23 ноября в российский прокат вышел криминальный детектив «Белый список». Режиссером и соавтором сценария выступила Алиса Хазанова, для которой это второй режиссерский опыт. Forbes Woman поговорил с ней о страхе отечественной киноиндустрии работать со сложными темами, содействии Романа Абрамовича, сотрудничестве с Романом Волобуевым («Последний министр»), а также о необходимости помогать благотворительным фондам, занимающимся проблемой домашнего насилия
Алиса Хазанова — российская актриса, сценаристка и режиссер; дочь юмориста Геннадия Хазанова. До старта актерской карьеры восемь лет была артисткой балета в Большом театре. Хореографическое образование получила в Московской Академии хореографии, а также в Школе современного танца Марты Грэм и в престижнейшей американской школе искусств «Джулльярд». В большом кино Хазанова начала карьеру со съемок в драме режиссера Николая Хомерики «Сказка про темноту». Также в качестве актрисы снималась у Бориса Хлебникова, Ренаты Литвиновой, Василия Сигарева и других режиссеров.
«Белый список» — фильм, вдохновленный реальными журналистскими расследованиями так называемых подростковых «групп смерти», о которых стало широко известно в 2016 году. Соавтором сценария выступил Роман Волобуев.
— «Белый список» снят по мотивам истории «групп смерти», якобы побуждающих подростков сводить счеты с жизнью. Из чего для вас вырос этот проект, в котором вы и соавтор, и режиссер?
— Мы работали над сценарием с Романом Волобуевым, и я, конечно, обожаю, как он пишет. Причем он работает по-разному. Когда он пишет для себя, его тексты получаются более сатирическими. Я же, наоборот, стремлюсь к чему-то очень серьезному. Для меня эта тема была важна еще и потому, что я сама мама. Мне важно поднимать такие обсуждения, потому что их недостаточно, мы должны обратить на это больше внимания. Но при этом я считаю, что в подобные сюжеты важно добавлять иронию. Во-первых, она присутствует в наших героях по отношению к самим себе. А во-вторых, она часть работы следователей, которые ведут расследование. Если это учесть и найти правильный баланс между серьезным и ироничным, удается сохранить живую интонацию.
— Учитывая эту разницу в подходах, в чем секрет удачного сотрудничества с режиссером и сценаристом Романом Волобуевым? Как вы находите авторский баланс между тем, как историю видит он, и тем, как ее видите вы?
— Вообще в идеале хочется найти человека, с которым вы друг друга понимаете без слов. Когда ты чувствуешь, что у вас одинаковые внутренние настройки, что вы одинаково или близко к тому воспринимаете окружающий мир. И, конечно, чтобы ваши творческие стили тоже совпадали. Все это — гарантия хорошего сотрудничества. Мне очень близко все, чем занимается Рома: как он собирает информацию, как работает над сценарием, как пишет диалоги. Диалоги у него вообще блестящие, потому что они очень живые, убедительные, лишены искусственности. Поэтому, когда у вас происходит творческий мэтч, вы мыслите одинаково и умеете договариваться, это и есть залог хорошего сотрудничества.
— И в самом фильме, и в финальных титрах проговаривается, что реальная статистика жертв «групп смерти» очень спорная, а ее источники до конца не раскрыты. Откуда вы брали информацию и с какими источниками работали, чтобы не пойти по ложному следу?
— Это скорее вопрос к Роману, потому что он занимался ресерчем. Но вообще сценарий писался несколько лет назад, когда многое еще было в открытом доступе. Информация добывалась легче, были различные источники, базы. Сейчас, конечно, ситуация другая.
Я же со своей стороны, например, встречалась со специалистами. Консультировалась с психологами, которые специализируются на теме подростковых суицидальных настроений, изучают ее. Хотелось основательно разобраться в этой проблеме. Мне кажется, что лучшее, что удалось собрать, — это личные истории реальных людей, их опыт. Все это не буквально, но тоже отразилось в сценарии.
— Как за эти годы трансформировалась история, учитывая перемены в мире и в вас?
— Мы изначально выбрали конкретный отрезок времени, в который разворачиваются события фильма, и получилось, что все, что происходило после, не влияло на историю, ведь она развивалась тогда, а не здесь и сейчас. Так нам удалось сохранить определенную достоверность. А прочие изменения не были связаны с какими-то внешними причинами или нашими внутренними настроениями. Скорее, это выглядит так: история в какой-то момент сама начинает оформляться и подсказывает тебе, как должно быть. Она себя проявляет. И это, конечно, абсолютно волшебное чувство.
