Сейчас российско-украинские переговоры о завершении конфликта трудно себе представить. Стороны выдвигают неприемлемые друг для друга условия: в Киеве говорят о границах 1991 года, в Москве — о «низложении нацистского режима». Однако, как считает эксперт по международным отношениям Владимир Фролов, есть признаки изменения российской позиции в сторону большего внешнеполитического реализма
Владимир Путин не раз говорил о том, что готов к переговорам с Украиной, если украинская сторона проявит соответствующую инициативу. Отвечая на вопросы журналистов во время визита в Пекин, российский президент даже заявил, что, по некоторым признакам, украинцы «готовы к каким-то переговорам». Официальный Киев подобных сигналов не давал, но даже если бы переговоры начались, Кремлю для начала пришлось бы выйти из состояния стратегической неопределенности, которая мешает сегодня урегулированию конфликта. Российское руководство никак не может определиться относительно того, с какой по размерам неконтролируемой Украиной Москва могла бы окончательно смириться, начав договариваться с ней о том, «как жить дальше».
Запрос на безопасность
Здесь можно вспомнить, как Путин на недавнем заседании Валдайского клуба ответил на вопрос, где предполагается остановиться в рамках «спецоперации»*: «... Дело не в территориях, дело в гарантиях безопасности народов России и Российского государства, а это более сложный вопрос, чем какая-то территория, в безопасности людей, которые считают Россию своей Родиной, а мы их считаем своими людьми. Это сложный вопрос, требующий разговора».
Заявление президента сохраняет многовариантность. Его можно интерпретировать и как сигнал к самоограничению и готовности остановиться там, где сейчас, если будут найдены дипломатические способы «обеспечить безопасность наших людей» — например, через возврат к модернизированным договоренностям, почти достигнутым в Стамбуле в марте 2022 года. Что, по оценкам главы ВЦИОМ Валерия Федорова, соответствует общественному запросу, ведь «большинство россиян не требуют взять Киев или Одессу».
Telegram-канал Forbes.Russia
Канал о бизнесе, финансах, экономике и стиле жизни
С другой стороны, в словах президента можно услышать сигнал к расширению зоны российского контроля, в интерпретации зампреда Совбеза Дмитрия Медведева — «санитарной зоны», которая с учетом поставок западных ракет большой дальности должна простираться до Львова. Ведь безопасности мало не бывает, оценка ее наличия или отсутствия достаточно субъективна, а общественный запрос требует «что-то получить и безопасность обеспечить».
При этом в течение 2023 года между высказываниями президента и заявлениями других российских руководителей росла «зона несовпадения» в описании целей России.
Красные линии
Некоторые высокопоставленные российские чиновники уже рисуют сценарии развала и раздела «бывшего украинского государства», прогнозируют появление в составе России новых регионов и требуют «окончательного низложения нацистского режима в Киеве с его полной демилитаризацией на всей территории бывшей Украины». «У нас нет другого пути, как освободить Украину от неонацизма», — говорит секретарь Совбеза Николай Патрушев. Получается, что минимальной целью России является смена режима в Киеве, а в максимуме — и территориальный раздел Украины при отсутствии пока военного обеспечения этих опций.
Путин более сдержан относительно размеров и будущего Украины. Это было видно по его «мыслям вслух» на июньской встрече с военкорами относительно дальнейших действий. «Это зависит от потенциала ВСУ после контрнаступления, у нас есть разные планы», — рассуждал тогда Путин и задавал, по его словам, «риторический вопрос»: «Нам нужно туда (под Киев) возвращаться или нет?» При этом он сформулировал ряд условий для «оставшейся Украины»: «Наши исторические территории с русскоговорящим населением не должны быть в НАТО», а что «касается тех, кто хочет себя чувствовать украинцем на Украине и жить в независимом государстве — да ради бога. Делайте, что хотите. Но тогда не создавайте угрозу для нас».
Президент даже допускает вступление «оставшейся Украины» в ЕС. Это соответствует его личной позиции с 2004 года, с тех пор много раз им подтвержденной, но противоречит официальной российской позиции по урегулированию украинского кризиса, неоднократно озвученной МИД. Российская переговорная позиция после Стамбула была отыграна назад, и в ЕС Украине «больше нельзя». Объективно вступление Украины в ЕС представляет угрозу для «системы РФ», превращая Украину в «европейскую анти-Россию», не говоря уже о гарантиях безопасности статьи 42.7 договора ЕС, близких по формулировкам статье 5 НАТО. Но Путин, похоже, готов с этим примириться, если все это будет не на «исторических российских территориях».
