«Сюрпри-и-з» — слово, которое произносится на каждом шагу в сериальной продукции.

В данном случае — оно точное. Марина Дмитревская откроет сейчас, сегодня, в круглый свой день рождения сайт «Петербургского театрального журнала» и увидит словесный букет. О котором не подозревала, так как ее дорогая редакция собрала его на театральных — российских и не только — полях. Одна из сетевых фишек нашего главного редактора — фотопредставление «Букетов Мерёва» — летней обители профессора. О них — милых и всегда разных лютиках — осведомлена вся театральная страна. «Букеты Мерёва» — давно мем.

В юбилей же — дорогу слову! Доброе, оно — необходимо. Каждому. Долюблены обычно артисты. Театральные критики, театроведы — пусть и столь именитые — не вполне. Так нам кажется.

Мы желаем Марине Юрьевне, Марине — сил, вдохновения и надежд!

А теперь — страны и континенты:

Владас Багдонас

Марина, дорогая, уважаемая, всеми (во всяком случае, многими!) любимая. Прекрасный критик, педагог, писатель, издатель красивого и популярного, умного журнала «ПТЖ» — и все это Вы, Марина Юрьевна!

Поздравляю от всего сердца с днем рождения, серьезной датой, желаю здоровья, творческих, педагогических, организаторских успехов. Желаю Вам видеть, слышать и чувствовать все самое приятное, привлекательное, самое родственное Вашей душе. Чтобы исчезли многие ограды, заборы, препятствия на Вашем пути. Улетучились тьма, серость, недоброжелательность, если такие находятся или внезапно появляются. Пусть жизнь Ваша будет более солнечной, радостной, полной сбывающихся надежд!

Ваш Владас Багдонас

Елена Лиопо

Дорогая Марина Юрьевна, столько лет пролетело с 1982 года, и все равно мы с Вами — на «Вы». И это так естественно и правильно — ведь Вы мой педагог в ЛГИТМиКе по теакритике. Время учебы — очень счастливые и наполненные годы моей жизни, ведь я была уже взрослой, после универа, и могла наслаждаться процессом. О, этот процесс — не забыть! Как Вы, маленькая, деятельная, совсем чуть старше нас, заочников, протаскивали наш курс на премьеры и интересные спектакли: помню, как сидела на полу перед первым рядом на Фонтанке и смотрела «Серсо» Васильева. «Осень нашей весны» Габриадзе навечно в сердце с того времени — благодаря Вам. Всего и не перечислишь, но этот интерес, впечатления, восторги заполняли душу и помогали жить дальше, когда было сложно, тяжело и очень тяжело.

Помню наши чаепития в Вашем с мамой доме — горячие и горячечные споры, обсуждения под пироги да домашнее варенье.

Не понимала, а с годами вообще не представляю, как Вы все успеваете и как Вас на все и на всех хватает, ведь в сутках всего 24 часа, а в году 365 дней! Правильно говорил Аркадий Райкин: «Прицепить ее (балерину) к динамо — пусть она электрический ток дает!»

Давайте ток и дальше, Марина Юрьевна, не жалейте искр — мы в них с наслаждением купаемся!

Ваша Лена Лиопо

Слава Полунин

Каждый раз, когда я читаю написанное Мариной, она открывает для меня что-то новое — даже или, точнее, особенно когда речь идет обо мне самом. Оптика ее зрения устроена так, что она умеет выхватывать, подмечать какие-то детали — часто малозаметные, но бесконечно важные, — какие способны представить читателю человека, спектакль или даже целый театр в новом свете, под неожиданным углом зрения. Тем самым она не просто влияет на зрительское мнение (а разве не в этом задача критика?!), но и приоткрывает подчас глубоко скрытые механизмы, приводящие в движение мир того или иного художника. Ее статьи и книги всегда интересны, глубоки и увлекательны. Ее художественный почерк всегда узнаваем. При этом она умеет деликатно заглянуть в мир художника и рассказать о нем. Это редкое и очень ценное умение. С днем рождения!

Яна Тумина

Марина. Вы красавица. Бывает такое волшебство, когда возраст человека не искажает и к нему не рифмуется, возраст побежден пылкостью, ясностью, щедростью сердца. Журнал, книги, тексты, ученики, рассказы о Резо, букеты Мерёва — все это вокруг и внутри, вихрем, потоком, невероятно сильным потоком жизни от вас, Марина. Пусть продлится, сохранится, поддержит и удивит многих. С днем рождения! Сил к жизни, вопреки потерям и усталости.