— В начале фильма появляется титр с благодарностью Роману Абрамовичу. Не его фонду «Кинопрайм», который работает с авторским кино, а именно самому бизнесмену. Почему так и какой именно вклад в создание фильма он внес?
— Изначально производством фильма занимались кинокомпания METRAFILMS и онлайн-кинотеатр KION, а Роман Абрамович просто узнал о нашем фильме, решил, что это важная тема, и захотел нас поддержать. За что ему огромное спасибо! Именно он сам, не через «Кинопрайм», хотя в самом фонде тоже знали про наш проект.
— Какие еще были источники финансирования и насколько охотно продюсеры и платформы входили в историю про подростковые суициды?
— Нет, найти поддержку было непросто, потому что, конечно, многих сразу отпугивала эта тема. Она сложная, и люди при первом обсуждении не понимают, как именно ты будешь снимать подобную историю. Это как раньше было с темой хосписов, с которой не понимали как работать в кино, она отпугивала. Огромная заслуга фонда «Вера» и лично Нюты Федермессер в том, что она сумела донести до большой аудитории, что такое хосписы, как они устроены, как работают и т.д. Она изменила наше восприятие этой темы. Конечно, когда мы искали продюсеров и поддержку и заходила речь про проблему подростковых суицидов, первое, что мы слышали в ответ: «Нет, мы не готовы, это слишком страшно». Это поступательный процесс: ты предлагаешь, объясняешь, как будут расставлены акценты, убеждаешь.
— В «Белом списке» наравне с маститыми артистами вроде Алексея Серебрякова есть менее известные актеры и актрисы. Как проходил кастинг?
— Когда мы только начали писать сценарий, понимали, что в одной из главных ролей видим Алексея Серебрякова. И я очень рада, что ему понравилась наша история и он согласился сниматься. Потому что с ним было очень приятно работать. Также я сразу понимала, что хочу задействовать не только узнаваемых артистов. И вообще хочу не исходить из фактора узнаваемости и популярности того или иного актера. Не хотелось делать выбор, отталкиваясь от того, как мы потом поставим этого человека на афишу и благодаря этому фильм будет лучше продаваться. У меня совсем другой подход к кастингу, и мне с его реализацией очень помогла кастинг-директор Элина Терняева, которая, на мой взгляд, один из лучших специалистов по кастингу в России. Мы с ней проделали большую работу, и очень хотелось, чтобы на экране сложился удачный актерский ансамбль. Вторую главную роль у нас сыграл Владимир Аверьянов, он, по большому счету, дебютант. Еще считаю нашей удачей Евгению Крегжде, которую я видела в театре и меньше знала по ее работам в кино. Она тоже замечательная. Если вдруг нашим артистам съемки в фильме помогут обратить на себя внимание индустрии, я буду счастлива.
— Картина по атмосфере в чем-то напоминает «Настоящий детектив», снятый на американском юге и в стилистике южной готики. События «Белого списка» вынесены за пределы МКАДа, но это все равно ближайшее Подмосковье. Как выбирали локацию и было ли желание снять фильм подальше от столицы, в глубинке?
— Нет, мы сняли там, где изначально хотели. Нужен был город-сателлит, который вроде бы рядом с Москвой, но при этом отличается от нее. Вообще мне кажется, что все задуманное нам удалось реализовать в этом фильме так, как мы себе изначально представляли.
— Между вашим первым режиссерским фильмом «Осколки» и вторым фильмом «Белый список» прошло почти шесть лет. Чем был вызван такой «простой»? И нет ли страха, что после «Белого списка» возникнет новый вынужденный творческий отпуск?
— Идея снять «Белый список» появилась шесть лет назад. Мы начали работать над созданием картины, но сперва нам помешала пандемия, когда просто все встало, в том числе и наши съемки. А потом в 2022 году случились другие события, и стало понятно, что сейчас не время для выхода нашего фильма, что есть темы важнее.
Что же касается опасений, то я не люблю жить с чувством страха. Тем более бояться, что может пройти еще сколько-то лет, прежде чем я смогу снять следующую картину. Конечно, хочется сделать это побыстрее, хотя бы быстрее этих шести лет. Хочется надеяться, что мы продолжим наше сотрудничество с Артемом Васильевым, одним из продюсеров «Белого списка», и его компанией METRAFILMS. Думаю, что, если есть идеи, найдутся и единомышленники для их реализации, а дальше и работа начнется. У меня такой подход. А переживания о том, как все это будет, неконструктивны.
— Что вам больше всего нравится в режиссуре как процессе, а что до сих пор воспринимается как непреодолимое препятствие?
