а бабушка сказала: «Пусть воробышек доест».
Также отчётливо помню запах обшивки самоходной баржи, на которой плыли на Большую землю. Об этом я написал стихотворение «Исход». Самое интересное, что наш дом и квартира сохранились, я несколько раз туда заходил. Не знаю, как сейчас, а десять лет назад там было всё точно так же: семь дверных звонков, семь счётчиков. На стене – след от телефона, а рядом записаны номера девчонок, с которыми я тогда дружил».