Елена Раевская: В геологической экспедиции люди становятся самими собой

Фото: Ольга Ефимова/ САФото: Ольга Ефимова/ СА

Говоря о геологах, обычно мы представляем крепких бородатых мужчин где-то посреди тайги. И это недалеко от истины. Но встречаются среди них и женщины. О том, как устроен быт геолога, где найти золото и алмазы и почему девушке лучше крепко задуматься перед выбором сферы будущей деятельности, рассказала «СА» майкопчанка, представитель довольно редкой для Адыгеи профессии, геолог Елена Раевская.

При встрече с Еленой мне едва удалось сдержать изумление — хрупкая миниатюрная женщина никак не укладывалась в мое представление о геологах. Тем не менее целых 18 лет она успешно занимается поиском, разведкой и добычей полезных ископаемых.

— Обычно девочки хотят быть учителями, врачами, актрисами. А вы геолог. Почему выбор пал на эту профессию?

— После школы очень хотела уехать учиться в Москву. Поступала в пединститут на социального работника и уже сдала три экзамена. Но выяснилось, что в этом году иногородним студентам общежитие не предоставляется. А для меня это было критично. Сезон поступления уже заканчивался, и документы на тот момент принимали только в техникумы и колледжи. Решила поступить хоть куда-нибудь, чтобы не терять время. А на следующий год снова подать документы в институт. Выбор пал на геолого-разведочный техникум, и в конце первого курса решила продолжить учебу в нем. Мама, как узнала, что я не собираюсь оставлять геологию, воскликнула — боже мой, ты же такая маленькая! Но меня это мало беспокоило. А после второго курса на производственной практике я впервые по-настоящему поехала работать и влюбилась в геологию. Потом продолжила образование в Петербургском госуниверситете на кафедре месторождений полезных ископаемых и отправилась… на поиски алмазов.

— Родителям, наверное, непросто было принять ваш выбор?

— Поначалу они не могли привыкнуть, что я постоянно на чемодане, все время куда-то еду, постоянно без связи где-то в лесу. В командировках позвонить родным или узнать, что в мире делается, нельзя. Есть только спутниковый телефон для экстренной связи. Сейчас родные уже привыкли, волнуются только в момент заезда на участок, потому что это часто бывает на вертолете, а он может упасть. Либо на лодке или вездеходе. Но если доехал, то дальше все будет в порядке.

— Все-таки геология — не совсем женская профессия. Легко ли было в нее попасть?

— Совсем не легко. Когда приехала работать в Бурятию, меня очень тяжело воспринимали, не хотели брать, говорили, что женщины туда никогда не ездят, что там очень тяжелые условия. Было трудно выбить свое место под солнцем, потому что меня отказывались воспринимать всерьез. Вот представьте буровиков — матерых, суровых мужчин, которые выполняют указания геолога. И тут приезжаю я, маленькая девочка, и начинаю что-то им говорить. Это было очень трудно, но сейчас уже гораздо проще.

— А на практике во время учебы такие проблемы тоже были?

— Конечно, были. Помню, как мы с одно­группницей впервые приехали «в поля». Обе невысокие, худенькие. Когда вышли из машины, геологи на нас посмотрели и спросили: а кто с собой детей привез? На практике было очень тяжело физически — для нас банально не было одежды подходящего размера. Выдали огромный комбинезон и сапоги сорок пятого размера на мой тридцать седьмой. Из-за этого я постоянно падала, идти было очень трудно, а ходить приходилось постоянно. А еще было ужасно холодно. Но мне было 19, я была настроена романтически, все это казалось таким классным! Я была полностью уверена, что хочу всем этим заниматься. Это с возрастом поняла, что надо было искать себе какую-то более уютную профессию и сидеть спокойно дома. Геология — это совсем не женская работа, сейчас я это хорошо понимаю.

— То есть девушке вы свою профессию не рекомендовали бы?

— Девушке нет. Потому что рано или поздно ей захочется создать семью, родить ребенка. И тут возникнут трудности. И у нее должен быть либо очень понимающий муж, который будет спокойно отпускать в долгие командировки, либо муж-геолог, который будет ездить вместе с ней. Ну и в дальнейшем придется выбирать: или дети, или геология.

— Профессия геолога представляется одной из самых романтичных. Наверняка в ней есть свои «подводные камни». Расскажите о них.

— Да, профессию геолога обычно романтизируют. Но романтики там, по сути, нет. Потому что изо дня в день надо выполнять тяжелую рутинную работу без отдыха и выходных, пока позволяет погода. Приходится много ходить по тайге и горам, носить тяжелый рюкзак, жить в палатке по несколько месяцев. Романтика, может быть, только в том, что ты посещаешь новые места, постоянно находишься на природе, в тайге, напрочь забывая о городских проблемах. Там не стоит вопрос денег, одежды, еды. Люди там становятся самими собой, их там ничто не тревожит.

— Наверняка с вами случались какие-то невероятные истории…

— И не раз! Однажды мы шли по лесу, я, как всегда, плелась в хвосте и вдруг провалилась под землю — угодила прямиком в охотничью яму. К счастью, она была пустая, без капканов — просто яма, заваленная сверху ветками и листвой. Она была настолько глубокая, что я никак не могла из нее выбраться. А парни уже ушли вперед, и никто не увидел, что со мной приключилась такая история. Потом они заметили, что меня нет, стали искать, звать. Нашли по голосу, вытащили и смеются — ну как так, все прошли, а ты упала? А что я? Замечталась и не заметила. А однажды и вовсе заблудилась в тридцати метрах от лагеря. Шла по знакомой тропе вдоль берега, как вдруг решила, что свернула не туда. Села на поваленную березку и стала плакать, думала, умру от страха там. Погоревав где-то с час, подумала, что надо куда-то идти… Вышла снова на тропу и сразу увидела знакомую корягу, которую всегда пугалась, потому что она напоминала мне чудище. Как же обрадовалась этой коряге! Вскоре пришли ребята и спрашивают: «А ты что, заблудилась, что ли?» Я невозмутимо ответила: «Нет». — «А почему суп не сварила?» — «Ну вот же, варится, немного осталось». Не хотелось мне признаваться им…

— Расскажите о работе геолога: чем конкретно вы занимаетесь?

— В работе геолога есть несколько этапов: поиски, разведка и добыча. Я работала на каждом из них. В хорошую погоду мы отправляемся на поиски: идем по маршруту и каждые 50 метров отбираем пробы к себе в рюкзак. Этот этап может длиться по 3-4 месяца — за такое время морально устаешь не только от работы, но и от окружающих. Порой хочется побыть в тишине и одиночестве. Но там все это понимают, стараются лишний раз друг друга не раздражать. В свободное от работы время можно порыбачить или ягоды пособирать — хоть какое-то развлечение.

— Можно ли как-то понять, что в этом месте под землей точно что-то есть, или все поиски ведутся наугад?

— Для каждого полезного ископаемого есть свои внешние признаки, по которым можно определить его наличие. Например, в местах, где есть золото, на поверхности можно найти кварцевые жилы или метасоматиты. Характерным признаком также являются минералы-спутники. Для золота это пирит, кварц, блеклые руды, для алмаза — гранат, хромдиопсид. Много разных признаков, по которым можно определить, что здесь, вероятно, есть искомое полезное ископаемое. На самом деле сейчас уже практически не осталось неизученных территорий, давно известно, где и что можно найти. Просто раньше какие-то месторождения считались нерентабельными, а сейчас к ним другой подход.

— Здорово, наверное, искать алмазы…

— На поисках алмазов мне приходилось целый день стоять с лотком в речке. Поднимаешь грунт со дна реки и промываешь. Если в тех местах есть месторождение, то водой непременно что-то сносится вниз по течению. И вот мы методично изучали территорию, чтобы понять перспективы. Также делали расчистки и копали шурфы — это такие ямы метр на метр, из которых надо отобрать около 40 кг пробы. И вот ты набрал полный таз и лезешь назад, а из него все на тебя выливается — тяжелая работа. Мне больше нравилось работать на золоте.

— Золото, наверное, всем нравится…

— Это коварный металл, не всех принимает. Порой происходят совершенно мистические истории. Не буду вдаваться в подробности, но после выезда с участка у нас несколько человек совершенно нелепым образом ушли из жизни. Это было очень странно. А у некоторых начинает буквально сносить крышу — та самая золотая лихорадка. И человеку хочется забрать добытое золото себе. Я отношусь к этому так: если ты сейчас что-то утаил, то в будущем потеряешь гораздо больше. Алчность добра не принесет, надо разумно подходить к обращению с планетой.

— Неужели вы равнодушны к золоту?

— В виде украшений мне оно не идет и не нравится, а вот искать его очень люблю. Когда находишь хоть малюсенький кусочек, чувствуешь безумное счастье! Помню, у нас была отличная находка — сантиметровый прожилок. Это был такой восторг! Поиск золота всегда сопровождается азартом — это как в детстве искать сокровища. Порой даже начинаешь думать: вот сейчас найду тут большое месторождение и его назовут в мою честь. Шучу, конечно, но интерес все равно огромный. Многие, кстати, думают, что раз мы ищем золото, то можем и себе что-то прикарманить. Это не так, геологи — последние люди, кто так поступит. Такой поступок как минимум грозит потерей работы — зачем оно нам?

— Вот вы нашли какое-то месторождение, а дальше что?

— А дальше начинается разведка. Надо более детально изучить, как залегают рудные тела, каково их строение. Это помогает понять, стоит ли вообще организовывать здесь добычу, строить фабрику, поселение. Насколько это будет рентабельно. Мы начинаем бурить скважины и изучать керн (проба породы в виде цилиндрического столбика, которая отбирается при бурении для дальнейшего изучения. — Прим. ред.). Благодаря этому можно изучить

недра земли в разрезе, как пирог. Сопоставив данные, мы получаем 3D-картинку того, что находится у нас под ногами. На золоте это могут быть скважины по 200-300 метров — вот такого размера «пирог» мы и получаем. Потом начинается этап добычи. Если это поделочный камень, то определяется его качество, и дальше он отправляется на реализацию. Руду надо еще извлечь, обогатить — для этого на месте строится целая фабрика и поселение, где геологи живут и работают. Сейчас на добыче нефрита у нас отличные условия — есть столовая, баня и даже спортзал.

— Вы говорили, что командировки длятся до четырех месяцев в дикой природе. Каково потом возвращаться к людям?

— Когда возвращаешься домой из таких командировок, радуешься любым мелочам: воде из крана, домашнему уюту, возможности выйти в интернет. Радуешься новым лицам вокруг тебя. Первым делом принимаю душ и отсыпаюсь. А на второй день спокойно, не торопясь завтракаю на своей кухне. Почему-то обязательно хочется яичницу с кофе. Потом люблю пройтись по магазинам, при этом даже не обязательно что-то покупать, мне нравится и просто посмотреть на витрины. Ну а между командировками я хожу в офис и сижу за компьютером, как обычный человек.

— У вас очень интересная, но очень непростая работа. Если бы можно было повернуть время вспять, сделали бы другой выбор в год своего поступления?

— Бывает, на меня накатывает тоска, хочется уюта, не хочется никуда ехать и жить в палатке. Но понимаю, что сама работа мне нравится и благодаря ей я много путешествую. А еще, поскольку женщин в геологии мало, всегда нахожусь в центре внимания. Правда, иногда это надоедает и начинает раздражать, но, вернись я сейчас в свои девятнадцать лет, ничего менять не стала бы.

Беседовала Екатерина НУЖНАЯ.

Возрастная категория материалов: 16+