— Я об этом никогда не думала, потому что мне эта профессия кажется неделимой. Ты либо любишь режиссуру и все с ней связанное, либо нет. Это такой комплекс. Я всегда в процессе работы чувствую себя очень наполненной, и это чувство, наверное, основное. Конечно, в этой профессии, да и вообще в творческих профессиях, очень важно уметь быть терпеливым. Потому что здесь есть много вещей, которые достигаются только большим терпением. Это не изменить, можно только принять как данность. Мне очень помогает мое балетное прошлое, потому что в балете с детства учат быть терпеливым, выносливым.
А в режиссуре все нравится и все в удовольствие. Я это воспринимаю как разные слои создания истории. Очень люблю непосредственно съемочный процесс. Каждый раз для меня это волшебный период, потому что, когда собирается команда единомышленников и вы настраиваетесь на одну волну, в этом правда рождается магия.
— Вы начинали карьеру с хореографии и восемь лет танцевали в Большом театре. Считается, что артисты балета — настоящие титаны. Но при этом складывается впечатление, что сама атмосфера там довольно токсичная, слишком конкурентная. Это так?
— Мне кажется, вокруг балета существует много стереотипов, потому что это закрытый мир и людям со стороны приходится что-то додумывать. Отсюда все эти истории про разбитое стекло в пуантах и всё в таком духе. Мне кажется, что степень токсичности определяют сами люди. Если собрался хороший коллектив, то в нем и отношения выстраиваются хорошие. Вы не всегда во всем согласны, могут быть разногласия, но это не равно токсичности. Хотя, конечно, и идеализировать этот мир не стоит. Быть артистом балета — сложный карьерный выбор. Надо быть готовым работать на износ. Да и вообще Большой театр — это империя, государство внутри государства. И функционирует оно так же — по своим законам. Ты попадаешь в этот мир подростком, когда еще только ищешь себя. Возникает ощущение, что ты маленький винтик огромной машины, что ты должен встраиваться в эту систему. Я в какой-то момент поняла для себя, что хочу быть вне ее и вообще быть свободным художником, фрилансером. Мне комфортней всего работать в том формате, в котором я работаю как режиссер.
— В этом году вышел сериал «Балет», он как раз про закулисье этого мира.
— Я сериал не смотрела, поэтому не могу комментировать. Да и вообще есть определенная профессиональная деформация — сложно смотреть, как пытаются показывать мир балета на экране.
— А «Черный лебедь» Даррена Аронофски понравился?
— У меня даже когда-то состоялся на эту тему разговор с Дарреном, когда он много лет назад приезжал в Москву. Был устроен какой-то ужин для киношников, мы там познакомились. Когда он узнал, что я занималась балетом, он меня много расспрашивал про закулисные «ужасы». А я ему объясняла, что в балете ужасы — это не чьи-то коварные козни, а то, что ты каждый день должен бороться с самим собой. Ты каждый день должен доводить свое мастерство до максимума, а это очень тяжело.
— У вас большой актерский опыт и работали вы с очень яркими постановщиками: Николаем Хомерики, Борисом Хлебниковым, Ренатой Литвиновой, Василием Сигаревым. С кем из режиссеров вам как актрисе работалось наиболее комфортно и чей опыт оказал наибольшее влияние?
— Это не секрет, что в мир кино я попала благодаря Николаю Хомерики, за что я ему очень благодарна. Это тот режиссер, который многому меня научил, во многом сформировал мое отношение к кино, к кинопроцессу. Так что, наверное, можно сказать, что он оказал на меня наибольшее влияние. Но, конечно, я считаю, что мне очень повезло поработать с талантливыми режиссерами, у которых ты многому учишься. А уже потом на этом опыте выстраиваешь собственную систему координат в работе.
— Несколько лет назад часто спорили о мужской и женской режиссуре. Спустя годы мы, к счастью, видим, как много сейчас женщин-авторов (и сценаристов, и режиссеров, и шоураннеров): это и Наталия Мещанинова, и Любовь Мульменко, и многие другие. Вы сталкивались со стереотипом, что ваше кино «женское»? Уместно ли в 2023 году такое деление?
— Конечно, мы все с этим стереотипом сталкивались, это неизбежно. Мне несколько человек после просмотра «Белого списка» сказали: «Круто! Ты сняла такое мужское кино». Я понимаю, что они в это ничего плохого не вкладывали и хотели сделать комплимент, но для меня дико делить кино на гендеры. Естественно, есть женский взгляд и мужской взгляд, но это не то же самое, что «женское» и «мужское» кино.
— Насколько для вас важна оценка родителей? Видел ли ваш отец «Белый список»?
— Нет, я, конечно, показываю свою работу родителям, но я уже достаточно много про кино понимаю, чтобы не зависеть от чужого мнения и не искать чьего-то одобрения в адрес моей работы. Я вообще всегда была с характером и стараюсь прислушиваться к себе и следовать своему видению.
— У вас когда-либо было ощущение дополнительной ответственности из-за своей фамилии?
— Вообще как только ты внутри себя понимаешь, кем хочешь быть и в каком направлении развиваться, ты начинаешь свой собственный, отдельный путь. Конечно, бывает, что отношение к твоему родителю распространяется и на тебя — как хорошее, так и плохое. И это очень странно — ощущать себя таким «бонус-треком». Но важно от этого чувства освобождаться и идти своим путем. Я понимаю, почему в каких-то творческих династиях дети продолжают дело родителей — потому что ты воспитываешься и растешь с этой энергией творчества, для тебя это самый привычный мир. Понятно, что у меня известный папа, большой артист, невероятно талантливый человек. Я знаю только такую жизнь, и как может быть по-другому, мне неизвестно.
— Вы в прошлых интервью говорили о том, как обеспокоены проблемой насилия над женщинами, и призывали к активной поддержке правозащитных организаций, благотворительных фондов. Сотрудничали ли вы с какими-то фондами в прошлом или сотрудничаете сейчас?
— Сейчас мир так изменился, что, кажется, помогать нужно вообще всем. Столько всего ужасного происходит и столько хочется сделать в противовес этому хорошего, полезного. Хоть немного помочь людям справляться с их трудностями. Но порой уже просто не понимаешь, куда бросаться. Если говорить про благотворительность вообще, мне комфортней заниматься ею непублично. Все, что я делаю, я делаю по своей личной инициативе. Я верю во взаимообмен добра, во взаимопомощь.
А тема насилия над женщинами вообще очень страшная. И в России она особенно остро стоит. Столько сейчас происходит откровенного варварства, что вообще диву даешься, как такое может происходить в XXI веке. Кажется, что люди, которые принимают законы, отвечают за важные решения, слепы и глухи к этим проблемам. И усилия тех, кто старается что-то изменить, разбиваются об эту стену. Это, конечно, очень точно отражает то, в какие времена мы живем.
Как с этим бороться… Наверное, просто каждый может стараться вносить свой вклад в эту общую копилку человеческой доброты. Вообще кажется, что доброта должна быть основой человеческой натуры, а сейчас понимаешь, что это никакая не данность. Что нужно об этом говорить, напоминать, за это еще приходится бороться.
— Хотелось бы вам снять фильм или сериал, посвященный проблеме насилия над женщинами?
— Сложно сказать. Если бы кто-то принес мне уже готовый материал, это одно. А исходить из того, что я сама сажусь и пишу его с нуля, то этот материал должен во мне сперва созреть. Много факторов должно сложиться, чтобы можно было честно сказать, что ты готов поговорить на эту тему, что в тебе есть нужные силы и знания. Для этого требуется время.
Вообще же хочется, чтобы такие проекты были, потому что они как будто могут объединять людей. Сейчас сильное ощущение, что люди очень одиноки в своем горе, считают, что никому нет дела до их боли. Хочется делать что-то, чтобы это ощущение сменилось. Да, наверное, буду стараться делать проекты на сложные темы, а там посмотрим.
— В массовой культуре есть женские образы, которые вы считаете ролевыми для себя?
— Да, конечно. Сейчас в моменте сложно вспомнить конкретные примеры, но они есть и их много. Могу рассказать про свежие впечатления. Я посмотрела недавно на Netflix сериал «Дипломат». Мне понравилось, какой там взгляд на центральную героиню и в каком ракурсе она представлена. Она несовершенная, не вырубленная из гранита, но она живая и все равно очень классная.
— В одной из самых сильных сцен «Белого списка» герой размышляет про иррациональность зла: часто оно совершается само по себе, и нет ничего, чем можно было бы от него защититься. Разделяете ли вы эту мысль? И как в нынешние тяжелые времена хотя бы постараться сохранить себя?
— Тот отрывок, о котором вы говорите, я считаю одним из лучших текстов, которые мне доводилось читать в своей жизни. Это, конечно, огромная Ромина заслуга. Но вопрос не в том, согласна я с этим или нет. Я хочу, чтобы эта мысль прозвучала, чтобы о ней поговорили, вынести ее в какое-то общее поле.
А как себя сохранить… наверное, это личная ответственность каждого человека. Ее не нужно ни на кого перекладывать: ни на обстоятельства, ни на других людей. Непросто всегда выбирать себя, непросто всегда делать правильный выбор. Но если ты выбираешь то, что тебя не разрушает, не делает хуже, то это автоматически придает тебе сил. Потому что душа человека важна, и, когда выбираешь не разрушать ее, это тебе помогает.