Отчасти поэтому весьма проблематична заморозка конфликта по «корейскому сценарию» вечного перемирия, о котором в последнее время много говорят в контексте Украины. Линия разграничения между двумя Кореями прошла в итоге примерно там, откуда начались боевые действия, восстановив территориальный статус-кво. Сегодня «корейский сценарий» видится в Вашингтоне как возврат к линии разграничения, существовавшей 23 февраля 2022 года, что стало бы «стратегическим поражением» России. Для Москвы неприемлемы все варианты, предусматривающие вывод войск с новых территорий. Министр иностранных дел Сергей Лавров отверг идею президента Франции Эммануэля Макрона о «гарантиях безопасности РФ» после вывода войск на позиции до начала «спецоперации», назвав ее «требованием капитуляции».
С другой стороны, реалии «на земле» не располагаютк сценарию «радикального уменьшения размеров оставшейся Украины» без нанесения стратегического поражения ВСУ, возможного лишь в результате радикального сокращения военной поддержки Запада, что пока маловероятно.
Пока все выглядит так, что территория «неконтролируемой Украины» будет в итоге значительной. При этом нейтральной, демилитаризованной и тем более дружественной России Украина никогда не будет, и выдвигать такие требования на переговорах, как отмечал депутат Госдумы Константин Затулин, теперь бессмысленно, что якобы уже признается российским руководством, хотя открытая дискуссия по теме, как показывает резкая реакция на выступление Затулина, все еще табуирована.
В поисках «здоровых сил»
Сложившийся тупик заставляет Москву думать и об альтернативных вариантах нейтрализации угроз. Дмитрий Медведев, например, описывает «грузинский сценарий» для Украины, когда усталость украинского общества от потерь и разочарование «предательством Запада», подталкивающего Киев к территориальным уступкам для заморозки конфликта, приведет к падению «режима Зеленского» на очередных выборах и приходу к власти олигархических групп, готовых «перестать раздражать Москву» по примеру нынешнего правительства в Грузии. И тогда конфликт будет устойчиво заморожен, а оставшаяся Украина откажется от политики враждебности в пользу экономического сотрудничества с Россией.
Проблема в том, что, в отличие от Грузии, на Украине таких «здоровых политических сил» на горизонте не видно, а стоящий на запасном пути «опломбированный вагон» с Виктором Медведчуком и его проектом «Другая Украина» может въехать в Киев только в составе российского бронепоезда.
Проведение на Украине очередных парламентских и президентских выборов в 2024 году в условиях военного положения маловероятно, но даже если они и состоятся под давлением Запада, входа в украинскую политику через выборы у Кремля больше нет — и вряд ли его обеспечит бывший советник офиса президента Алексей Арестович со своими претензиями на создание «Украинской мечты».
Модели урегулирования
Менеджмент отношений с «оставшейся Украиной» и ее западным лагерем поддержки, планирующим израильский или тайваньский формат долгосрочной военной помощи, станет главной проблемой российской внешней и оборонной политики на обозримую перспективу, несмотря на умолчание данной темы в новой Концепции внешней политики России. Очевидно, что вопросы, которые сторонам потребуется решить, чрезвычайно сложны и отсутствие обсуждения этой темы делу не помогает.
Пока Москва видит решение в радикальной «финляндизации» Украины через возвращение к российскому драфту стамбульских договоренностей о постоянном нейтралитете Украины от 15 апреля 2022 года. Но этот поезд, похоже, уже ушел.
«Стамбул» утратил актуальность к середине 2022 года: Россия отвергла требования вывода войск к позициям на 23 февраля 2022 года и потребовала «признать сложившиеся территориальные реалии», Украина отвергла российские требования по будущим ограничениям ее армии и вооружений, а западные союзники Киева отказались участвовать в механизме гарантий безопасности Украине вместе с Россией и Белоруссией. Стамбульские соглашения были смоделированы по примеру Парижского договора 1947 года между СССР и Финляндией с ограничениями на размеры и оснащение финской армии, но не содержали положений о передаче Украиной части территории в состав России, как в завершившем «Зимнюю войну» советско-финском договоре от 12 марта 1940 года. Попытка Москвы внести положение о территориальных уступках повисла в воздухе, но, согласно Дмитрию Медведеву, остается главным российским условием для возобновления переговоров.
