«Эксперименты над детьми обходятся дорого»

Сергей ЮРЬЕВ

Примерное время чтения: 8 минут

Предки ханга – карибский стальной барабан, гонг, гамелан, гатам, колокольчик, музыкальная пила и множество других музыкальных инструментов. Но это не помешало ему найти общий язык с гитарой.

Предки ханга – карибский стальной барабан, гонг, гамелан, гатам, колокольчик, музыкальная пила и множество других музыкальных инструментов. Но это не помешало ему найти общий язык с гитарой. / Сергей Юрьевв / АиФ

В креативном пространстве квартал состоялся спектакль «Третий век играет музыка…», который показал бард-ханг-дуэт Виктора Воронова и Татьяны Елецкой. Программа была посвящена преимущественно песням Булата Окуджавы под аккомпанемент гитары и ханга – музыкального инструмента, где звук извлекается прикосновением кончиков пальцев. Впрочем, разговор с Виктором Вороновым вышел далеко за рамки музыки, песни да и культуры как таковой…

Досье

Виктор Воронов, педагог, поэт, музыкант. Родился в 1959 году в городе Росток (ГДР) в семье военнослужащего. Жил в Белоруссии, на Сахалине. Среднюю школу окончил в 1976 году в городе Невельске Сахалинской области; в 1983 году – филфак Южно-Сахалинского педагогического института. Работал санитаром, лаборантом, формовщиком стеклоизделий, мотористом тралового флота, матросом, учителем русского языка и литературы, директором подросткового клуба, директором специального лицея-интерната, режиссёром студенческого театра. С 1997 года живёт в Самаре. С 1977 года написал более сотни песен. Член жюри и почётный гость многих фестивалей авторской песни.

Не все вовремя сообразили, что началась перестройка

С. Юрьев, ul.aif.ru: Виктор, авторская песня во времена СССР была необычайно любима народными массами, но после 1991 года её популярность заметно пошла на спад. Как думаешь, почему? Что изменилось?

В. Воронов: Проблемы с авторской песней были во все времена. Мне, например, в 1981 году не зачли педагогическую практику лишь потому, что я использовал в работе с детьми песни Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого. «Знающие люди» сказали, что это, во-первых, пошлость, во-вторых, недопустимо. Пришлось пересдавать – уже без помощи бардов и без применения гитары. Потом, в 1986 году, на фестивале в городе Тымовское на Сахалине мы собрали всех дальневосточных бардов плюс популярных тогда на всю страну Владимира Ланцберга и Александра Стрижевского. Праздник песни длился трое суток, но после этого меня как организатора всего этого «безобразия» хотели лишить права преподавания. Видимо, не все ещё почувствовали, что началась перестройка. И тогда только заступничество райкома КПСС спасло меня от репрессий. И только годом позже при «попустительстве» одного из партийных функционеров я на концерте, посвящённом Дню милиции, пел песни Александра Галича, и ни мне, ни ему за это ничего не было. О том, что Галича разрешили, знали только партийные деятели, и заведующий отделом идеологии Тымовского райкома КПСС сам предложил: «Давай, Витя, порезвимся…».

– А ты не находишь, что песни Галича в какой-то мере подтолкнули к распаду СССР?

– Абсолютно нет! Причины распада всё-таки имели экономический характер. К нему привёл ряд ошибок, которые совершили и представители власти, и диссидентствующая часть общества. На самом деле распада не хотели ни те, ни другие. Путь преобразований был избран далеко не лучший.

– И всё же вернёмся к месту авторской песни в культуре СССР и в культуре постсоветской России.

– Высшее образование сегодня ценится скорее корочками, чем полученными знаниями, а чтобы понять и принять авторскую песню, необходим определённый интеллектуальный уровень. Но я думаю, что роль авторской песни не стоит политизировать. То же самое можно сказать о поэзии и о литературе вообще, и о живописи, и о классической музыке. Авторская песня, как и поэзия, как и хорошая музыка, заставляет думать, анализировать, формировать какую-то личную позицию. А это сейчас не нужно большинству граждан. В итоге мы не видим «в ящике» ни Камбуровой, ни Фроловой, ни множества других действительно талантливых авторов и исполнителей. Всё это загнано в небольшие залы, кафе, не слишком многолюдные фестивали.

 «Реформируется» непрерывно

– Но это может быть связано и с деградацией вкусов? Ты, как педагог, можешь ответить, какую роль во всём этом сыграла реформа образования? Она длится уже десятилетиями, но положительного результата никак дать не может.

– Мне школа середины 80-х, несмотря на все проблемы тех лет, представляется сейчас как райские времена. У меня была полная свобода в работе с детьми, да ещё и вполне приличная зарплата. И работать никто не мешал, и той горы необходимой отчётности не было.

– Тогда были на слуху имена многих «педагогов-новаторов», но по прошествии времени оказалось, что в деятельности многих из них было больше рекламы, чем реальных результатов. Например, популярная когда-то школа Михаила Щетинина сейчас вообще признана сектой.

