Чтобы отработать технику одношажного хода, Эдуарду Латыпову пришлось упорно работать более двух лет, а Матвею Елисееву понадобилось всего лишь создать в голове правильный образ. Об этом в интервью RT рассказал Артём Истомин, отвечающий за подготовку российских биатлонистов. По его словам, за последний год значительного прогресса на дистанции добились Елизавета Каплина и Даниил Серохвостов. Специалист также объяснил, как изменилась его работа после ухода из бригады Юрия Каминского и в чём преимущество системной подготовки.
- РИА Новости
- © Алексей Филиппов
— В бытность работы помощником Юрия Каминского вы говорили, что российский биатлон, в отличие от норвежского, крайне медленно прогрессирует. В чём именно вы видите прогресс, до которого нам пока далековато?
— Это прежде всего прогресс системный. Например, ещё в 2022-м у норвежцев были забронированы места проведения всех сборов на 2026 год. То есть они уже тогда чётко понимали, где и как будут готовиться к предстоящей Олимпиаде. Когда только стало известно, что биатлонные гонки пройдут в Антхольце, туда приезжала целая научная группа, которая проводила исследования на тему технико-тактических действий. То есть люди бежали по дистанциям с датчиками GPS, отрабатывали все участки, отмечая, где именно спортсмен проигрывает, выигрывает и так далее. Показательной была и прошедшая Олимпиада в Пекине: Норвегия привезла туда свой собственный тренажёрный зал.
— Но это же чисто организационные вещи.
— Я в этом вижу прогресс системы. У нас ведь тоже есть специалисты, которые знают, как лучше выстраивать работу в Сочи, на Хмелёвских озёрах, на Семинском перевале. Но всё это носит более индивидуальный характер, что ли. Если смотреть на ситуацию в целом, я вижу, что молодые норвежские спортсмены, попадающие в национальную команду, в 80% случаев начинают сильно прогрессировать уже в первые год-два. Это тоже говорит о какой-то системности подготовки.
— Не может ли это быть связано с тем, что в Норвегии гораздо менее популярна ранняя специализация и это сохраняет ресурс, позволяющий спортсменам активно прогрессировать во взрослом возрасте?
— Я сам когда-то, в бытность аналитиком, занимался исследованиями на эту тему. Внимательно смотрел на протяжении многих лет, кто в юниорском возрасте выигрывал мировые первенства, как потом эти атлеты прогрессировали. В Норвегии точно так же, как в любой другой стране, есть спортсмены, которые в юниорском возрасте бегают очень быстро, но потом теряются. Но если говорить о работе в целом, мне кажется очень большим плюсом системы тот факт, что во всех регионах страны работа выстроена одинаково. Главное, это постоянно контролируется, а значит, делает схему предельно эффективной.
Также по теме
Уход спортсменов на самоподготовку тесно связан с поиском внутреннего комфорта, а результат при этом остаётся на втором плане. Об этом...
— Если у норвежцев всё так классно, чем продиктована ваша фраза: «Они идут совсем другим путём, но не могу сказать, что полностью разделяю такой подход»?
— Ну не сработала же их методика на последней Олимпиаде в Пекине.
— Думаю, люди просто ошиблись с акклиматизацией.
— Так и у лыжников тоже не сработала.
— И лыжники точно так же могли ошибиться. Что-то, видимо, не предусмотрели, когда планировали заключительный этап.
— Мы обсуждали это в своём тренерском коллективе и пришли к выводу, что свою роль сыграла структура снега. У нас работа была в большей степени привязана к силовой подготовке. То есть мы больше работали с силой, нежели с функцией. Знаю, похожим образом выстраивали свою подготовку немцы, и они тоже очень неплохо выступили на Играх. А вот норвежцы больше работали с функцией, нежели с силой.
— Иначе говоря, они рассчитывали на более быстрый снег?
— Как раз об этом я и говорю. Медленный снег требует большего применения усилий, более мощного отталкивания, то есть в приоритете однозначно должна быть силовая выносливость. И конечно, это сильно влияет на методическую часть.
— Переходить с быстрого снега на медленный сложно?
— Считается, что это несколько проще, чем с медленного на быстрый: там поначалу просто не успеваешь попадать в отталкивание. Более высокая скорость требует более точной техники. Нам в ходе летней подготовки приходилось работать и над тем, и над другим, поскольку мы не знали, допустят ли нас к международным стартам и где, соответственно, придётся выступать.
— По-моему, было достаточно очевидно, что не допустят.
— Плюс-минус было понятно, да. Но мы всё равно обсуждали это в аналитическом отделе Центра спортивной подготовки и пришли к тому, что, даже если нас допустят через несколько лет, придётся к этой комплексной работе вернуться. А как мы к ней вернёмся, если сейчас уйдём полностью в другой режим?