В актуальной повестке форматы обеспечения безопасности Украины, обсуждаемые сегодня между Киевом и западными столицами без России — в рамках решений последнего саммита G7. Но пока ни один из вариантов Москву устроить не может: например, западные планы квазигарантий безопасности Украине по «израильско-тайваньскому» и тем более «корейскому сценарию», который может предусматривать договор о безопасности напрямую с США, включая американский ядерный зонтик, выглядят угрожающе для России. Это сценарии постоянной гонки вооружений и балансирования на грани войны.
«Партнерство» с НАТО
Другой теоретически возможный вариант — вступление Украины в НАТО по «формуле Аденауэра» (как ФРГ в 1955 году, при обязательствах Киева отказаться от применения силы для возвращения утраченных территорий) выглядит явным имиджевым проигрышем Москвы, ибо делает недостижимой ключевую публичную цель «спецоперации» — недопущение Украины в НАТО.
При этом на Западе есть точка зрения, что именно этот вариант — ускоренное принятие в НАТО Украины в границах, контролируемых Киевом, — как раз позволяет остановить боевые действия и гарантировать их невозобновление в будущем, ибо с «НАТО Путин не воюет». Признание высокопоставленным чиновником НАТО, что обмен территорий Украины на членство в НАТО рассматривается как один из вероятных сценариев завершения конфликта, говорит о серьезности обсуждения. Бывший американский спецпредставитель по Украине Курт Волкер считает, что быстрое вступление в НАТО позволит Зеленскому отказаться от территорий ДНР и ЛНР.
В этом же направлении эволюционирует позиция Франции: президент Макрон теперь стал сторонником скорейшего вступления Украины в ЕС и НАТО как гарантии невозобновления конфликта в Европе. Членство в НАТО видится как некий «заменитель» для украинской власти и общества цели выйти на границы 1991 года и более финансово эффективный формат гарантий безопасности для Украины.
Не исключено, что вероятные военные угрозы территории России и риски эскалации в данном сценарии могут оказаться меньше, чем в «израильском» или «корейском», а предсказуемость и стратегическая стабильность выше. Но с учетом имиджевых издержек членство Украины в НАТО может стать приемлемым для Москвы только в сочетании с территориальными уступками Киева и договорном признании новых границ.
Вступив в НАТО под ядерный зонтик альянса, Украина могла бы избежать избыточной милитаризации. Членство в НАТО, согласно Генри Киссинджеру, стало бы фактором сдерживания «украинской реконкисты» утраченных территорий и возможных устремлений к обладанию ядерным оружием.
Договориться с НАТО о мерах контроля над обычными вооружениями и неразмещении на территории Украины ядерного оружия и ракет средней и меньшей дальности, а также «существенных боевых сил альянса» и иной военной инфраструктуры будет проще и надежнее, например через переподтверждение и модернизацию основополагающего акта Россия — НАТО 1997 года, чем с Киевом, где президента Зеленского всегда может сменить президент Буданов (начальник Главного управления разведки (ГУР) Минобороны Украины Кирилл Буданов. — Forbes).
Очевидно, что российские требования «санитарных демилитаризованных зон» могут быть реализованы только на взаимной основе в рамках соглашений по контролю над вооружениями, которые лучше иметь в многостороннем формате, а не на двоих с Киевом. Госсекретарь Блинкен, например, всерьез говорит о необходимости демилитаризации Крыма и отвода российских войск от границ Украины как основы будущего урегулирования. Зафиксируем, что, даже выдвигая такие фантазийные требования, США признают, что Крым в итоге останется российским.
Ситуация, когда Украина утрачивает часть территории по линии контроля на момент остановки боевых действий, становится темой дискуссии в США и в Европе. Есть точка зрения, что Киеву лучше отказаться от этих территорий, не нести расходов на их реинтеграцию и сосредоточиться на восстановлении и интеграции в западные структуры того, что осталось. В недавнем докладе «Рэнд корпорейшн» утверждается, что в границах на декабрь 2022 года Украина остается экономически жизнеспособной.
Чтобы договориться, Москве, Киеву, Вашингтону и Брюсселю необходимо избавиться от стратегической неопределенности в понимании конечных целей конфликта и обозначить более четкие и реалистичные линии, где они могли бы остановиться. Некоторые заявления российского президента позволяют осторожно говорить о корректировке российского целеполагания в военном конфликте с Украиной в сторону внешнеполитического реализма.
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора