Лина Штерн — биохимик и физиолог, первая женщина, ставшая действительным членом Академии наук СССР. В юности она боролась за возможность учиться наравне с мужчинами. В возрасте 74 лет была арестована по делу Еврейского антифашистского комитета. Forbes Woman рассказывает о женщине-ученой, которая писала из тюрьмы, что не может там умереть, потому что еще не все сделала для науки
Нужны ли женщинам университеты?
Лина Штерн родилась в 1878 году в Курляндии Российской империи (территория современной Латвии). Она была одной из шести детей в семье состоятельного коммерсанта, который занимался зерноторговлей. Судя по всему, отец Лины был прогрессивным человеком, поскольку он оплатил дочерям не только домашних учителей и престижную гимназию с обучением на немецком языке, но и учебу в западных университетах. Это решение было смелым шагом на рубеже XIX–XX веков, когда высшее образование для женщин во многих странах, включая Россию, воспринималось как блажь. Общественный консенсус заключался в том, что важнейшая задача женщин — быть женами и матерями.
Впрочем, еще со времен Екатерины II в России существовали женские воспитательные общества. А во второй половине XIX начали работать различные высшие женские курсы (например, основанные в 1872 году врачебные курсы, по словам мецената Давида Марголина, «стали первыми по времени не только в России, но и во всем мире»). Некоторые образовательные учреждения зачастую закрывались, не находя финансовой и государственной поддержки. Но постепенно их становилось все больше.
14 сентября 1897 годапоявился Петроградский женский медицинский институт, выпускницы которого могли даже претендовать на степень доктора медицины. Они получали право ведения медицинской деятельности, право заниматься научной деятельностью и ряд других возможностей, кроме «чинопроизводства» (чиновничьей службы). Позже открылся педагогический университет. А в 1905 году студентки были уравнены в правах со студентами.
Получение высшего образования Лины Штерн как раз выпало на этот период. Она поступила на медицинский факультет Женевского университета в 1898 году. Интересно, что изначально Лина хотела учиться в России и тщетно пыталась поступить, но к женщинам даже из обеспеченных семей академическая среда была немилосердна. А к проблеме пола добавлялась еще одна — происхождение. Лина Штерн была еврейкой.
До 1917 года в Российской империи существовала черта оседлости, установленная еще в 1791 году Екатериной II. Это граница территории, за пределами которой евреи не имели права на постоянное место жительства за исключением некоторых категорий лиц вроде отслуживших рекрутов, лиц с высшим образованием (то есть тех, кто мог себе позволить получение диплома за границей), купцов первой гильдии и еще нескольких категорий. Черта проходила по территориям современной Беларуси, Украины, Латвии, Литвы, Польши и Молдавии и имела протяженность 1,2 млн км. Жить в сельской местности евреям запрещалось, заниматься сельским хозяйством и целым рядом ремесел — тоже.
Подобное несправедливое положение и усталость от многовекового ущемления прав во многом способствовало росту популярности революционных идей среди еврейского населения. Разделяла эти взгляды и Лина Штерн.
Когда желания совпадают с возможностями
Лина Штерн была дочерью богатых родителей, которые могли не только оплачивать дочерям учебу, но и дать бал в честь их совершеннолетия. По воспоминаниям Натальи Рапопорт, мать которой была подчиненной Лины Штерн в Институте физиологии РАН СССР, именно во время такого бала Лина решила, что ее удел — наука: «Сестра пользовалась на балу бешеным успехом: элегантные, блестящие, богатые, светские молодые люди наперебой приглашали ее танцевать. О второй виновнице торжества, скромно сидевшей где-то в углу, все как будто забыли».
Во время учебы в Швейцарии Лина жила в пансионе, организованном Розалией Плехановой, женой русского философа-марксиста Георгия Плеханова. В пансионе бывали философ Николай Бердяев, священник и будущий политический лидер Георгий Гапон, писатель Максим Горький, художник Николай Ге и сам основатель РСДРП Владимир Ленин.
Швейцария в те годы привлекала богатых интеллектуалов и тех, у кого были состоятельные покровители. Маленькие по российским меркам Женева и Цюрих стали центрами русского революционного движения. И Лина была частью этого социального круга. В автобиографии она писала: «Живя в Женеве, я была знакома с целым рядом политических эмигрантов, между прочим с А.Н. Бахом [советский биохимик и физиолог растений, академик Академии наук СССР. — Forbes Woman] и его семьей, с Г.В. Плехановым и его семьей, однако в политической жизни никакого участия не принимала, хотя и сочувствовала революционному движению вообще».
Лина, учившаяся у у легендарного физиолога Жана-Луи Прево, прикладывала колоссальные усилия, чтобы быть одной из лучших студенток. Она совмещала лекции и практические занятия с изучением научных монографий по биологии. Уже с третьего курса Лина помогала Прево в проведении экспериментов. По предложению легендарного ученого Штерн принимала участие в исследовательской работе на тему внутренней секреции почек, и на этой базе позже защитила докторскую диссертацию в 1903 году, получив университетскую премию. Лине на тот момент было всего 28 лет.
Предложения, от которых невозможно отказаться
Штерн считала своей родиной Женеву. Но даже с ее достижениями и прекрасными отношениями с местной профессурой продолжать научную карьеру в Швейцарии было затруднительно. Поэтому, получив диплом, Лина собиралась вернуться в Россию, чтобы работать земским врачом.
Она приехала в Москву, сдала экзамены в Московском университете, чтобы подтвердить диплом, и начала подыскивать место. Но внезапно пришло письмо от Прево — профессор звал ее обратно. Он писал об эксклюзивных условиях, ломая бюрократические преграды в отношении женщин-ученых, предлагал стать ассистентом на его кафедре с потенциальной возможностью роста. Лина сразу же приняла предложение и вернулась в Женеву. А уже через два года стала приват-доцентом кафедры. И с того времени вплоть до 1917 года Штерн читала приват-доцентский курс по физиологической химии на Медицинском факультете Женевского университета.
В 1917 году Лина получила звание профессора и возглавила кафедру физиологической химии на медицинском факультете Женевского университета. Это первый случай в истории университета, когда женщина была назначена профессором.
В тот период Штерн с головой окунулась в международную научную работу. На IX Международном конгрессе физиологов в Голландии в 1913 году она выступила с докладом «Значение оксидов в механизме тканевого дыхания». Великий немецкий биохимик Карл Нейберг говорил о ней: «Если бы Лина Штерн ничего другого не сделала, кроме открытия оксидов, то уже только одним этим она завоевала бы почетное место в биохимии».
Штерн посещала всевозможные научные конференции и конгрессы, выстраивала отношения с признанными звездами науки, стала вхожа в дома научной элиты. Ее друзьями были ученые из самых разных сфер: от медицины до физики. Она стала человеком мира, космополитом.
Жизнь Лины Штерн в Женеве была благополучной и насыщенной. Она была увлечена любимым делом, наслаждалась общением с лучшими учеными мира. У нее появились близкие друзья — например, Александр Бах и его жена. В России Баха арестовывали за революционную деятельность, и в 1885 году, опасаясь нового ареста, он уехал из России. После революции 1917 года многие из друзей Лины Штерн, включая Бахов, начали возвращаться на родину. Советский Союз был для них обещанием счастья и свободной жизни в атмосфере равенства и товарищества.
При этом с началом большевистского террора и гражданской войны одни ученые оказались жертвами расправ, другие — в эмиграции. В стране начался кадровый голод. Развивать науку стало почти некому — и руководство страны начало кампанию по возвращению русских ученых. «Возвращенцам» предлагали роскошные квартиры, спецпайки. Но главное — давали зеленый свет на исследования и эксперименты, выделяли колоссальное финансирование и открывали целые научные институты.
Предложение вернуться в 1924 году получила от Баха и Лина Штерн. В Швейцарии она хоть и являлась крупным ученым, который прилично зарабатывал работой в университете и консультациями фармацевтических концернов, но все же небольшой размер этой страны не предполагает размаха. Поэтому, когда Бах официально от лица советского правительства предложил ей стать частью новой страны, Штерн вернулась. Спустя много лет она объясняла свое решение тем, что в Швейцарии и без нее все было хорошо. А Советский Союз, в котором все нужно было строить заново, с нуля создавая систему здравоохранения, нуждался в таких людях, как она.
Новая старая Родина
Штерн вернулась в СССР звездой со всеми причитающимися ей привилегиями. В Москве она приняла руководство кафедрой физиологии второго Московского медицинского университета и начала исследовательскую деятельность в Медико-биологическом институте и Институте инфекционных болезней имени Мечникова. В 1929 году стала директором Института физиологии АН СССР, который создала сама, с нуля набрав команду лучших ученых.
По воспоминаниям современников, Штерн была фанатично предана делу. Центром жизни для нее была лаборатория. Часто это создавало проблемы ее подчиненным. Вот как вспоминает о ней дочь сотрудницы Наталья Рапопорт: «Лина претендовала на все 100% маминого времени, и мама буквально разрывалась на части между нею и семьей, которую любила до полного самоотречения. Я, как на грех, часто болела — сказывалось холодное и голодное военное детство в Сибири».
А вот как говорил о ней ее племянник Юрий Башкиров в своем очерке «Тетя Лина»: «Она не могла смириться с мыслью, что у них есть и другие обязательства, кроме науки. В этом, несомненно, проявлялся эгоцентризм одинокого, очень хорошо материально обеспеченного и свободного от привязанностей человека».