– Я всегда скептически относился к новаторской педагогике, хотя и сам через неё прошёл. Но возраст и опыт вынуждают меня стать консерватором. Вся мировая элита старается отправлять своих детей в учебные заведения, где придерживаются строго канонических методик и программ. Без всякого новаторства.

– Помнится, британский писатель Клайв Льюис когда-то писал: «Странно, слово «опыт» никто не любит, «эксперимент» – уже получше, а «экспериментальный» – просто восторг. Ставить опыты на детях – да упаси Господь, а экспериментальная школа – пожалуйста!»

– Об этом и речь. Слишком дорого обходятся подобного рода эксперименты. У меня есть несколько друзей, дети которых учились в Вальдорфской школе, где нет ни оценок, ни учебников. Там всё построено на наслаждении самим учебным процессом, при этом никто совершенно не задумывался о результате. И оказалось, что детей после такого эксперимента трудно было вообще научить чему-либо. И далеко не все педагоги-новаторы понимали и понимают, что свобода и вседозволенность – это далеко не одно и то же.

– Значит, в любом случае процесс любого обучения или воспитания должен быть «тоталитарным»?

– Любое обучение требует усилий – как от учителя, так и от ученика. Это касается и духовного, и физического, и умственного развития. Если детям просто дать возможность неконтролируемого выбора, то подавляющее большинство выберет безделье и очень быстро научится имитировать деятельность. Я, к сожалению, с подобными фактами сталкивался многократно.

– Сейчас многие ностальгируют по прошлому. Несколько лет назад даже появилось общественное движение «За советскую школу». И что? Движение есть, а школы как не было, так и нет…

– И не будет. До тех пор, пока на это не будет политической воли, как, например, было в конце 40-х годов прошлого века в Японии. Там многократно увеличили финансирование образования, а статус учителя был поднят до небес. Учитель там до сих пор – одна из наиболее уважаемых и высокооплачиваемых профессий.

Катастрофически недооценённая профессия

– Но только от того, что учителю резко повысят зарплату, качество образования едва ли улучшится.

– Лучшие из моих однокурсников ушли из школы, когда сотрудникам коммерческих структур начали платить в пятнадцать – двадцать раз больше, чем учителям. Результат – отрицательная селекция педагогов. А для противоположного процесса экономической базы нет, и никто создавать её не собирается. Так что повышение зарплаты на 10–15% – это смешно! Их надо повышать в 10–15 раз. Уровень преподавания зависит от профессионализма учителя, а единственный способ привлечь настоящих профессионалов при нынешнем экономическом укладе – платить достойные зарплаты. При этом, конечно, повышать требования.

– И тех, кто этим высоким требованиям не соответствует, гнать к чёртовой бабушке?!

– Именно так. Останутся те, кто и сейчас вопреки всему прекрасно работают «за идею». Подобный опыт есть во многих странах мира – не только в Японии, но и в Норвегии, и в Финляндии. Я лет двадцать назад пытался найти информацию о том, как распределяются бюджетные средства на образование. И «знающие люди» мне по секрету, на условиях соблюдения анонимности, сообщили такое, что волосы дыбом. Три четверти денег на тот момент «съедали» управленческие структуры. То есть не те люди, что непосредственно работали с детьми, а те, что контролировали учителей. Изменилось ли что-то с тех пор, я не знаю, но создаётся впечатление, что, в принципе, всё осталось по-прежнему.

– С другой стороны, мне многие преподаватели вузов, также на условиях анонимности, жаловались, что и студента, который не может и не желает учиться, отчислить невозможно. От студенческого «поголовья» напрямую зависит финансирование вуза.

– Да, и эту схему тоже необходимо менять, но для этого тоже требуется политическая воля властей. Но при этом будут задеты чьи-то конкретные интересы… Когда я работал учителем во времена СССР, у нас была установка: готовить всесторонне развитую личность. Сейчас установка другая: готовить квалифицированного потребителя. Сейчас ещё и патриотов пытаются воспитывать, но при этом толком не определились с содержанием самого понятия «патриотизм». Заставить Родину любить – это одно, а научить – совсем другое.

– Квалифицированного потребителя готовит не только школа, но и коммерческая реклама, которая не столько продвигает товары и услуги, сколько возводит материальные блага в ранг высшей ценности.

– Обычно «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины» я открываю «Ветхий завет», читаю «Книгу Екклесиаста» и в очередной раз убеждаюсь, что в мире ничего принципиально не изменилось за последние тысячелетия. Меняются технологии, антураж, условия жизни, уровень комфорта, а суть человеческая не меняется. Друг моей юности, с которым я когда-то делил комнату в общежитии, он даже баллотировался в президенты России, мне говорил, что в России нет неразрешимых экономических проблем. У нас только нравственные проблемы. А проявляются они в том, что некоторые яхты олигархов стоят в несколько раз дороже, чем ракетный крейсер. У нас всё было бы прекрасно, если бы национальные богатства тратились внутри страны и работали на её развитие.

Оцените материал