— Работая со спортсменами в университете, вы, как и любой преподаватель, были в большей степени тренером-теоретиком. Не возникло ощущения, когда пришли в сборную, что на практике всё устроено совсем не так?
— Я сразу отодвинул от себя мысль, что знаю больше, чем тренеры, которые работают с командой много лет. Тем более что попал к таким мастодонтам, как Анатолий Николаевич Хованцев, Юрий Михайлович Каминский. У них просто огромный багаж опыта: у одного в биатлоне, у другого в лыжных гонках.
— Мне кажется, вы сейчас немножко лукавите. В то время, когда биатлонной сборной руководил Хованцев, я слышала, что многие взгляды Анатолия Николаевича, мягко говоря, не слишком современны.
— Они могут быть несовременны, но есть стержневые основы, которые актуальны и сейчас. Ну да, Хованцев не заставлял спортсменов работать много. Но плотность работы, интенсивность была у него высокой.
— А вы сторонник какого подхода: больших объёмов или интенсивности?
— С одной стороны, понимаю: чем больше мы сделаем работы, тем будет лучше. Но мы ограничены здоровьем спортсмена, возможностями восстановления, поэтому в каждом конкретном случае пытаемся добиться того предела, который человек способен выполнить. Как бы постоянно идём по грани возможного. Поэтому у нас очень много контроля со стороны медицины: контролируем ЭКГ, биохимию, антропометрию, смотрим, не перебарщиваем ли по интенсивности. Общий скелет работы примерно одинаков для всех. Но индивидуально мы всегда оговариваем какие-то вещи.
Также по теме
В юношеском биатлоне отсутствует понимание специфики работы и нет нормального учёта нагрузок. Об этом в интервью RT заявил...
— Уходя из бригады Каминского, вы сказали, что хотите более сложных, более самостоятельных условий. А вам не кажется, что, отправившись в самостоятельное плавание, вы не осложнили, а, наоборот, облегчили себе работу? Непросто, наверное, находиться в подчинении у выдающегося специалиста, который тыкает тебя носом в каждую ошибку, указывает на каждый недочёт.
— Да нет, у нас такого не было. Юрий Михайлович очень мне доверял.
— Хотите сказать, что никогда не ошибались?
— Может быть, один-два раза случалось, да. Но это были не столько методические, сколько педагогические моменты. Просто, понимаете, если бы я остался в бригаде Каминского, скорее всего, просто выгорел бы. Нужно было сменить обстановку.
— Самостоятельная работа, наверное, ещё тяжелее в этом плане?
— Как раз-таки наоборот. Мне стало интереснее.
— Вам приходится переучивать подопечных, менять им технику бега?
— Да, постоянно. В определённом смысле это проблема: специалистов, которые способны работать с техникой, не так много, а контроль требуется на каждой тренировке.
— Противодействия со стороны личных тренеров такая работа не вызывает?
— Мы с ними всё предварительно обсуждаем. Что будем делать, как именно будем делать.
— Вольфганг Пихлер в своё время тоже со всеми всё обсуждал. И постоянно сталкивался с одним и тем же отношением: какого чёрта иностранец лезет в нашу епархию? Думаю, вам в этом плане не легче. Хотя бы в силу возраста.
— Такое тоже случается. Пока мы ещё не разговариваем на одном языке, но уже начинаем к этому приходить. По последним семинарам видно, что есть очень много заинтересованных молодых специалистов и некоторые из них уже сейчас успешны.
— Можно какой-нибудь пример, когда изменения в технике дали значительную прибавку в результате?
— Если далеко не заглядывать, а взять прошлый год, я бы назвал Лизу Каплину. Она поменяла технику одношажного хода. Визуально это не бросается в глаза, но, когда начинаешь анализировать эффективность отталкивания, становится очевидно, что Лиза с небольшим вроде бы приложением сил имеет, наверное, самый большой прокат в команде. Хотя, по сути, мы просто немножко изменили работу ног. Спортсменка стала отталкиваться чуть-чуть в другой проекции — и сразу выросла амплитуда.
— Сколько времени уходит на то, чтобы довести новый технический навык до автоматического состояния?
— Очень по-разному. Эдуарду Латыпову понадобилось порядка двух лет, чтобы отработать технику одношажного хода. Сейчас, знаю, многие снимают его ход на видео и пытаются сделать так же. Эдуард добивался нужного результата через большое количество повторений, через большой, просто огромный объём работы. А есть такие спортсмены, как Матвей Елисеев, которому нужно было просто создать в голове правильный образ. Он и сам всегда говорил: не надо объяснять, что я делаю не так, дай мне образ — и я всё пойму сам.
— Геннадий Габрилян, который привёл Марию Ласицкене к золотой олимпийской медали, говорил: мол, рука должна двигаться так, словно она пёрышко, подброшенное вверх порывом ветра.
— Именно так. Когда стоит задача создать правильный образ, нужно найти какие-то слова, какие-то фразы, которые помогут спортсмену понять, что именно он должен сделать.
— Сейчас все «зимники» выстраивают работу с прицелом на Олимпийские игры 2026 года, и вы, знаю, не исключение. Какие задачи на сезон можно ставить в биатлоне спортсменам, чтобы увидеть: подготовка идёт правильным ходом?
— Всё индивидуально. У одного это отставание от лидера по скорости, у второго — отставание на финишном круге, у третьего — динамика скорости по кругам. Есть спортсмены, у которых наблюдается большое западение на середине дистанции. Середина — это вообще самое сложное, особенно в гонках с четырьмя рубежами. Те, кто это выдерживает, обычно выигрывают саму гонку, если рассматривать только скорость.
Также по теме
После возобновления карьеры нет смысла ставить перед собой задачи по достижению конкретных результатов. Об этом в интервью RT заявила...
— Сколько секунд «ногами» биатлонист способен сбросить за сезон?
— Тоже по-разному. Есть спортсмены, которые минутами скидывают. Многое (если не всё) зависит от предыдущей подготовки, от базы. Например, Даниил Серохвостов до прихода в группу Каминского в олимпийском сезоне проделал достаточно мощную работу. Поэтому, оказавшись в обстановке, где увеличился объём нагрузки, увеличилось количество работы на выносливость, он резко спрогрессировал в скорости. Но, если бы он пришёл, не имея подобной базы, думаю, такого прогресса не добился бы.
— Стрельбой вы тоже занимаетесь или это епархия Виталия Норицына?
— Занимаюсь, поскольку ответственность за результат в большей степени лежит на мне, как на старшем тренере.
— Помню, Андрей Крючков в период своей работы с Антоном Шипулиным вообще не лез в стрелковые вопросы. Говорил: это настолько не его профиль, что он даже теоретически не хочет с этим связываться.
— Нам приходится работать совместно, так как в группе много спортсменов, имеющих определённые проблемы именно на рубеже. Если что-то могу отработать я, то берусь за это. В каких-то более сложных случаях работу берёт на себя Виталий Викторович.
— Как считаете, имеет смысл привлекать к работе с биатлонистами чистых стрелков?
— 100%. База стрелковая у всех примерно одинаковая. Мы думали о том, чтобы привлечь к работе такого специалиста. Но, во-первых, сначала нужно его отыскать и найти возможность платить ему зарплату, а во-вторых, сейчас в определённом смысле поменялась стратегия. У нас есть, допустим, тот же юношеский проект. Наверное, с учётом текущей ситуации он будет в большем приоритете, чем стрелковый тренер для какой-то отдельно взятой группы.
— В клубном турнире ваши спортсмены побегут?
— Да, в полном составе. Мы расцениваем этот старт как контрольные гонки перед сезоном.
— Эти соревнования проводятся в период, когда биатлонисты обычно далеки от своей лучшей формы. При этом на кону огромные призовые, вполне способные заставить людей задуматься: в форме-то надо быть здесь и сейчас, а не на этапах Кубка России, условно говоря. Не боитесь, что у спортсменов могут смениться приоритеты?
— Не думаю, что люди станут напрягаться на этапах Кубка России меньше, на самом деле. Во-первых, никто не хочет проигрывать. Есть определённая конкуренция в борьбе за общий зачёт, да и в отдельных дисциплинах тоже. В этом сезоне мы выстраиваем подготовку с прицелом на главные старты, то есть на Спартакиаду сильнейших и чемпионат страны. Остальные гонки тоже будем бегать, но прежде всего для набора формы, получения опыта и так далее.
— Когда из года в год постоянно находишься в отрыве от дома, это не начинает утомлять?
— Есть такое. Тем более когда молодой, у тебя ещё молодая семья, ну и так далее. Конечно, приходится в чём-то себя ограничивать.
— Жена не задаёт вопроса: ради чего? Одно дело — терпеть такую жизнь ради выступления на Олимпиаде, и совсем другое — сейчас.
— Мне проще, поскольку вся семья спортивная, так что близкие относятся с пониманием.
— А если вдруг снова почувствуете выгорание, куда двинетесь дальше?
— Пока я не чувствую этого, но тренер должен быть готовым ко всему, да. Я себя не зацикливаю на какой-то одной деятельности на самом деле. Когда преподавал физиологию в университете имени Лесгафта, мне это тоже было интересно.
— Какое тренерское достижение будете считать для себя основным показателем успеха?
— Хотелось бы побольше медалей. Прошлый сезон оставил в этом плане определённую недосказанность.