В Москве Лина Штерн столкнулась со сложной задачей — необходимостью выстраивать процессы в большом коллективе. При этом она плохо ориентировалась в неформальных академических кругах «старой новой» родины и вызывала очевидное раздражение у коллег-физиологов, большинство из которых являлись представителями Павловской школы и восприняли Штерн как «чуждый элемент». Дорогие наряды, привычка ярко одеваться, французский акцент и полная свобода в контактах с иностранцами — все это сильно раздражало многих представителей научного сообщества.
И все же жизнь в Москве первое время была счастливой. Штерн абсолютно разделяла большевистскую идеологию и часто выступала с пропагандистскими речами в прессе. Она писала друзьям за границу: «Как прекрасно, что на работе, на улице люди друг другу говорят «товарищ», какое это замечательное обращение — «товарищ»!»
В 1937 году арестовали двоюродную сестру Лины Штерн — Нину Стриевскую, ближайшую подвижницу Надежды Крупской. Арестовали и ее мужа Александра. Его расстреляли в 1938 году, а Нина провела в лагерях 17 лет. Но карьера Лины Штерн шла в гору. В 1939 году она достигла пика: Штерн стала первой женщиной — действительным членом АН СССР.
Когда Советский Союз вступил во Вторую мировую войну, Штерн начала продвигать изобретенный ею метод лечения травматического шока. Она сама выезжала на фронт, чтобы консультировать хирургов. Также она вела обширнейшую переписку с врачами, обсуждая результаты лечения. За эти заслуги в 1942 году Штерн получила Сталинскую премию второй степени и целое состояние — 100 000 рублей, колоссальные по тем временам деньги. Всю сумму Лина отдала на строительство санитарного самолета.
Великая Отечественная война началась для Советского Союза с череды поражений и полного отсутствия ресурсов. Одним за другим попадали в оккупацию города, немецкие войска оказались под Москвой уже 30 сентября 1941 года. Стало очевидно, что собственных сил СССР недостаточно, и, чтобы привлечь финансирование, видные деятели культуры и науки создавали тогда различные общественные организации, одной из которых был Еврейский антифашистский комитет (ЕАК).
Реакция последовала незамедлительно. В США начал работу Еврейский совет по оказанию помощи России во главе с Альбертом Эйнштейном. Начались просветительские турне членов комитета по Великобритании, Канаде, Франции и другим странам. Во всем мире еврейские диаспоры объединялись, чтобы противостоять фашизму, — результатом совместной работы стали миллионы долларов пожертвований, материальной и гуманитарной помощи. Это была, с одной стороны, очень ощутимая помощь экономике Советского Союза, с другой стороны — мощный агитационный орган, который помогал Советам в создании репутации страны свободных, талантливых людей, открытых миру. Членом президиума Еврейского антифашистского комитета была и Лина Штерн, что сыграло в ее судьбе роковую роль.
«У меня просто нет центра страха»
Когда война закончилась, борьба с космополитизмом в правительстве, науке и культуре развернулась с новой силой.
В 1948 году ЕАК был ликвидирован как центр антисоветской пропаганды, некоторые его члены погибли при странных обстоятельствах, других арестовали. В том же году Институт физиологии, которым Штерн руководила 20 лет, внезапно был закрыт. Коллектив был распущен, а бывшие подчиненные Штерн не могли найти работу. И никто не объяснял им причины.
5 октября 1948 года состоялось объединенное заседание медико-биологического отделения АМН СССР и Московского общества физиологов, биохимиков и фармакологов с повесткой «Критика научной концепции академика Л.С. Штерн». Основным обвинением был «космополитизм и низкопоклонство перед Западом». По словам обвинителей, выражалось оно, например, в том, что из 690 страниц сборника «Проблемы биологии и медицины», изданного к 30-летию ее научной деятельности, 600 страниц были на немецком и французском языках. Не на русском.
Несмотря на абсурдные обвинения, Лина Штерн пыталась бороться. Она прямолинейно отвечала на вопросы, называя вещи своими именами. Когда знакомые спрашивали, не боится ли она последствий такого смелого поведения, горько шутила: «У меня просто нет центра страха».
В 1949 году Лину Штерн арестовали. В квартиру пришли трое в штатском, попросили личную помощницу Штерн быть понятой. Профессор спокойно передала им дорогие ювелирные украшения и другие ценные вещи. Особенно интересной находкой стала расписка о том, что некто брал у Лины Штерн в долг 15 000 рублей и обязался вернуть в такие-то сроки. Расписку изъяли. Но должника вынудили деньги вернуть, пригласив в МВД. Удивительно, но, видимо, благодаря оставшимся связям эти деньги не затерялись и не были конфискованы — их перевели на счет Штерн, что позволило ей покупать продукты во время тюремного заключения.
Преддверие ада и возвращение с того света
На момент ареста Лине Штерн было уже 74 года. Ее отвезли в тюрьму на Лубянке и трое суток держали в одиночной камере. Допрашивал женщину-академика не рядовой следователь, асам министр государственной безопасности Виктор Абакумов.
Вот как описывает в своих воспоминаниях допрос Штерн ее племянник:
— Нам все известно! Признайтесь во всем! Вы — сионистка, вы хотели отторгнуть Крым от России и создать там еврейское государство!
— Я впервые это слышу, — сказала Лина Штерн.
— Ах ты старая ***** [проститутка]! — выкрикнул Абакумов.
— Так разговаривает министр с академиком… — горько покачав головой, ответила она.
Лине Штерн были предъявлены обвинения по трем параграфам знаменитой 58-й статьи: шпионаж, антисоветская агитация, участие в подготовке террористических актов. Подготовленный заранее протокол допроса, где Лина Штерн должна была подтвердить все обвинения, она не подписала и упорно твердила, что рассчитывает выйти из тюрьмы, потому что верит в «имманентную справедливость».
После того допроса Абакумов потерял всякий интерес к Штерн, хоть и был одним из главных идеологов «борьбы с космополитами» — именно под его руководством началось дело против Еврейского антифашистского комитета. Самого Абакумова арестовали в 1951 году и по иронии судьбы обвинили в сионистском заговоре. 19 декабря 1954 года его расстреляли в Левашовской пустоши.
Следствие над Штерн продолжалось несколько лет. Ее переводили из Лубянки в Лефортово и обратно, морили голодом, пытали отсутствием сна. Вот как она на суде описывала это время: «Там, в Лефортове, — преддверье ада. Может, стоило бы вам как-нибудь сходить туда и посмотреть, что там делается... В конце концов сколько можно было сидеть, мне ведь не хотелось умирать. Я не хочу умирать и сегодня потому, что я не все еще сделала для науки, что должна сделать».
Приговор огласили лишь спустя три года, в июле 1952-го. По неясным причинам, подписывая смертный приговор всем 15 осужденным по уголовному делу ЕАК, Сталин вычеркнул фамилию Штерн. Вместо казни ее на пять лет сослали в Джамбул (Казахстан), что было очень мягким приговором для обвиняемой по «расстрельной» статье. Более того, перед «отъездом» ей вернули все изъятые ценные вещи — почти запредельное везение.
В Москву Лина вернулась уже летом 1953 года. Ей не пришлось отсиживать весь срок: Сталин умер, чудом уцелевшим осужденным разрешили вернуться домой по амнистии. Ее квартира в Староконюшенном была разгромлена, и первую ночь на воле профессор провела на раскладушке в коммуналке у племянницы.
Постепенно все обвинения сняли, вернули дачу и титулы, дали возможность заниматься наукой. Всего через полгода после освобождения Штерн вернулась к работе и с 1954 года руководила небольшой лабораторией физиологии в Институте биофизики Академии наук. На тот момент ей уже исполнилось 79 лет.
А в 1958 году ее реабилитировали. Вот как описывает тот день в своих мемуарах Олимпиада Скворцова, бывшая сотрудница Института физиологии, которая даже в период ссылки поддерживала отношения со Штерн: «1958 год, холодный ноябрьский вечер. Помню его, очень помню. Лина Соломоновна вместе со мной по вызову отправилась в приемную Военной прокуратуры на улицу Воровского. Там собрались родственники расстрелянных... Небольшая комната... На улице она мне показала справку о реабилитации. Я не могла прочитать эту справку: очков у меня не было, в глазах рябило. Возвратившись домой к Лине Соломоновне, мы долго не находили ни желания, ни слов для разговора».
Ни извинений, ни компенсаций, ни наказания виновных. Спустя шесть лет после расстрелов родственникам просто сообщили, что погибшие не виноваты.
В том же 1958 году в Доме ученых отмечали юбилей Лины Штерн. С помпой, размахом и вазами цветов — как когда-то в далеком 1934-м, в период профессионального расцвета. Незадолго до начала приема, когда зал был траурно темен, освещалась лишь пустая сцена с корзинами цветов, Штерн грустно пошутила: «И как вам эта генеральная репетиция?». Затем, по воспоминаниям племянника, взяла себя в руки и царила весь вечер, остроумно шутя и благодаря Академию за возможность работать даже в таком преклонном возрасте. Все сделали вид, будто не было этих лет травли и будто Штерн вернулась из долгой командировки. Умерла Штерн в возрасте 90 лет.