Анатолий Праудин

Марина Юрьевна, как думаете, легко ли быть персонажем в чужих сочинениях? Несмотря на ваш подростковый возраст, удалось же вам сочинить многотомный театральный роман, населить его нами, разными, смешными и всякими, закомпоновать нас, толстых и тонких, в свой мир идей, смыслов, красок, нот и фактур и развести нас, больших и маленьких, по полюсам. А ведь мы спорим, размахиваем руками, протестуем… Тщетно, всем нам в вашем романе уготовлен свой угол. А по какому праву вы нас!!!!! В глубине души почти все не способны к самооправданию, и точность вашей композиции принимается нами и смиряет нас, жестоковыйных. Однако авторство ваше подвергаю сомнению, вас просто кто-то выбрал. Долго тасовал карты и все же выбрал вас, чтобы через вас явить свою… Стоп, это тема для некролога, а пока будем ждать, что же нам уготовлено еще.

Лев Закс

Марина Юрьевна Дмитревская. Марина. Мариночка. Внезапный юбилей, в который верится с трудом. И целое море, да что море — океан памятных образов, ассоциаций, эмоций. Большая жизнь маленькой хрупкой женщины. Думаю о ней и тону в этом океане. В голове моей не выстраивается хоть какая-нибудь система. Марина и система — антиподы. Все размерности человеческого бытия, все его сферы, процессы, измерения, хронотопы, состояния разом. Да, много, очень много театра. Может быть, он центр — если может быть центр у стихии, бурлящего несмолкающего потока, космического хаоса событий, слов, чувств, каждую секунду рождающейся и разлетающейся по белому свету информации. Социальная сеть все это пытается удвоить — и не в состоянии, что же говорить обо мне. Конечно, мне в этом прекрасном, возвышенном, бывало, что и трагическом, но очень часто и комическом океане видятся особо ценные волны-«фрагменты». Маринина Вологда, где я никогда не был, но это Маринино сердце и бэкграунд. Маринина мама, источник ее духа. Маринин Резо, чей гений так мощно срезонировал с Марининым бытийным и художественным талантом. Маринин Митя, ее главный и надолго рассчитанный дар миру, ее гордость и неизлечимая зависимость. Маринины устные импровизации о спектаклях, стихийные, горячие, проникновенные, в которых — всегда! — вся она, никогда ничего не оставляющая «про запас».

И самое-самое главное. Маринин кариатидный и одновременно легкий, как полет стрекозы, как игра ребенка, труд, каждодневный, денно и нощно — всю жизнь: в институте, дома, в ее прекрасных книгах, в журнальном подвале и на его страницах — без этого труда ни подвала, ни страниц просто не было бы. Как и нашего большого неформального сообщества — и тут для меня второе «самое-самое». Принято считать, что у нас нет гражданского общества. Думаю, это не совсем так: смотря где. На Страстном бульваре его нет. А там, где Марина Юрьевна, оно точно есть. Она — воплощенное и работающее гражданское общество — общество свободных, неравнодушных и ответственных граждан. Все, что делает многие годы М. Ю., — работа ее свободного бесстрашного таланта и не знающего покоя гражданского темперамента во имя утверждения высоких целей и ценностей культуры, театра, человечности. Она — одна из подлинных, живых основ = душа и энергия и потому неформальный лидер театрального сообщества людей и человеческого сообщества театра.

Им необходима Марина Юрьевна, как необходима Марина нам, ее друзьям. А потому, дорогая Мариночка, чтобы до 120!

С любовью, Лев Закс

Роман Феодори, Гоша Овчинников

Марина Юрьевна — настоящий рыцарь театрального образа. Никогда не идет на компромиссы.

Говорит только то, что считает нужным. Движется вперед, несмотря ни на что и вопреки всему, и тянет за собой и журнал, и театроведческую школу, и любимые театры и театральных персонажей…

С нею можно не соглашаться, но ею нельзя не восхищаться. Какое счастье, что она у нас такая есть.

Пусть ничего не меняется! Здоровья и театральных радостей!..

Камиль Тукаев

Не любить Марину невозможно. Я знаю ее, наверное, еще со времен Кокорина и Иркутского ТЮЗа… не помню точно. Да это неважно, вся театральная страна знает Марину и, скорее всего, не помнит даты знакомства, потому что она как «человек, который проходит сквозь стены». Появляется в театре внезапно и так же неожиданно уезжает, но время, проведенное с ней в эти дни, насыщено разговорами, вопросами, оценками и решениями. В отличие от других театральных критиков, ее приезд всегда какой-то «не статусный», что ли. Ощущение, что завлит или помреж появился после недолгого выходного понедельника и сразу в работу. Всегда удивляюсь этому ее качеству преодолевать временной барьер легко, без усилий. И начинает она всегда с «бескомпромисса», не прощупывает, без разведки выпаливает свое мнение, в лучшем случае может напрямую спросить: «А что ты об этом думаешь?» Это только на первый взгляд она Епиходов в юбке, когда ногу подвернет или разобьется о нашу стеклянную дверь, и тогда ей, как раненой хрупкой бабочке, нужна помощь. Во всех остальных случаях она боец, одерживающий победу. Достаточно вспомнить легендарные бои за выживание ПТЖ и его редакции.

Не любить Марину невозможно. Наверное, есть те, кто ненавидит, они же ненавидят Театр как таковой и не понимают и не стремятся понять его природы. Ну для таких мы все в одном строю. И мне очень радостно находиться с ней плечом к плечу. Говорят, что Марина «человек и пароход», а мне она кажется бабочкой семейства МаринаЮрьевна, женственной, красивой, чудесной и грациозной, но со стальными крыльями, которые, сверкая на солнце, поднимают ее выше всех «рожденных ползать».

С днем рождения, дорогая, мы ждем твоих полетов и всегда готовы тебя принять в свои объятия!

Валерий Галендеев

Быть непочтенной в почтенном возрасте надо умудриться.

М. Ю. Дмитревской удалось.

Она напоминает мне чеховского человечка с молоточком, который стоит за дверью и мешает всеобщему комфорту. Слышу, как она выстукивает: «Не спи, не спи, художник». Дмитревская не спит. Иному художнику хочется отправить ее с ее молоточком подальше. Но бесполезно. Гони ее от двери — глядь, застучит в трубу. Она так самоосуществляется. Поставщица дискомфорта. Конечно, не только. Так на мое зрение.

В последнее время все чаще встречаю в ее постах разговоры о болезнях. Видимо, жаждет повзросления. Не хотелось бы узнать взрослую Марину Юрьевну до того, как она исчерпает свои детско-юношеские ресурсы. А здоровье необходимо и детям, и подросткам, и взрослеющим писательницам. Я его желаю настойчиво и рьяно.

P. S. Суффикс в чеховском словечке изменил, конечно, не для умаления, а ради перехода в иную систему символов.

Михаил Окунев

А приятно бывает, нагулявшись осенним вечером под моросящим дождем да с бодрящим ветерком, прийти в теплый дом, заварить крепкого чаю или кофе (можно добавить в него чего-нибудь и покрепче), сесть в кресло, зажечь лампу, включить фоном, негромко, Паваротти, например, достать свежий или уже прочитанный номер ПТЖ, да и просидеть так часик, а то и больше, пока не прошибет мысль, что сегодня 12 октября!!! День замечательный не только рождением Паваротти или, к примеру, Дмитрия Донского, они, конечно, великие, не побоюсь сказать, мужИ, но ведь к ПТЖу-то никакого отношения не имели. А вот Марина Юрьевна Дмитревская!!!, напротив, имеет к нему ВСЁ! Хоть и родилась опять же ровно 12 октября. И как ни крути, но на сегодняшний день, если не залезешь в википедию, то и не вспомнишь, что он там воевал, наш Дмитрий Донской, «кто такой этот потерпевший», Мамай или Тохтамыш… А этот вечер (с чашкой кофе, в компании с Лучано Паваротти и — самое главное — с ПТЖ на коленях) вполне возможно будет на долгие годы воспоминанием счастья наших дней… А может, и не будет… А хочется, чтобы был…

В любом случае, с днем рождения, Марина Юрьевна!!! Побольше счастья Вам, Вашей семье, Вашим друзьям и близким!!! Долгих лет ПТЖ!!! УРА!!!

Вадим Жук

В Вологде прекрасные храмы.

В Вологде музей кружев и кружевные дома.

Мыслители и революционеры нет-нет да и отбывали ссылку в Вологде.

В Вологде родилась Марина Дмитревская — сгусток художественной ртути, смотрящая за театром.

Уроженец Вологды Батюшков гордится землячкой.

Я вместе с ним.

Виктория Аминова

Это была любовь с первого взгляда. Я только увидела во дворе театрального института, тогда — академии — улыбку Марины Юрьевны, обращенную к ее студентам, и сразу захотела стать театральным критиком, учиться на этом факультете, быть в поле действия этой удивительной улыбки. Такой светлой, открытой, праздничной улыбки нет больше ни у кого. И ни разу за прошедшие почти четверть века я не пожалела об этом своем страстном желании — учиться у Дмитревской. Мне повезло встретить и распознать своего Учителя, человека, который именно для меня мог стать — и стал — проводником. Не только в профессии, но и в жизни.

Марина Юрьевна — моя вертикаль и оплот надежности. Будучи маленькой и хрупкой, она кажется незыблемой скалой, образцом верности самой себе, всегда и во всех обстоятельствах честная, бескомпромиссная, бесстрашная. На третьем курсе мы с Мариной Юрьевной принимали участие в фестивале «Новой драмы». И на меня произвела впечатление сцена: Дмитревская выступает, как всегда «против шерсти», и обиженные «новые драматурги» перебивают, смеются, выкрикивают. А Марина Юрьевна стоит — как какой-то герой повести Аркадия Гайдара — под общим гулом неодобрения и продолжает говорить, не уступая, не тушуясь, не заигрывая. Я решила, что когда «стану большая», то тоже так буду, и стараюсь — быть. Но так бесстрашно не зависеть от чужих мнений, быть верной себе умеет, кажется, только Дмитревская.

И сейчас, когда многие вчерашние авторитеты вмиг перестали быть авторитетными, когда трудно быть в ком-то уверенным, даже в самом себе, мне помогает знание, что есть ведь Дмитревская. В моей картине мира — незыблемая и безупречная. Я люблю вас, Марина Юрьевна! Счастлива была пройти с вами этот четвертьвековой путь и готова идти дальше.

Марина Давыдова

Дорогая Марина!

До недавнего времени вы были моей коллегой и отчасти конкурентом. Это неизбежно, когда делаешь два очень разных театральных журнала. А мы все знаем, что сложнее всего испытывать приязнь к конкурентам.

С каждым годом мои приязнь и уважение к вам становились все сильнее. И сейчас, конечно, вы уже никакой не конкурент и не просто коллега — вы такой спаситель нашего общего дела. Вы сейчас работаете как бы одновременно и за себя, и за ПТЖ, и отчасти за наш уничтоженный, в общем-то, журнал. Я не знаю, как сохранить театральную критику в стране, где уничтожают сам театр, но я отлично понимаю, что это миссия. И я рада, что она выпала на долю человека, которому важны понятия репутации, профессиональной чести. Это огромная редкость сегодня.

С днем рождения! Будьте, пожалуйста, здоровы. Вы нам всем очень, очень нужны.

Яков Гордин

Дорогая Марина Юрьевна! Марина! Поверим одному нашему коллеге по театральному труду, что «весь мир — театр». Звучит заманчиво и правдоподобно.

А коль скоро театр — это весь мир, то факт Вашего явления на этой сцене — а нынче мы празднуем не результат арифметического подсчета, а именно этот факт — есть событие мирового масштаба.

Гул затих, Вы вышли на подмостки… Дай Вам Бог и дальше шествовать по этим подмосткам все той же поступью — сколь легкой, столь и твердой!

Поздравляю Вас и нас всех, актеров этого великого театра!

Ваш Я. Гордин

Эдуард Кочергин

Благодаря Марине Дмитревской в Петербурге создан «Петербургский театральный журнал» — главная заслуга Марины Юрьевны, дело ее жизни. Сама она — явление в театральном деле, то настоящее явление, которое останется и в будущем. Она живет и работает сейчас, отражает, фиксирует происходящее в театре, может быть противоречивой, не всегда нравится людям. Но делает единственно уникальное — сохраняет наработанные коды и традиции, иначе культура не будет двигаться и подниматься. Сейчас одновременно с упадком театра произошло чудовищное падение и в образовании. И Марина как патриарх своего делания передает и хранит театральную культуру, и у нее это получается! Она — высокий профессионал в своем деле!

Александр Новиков

Органически не приемлю лесть в любых ее проявлениях, но вынужден признать — всю сознательную жизнь живу в непоколебимом убеждении в том, что любой мой спектакль, любая роль, вообще любой акт моего художественного творчества, да и вообще всякое проявление духовно-эстетического посыла, не удостоенные одобрения Марины Юрьевны Дмитревской, — это бессмысленный пустяк и даром вычеркнутое из жизни время. Ибо зачем нужна такая дорога, которая не ведет к ее похвале? С днем рождения, Марина Юрьевна!

Олег Лоевский

Есть два взгляда на одну Дмитревскую, две правды. Одна из этих правд такая: то, что она сделала своей жизнью в театральном деле, трудно переоценить. Когда-то она выпустила один из номеров журнала, посвященный людям, которые изменили театральную реальность. А вообще-то, этот номер надо было посвятить ей, потому что она на самом деле изменила театральную реальность, наполнив ее информацией, какой-то жизнью вокруг всех театров. Иногда такое ощущение, что мы все находимся на одной площади и заглядываем друг к другу через забор и она создает эту общую для нас всех зону. Это одна правда. Другая правда — это Марина сама. Человек неуемный, непростой. Мы все непростые, но она как-то очень непросто непростая — и открытая, и закрытая, и спешащая всем на помощь, и проходящая мимо. Такой сложный человек, который несет эту сложность мира на себе. Человек большой совести, абсолютной чести и невыносимого характера. Я ее поздравляю.

Юрий Бутусов

Наверное, я единственный режиссер (льщу себя надеждой), интервью с которым нет ни в легендарных «Разговорах», ни в «Других разговорах». К счастью, упомянут в книге Марины Юрьевны «Охотничьи рассказы»… Верю, что у меня все впереди! Правда, удалось проскочить в знаменитый 17-й, кажется, номер ПТЖ, тот самый, о новой волне… Это было ужас как давно. Без вас мы ничто… Это без иронии… Так же, как и вы без нас… И это без иронии тоже… Но что все эти мелочи на фоне жизни… При всех сложностях характера (а кто прост?), при всех очевидных пристрастиях и неприятии (что уж тут юлить) «других», Марина Юрьевна, без сомнения, человек, посвятивший свою жизнь служению театру в самом высоком и прекрасном значении этого слова. Она, конечно, «раб лампы», и это то, что делает нас близкими в каком-то смысле людьми…

Примите в этот день искренние поздравления с юбилеем, пожелания здоровья, одаренных студентов, благополучия журналу, без которого невозможно сейчас представить российский театральный пейзаж. И стойкости Вам!

Юлия Ауг

Когда-то на заре туманной юности, когда я училась на первом курсе в ЛГИТМиКе, на курсе Аркадия Кацмана и Вениамина Фильштинского, к нам на занятия по актерскому мастерству стали приходить театроведы, весь курс. Мы были ровесниками, мы учились существовать на сцене, они учились об этом писать, обсуждать, разбирать. Я подружилась с двумя девочками с этого курса — Наташей Колоколовой и Женькой Тропп. Потом оказалось, что эта дружба на «всю жизнь», а тогда так вышло, что я переселилась жить к Наташе и мы несколько лет видели друг друга не только в институте, но и дома. Мы выполняли домашние задания, я занималась речью, учила фехтовальные связки, придумывала сценические этюды, Наташа смотрела спектакли и училась писать на них рецензии. И очень волновалась, когда надо было их сдавать. Так сильно, что не спала ночами. У меня вообще создалось впечатление, что руководитель ее курса — это очень строгий человек, которого Наташа сильно боится. Воображение рисовало высокую, худощавую женщину в пенсне.

Однажды мы стояли на Моховой у института, была яркая солнечная осень второго курса. Наташа поздоровалась с какой-то девчонкой, которая тоже стояла на Моховой и беседовала с педагогом. Наташа наклонилась ко мне.

— Это Дмитревская.

— Кто? — не очень понимая, спросила я.

— Дмитревская, Марина Юрьевна, руководитель моего курса.

— Это ее ты боишься?! — чуть не закричала я.

— Тсс! Тихо! — шикнула на меня Наташа. — Ну да. Ее.

Передо мной стояла девчонка, маленькая, хрупкая, очень красивая девчонка. Казалось, не то что старше нас — младше точно. Я не поверила своим глазам. И постаралась очень уважительно поздороваться. Такими были первое впечатление и первая встреча.

Я помню, как потом, года четыре спустя, когда я уже, как нас учили говорить, служила в ТЮЗе, все старшие актеры волновались, когда на спектакль приходила Марина Юрьевна. Передавали новость друг другу, интонацией стараясь придать этому особое значение.

— Сегодня на спектакле Дмитревская будет!

— О!

Я не понимала, что значит это «О!». Что изменит знание того, что на спектакле будет Дмитревская? Что случится? Играть будем лучше или что?

Потом выходили рецензии, их вывешивали на информационной доске, и весь театр толпился и читал, в тайной надежде найти в тексте свою фамилию и хотя бы несколько слов о себе. Ведущие актеры театра хранили рецензии, в которых разбирали их игру, созданные ими роли. И очень гордились, если о них хорошо написали. Я поняла: это было очень важно. Если Дмитревская о тебе напишет. Ее мнением и оценкой очень дорожили. И актеры, и режиссеры.

Примерно в это же время в Питере стал выходить ПТЖ — «Петербургский театральный журнал», и мы, актеры, старались его купить, потому что этот журнал было невероятно интересно читать, прямо как самую интересную книгу. Можно было сравнить впечатления от спектаклей, которые уже видели, или знать, на какие обязательно надо сходить и увидеть.

Именно из этого журнала я и узнала, что обязательно надо смотреть спектакли Роберта Стуруа, Резо Габриадзе и многих-многих других. Потом, много лет спустя, уже моя дочь познакомится с Резо Габриадзе лично, потому что повезет из Питера посылку по просьбе Марины Юрьевны в Тбилиси, а обратно привезет его эскизы для книги. Благодаря Марине Юрьевне моей дочери повезло, она провела несколько часов в обществе великого режиссера. Он даже устроил ей экскурсию по своему театру.

Прошло время, я уехала в Москву и стала ставить спектакли. И мы часто встречались с Мариной Юрьевной на режиссерских лабораториях, которые организовывал Олег Лоевский в разных городах России. Тогда я впервые услышала, как Марина Юрьевна разбирает эскизы спектаклей. Это было невероятно интересно. Очень часто Марина Юрьевна задавала режиссерам такие вопросы, благодаря которым изменялся взгляд на собственный эскиз, возникали другая оптика и понимание, куда надо двигаться, когда будешь превращать эскиз в спектакль.

Несколько раз Марина Юрьевна приезжала в Эстонию, в Нарву, по приглашению эстонского продюсера Мярта Меоса, чтобы посмотреть и оценить спектакли, которые я как режиссер выпускала на сцене Vaba Lava.

Я всегда очень волновалась, зная, что Марина Юрьевна будет в присутствии актеров, продюсера, журналистов и зрителей разбирать мою работу. Я вспоминала Наташу и то, как она волновалась, готовя свои первые, юношеские рецензии. Мне было очень важно услышать оценку и разбор Дмитревской.

Маленькая, хрупкая, очень красивая женщина говорила точные, иногда абсолютно безжалостные и бескомпромиссные слова, которые заставляли мое сердце трепетать. И как же я бывала счастлива, когда Марина Юрьевна, разбирая спектакль, повторяла то, что я говорила актерам, когда мы работали. Это понимание и точное чувствование было самой большой наградой.

Марина Юрьевна, большое вам спасибо. Будьте здоровы, это самое главное, и счастливы. И пусть исполнятся ваши самые заветные мечты.

Пусть ПТЖ еще долго будет жить.

Пусть в редакции будут собираться самые близкие и любимые люди. Обнимаю вас. Люблю и ценю.

Фарид Бикчантаев

Уважаемая Марина Юрьевна…

Дорогая Марина…

Маринушка, дорогая…

Конечно, все будут сегодня говорить о тебе как о величине недосягаемой в профессии, о твоих умопомрачительных достижениях, о журнале, который ты ведешь вот уже много-много лет и который не стал бы тем, чем является, если бы не твои стойкость, упорство и преданность идеалам… И во всем я со всеми, безусловно, согласен…

Знаем мы друг друга давно, я даже не вспомню, какой это был год… Но как-то реально оценить и воссоздать тебя в каких-то словах… реально тяжело…

Какие сюжеты и имена связаны с тобой… Не ты с ними, а они с тобой… Даже не знаю, могут ли быть театровед и режиссер друзьями…

Как театроведа я тебя боюсь… Твои строгие суждения могут изменить представления о самом себе…

Не пиши больше про мое… Я не хочу…

Поэтому не театровед ты для меня, а друг и товарищ… Во всяком случае, хочется так думать…

Мне очень дороги наши гуляния по Береске, наши разговоры…

Давай просто дружить… И знаешь… В деревне я еще не был… Давай погуляем…

Я тебе позвоню…

Борис Павлович

Конечно, мы давно-давно знакомы с Мариной Юрьевной, и в ее присутствии есть для меня (и, наверное, для моего поколения) нечто само собой разумеющееся, вечное. Часть жизни, что я не был знаком с Мариной Юрьевной, ровно в два раза меньше жизни другой, в знакомстве.

Она часть нашей театральной экосистемы. Далеко не все выдающиеся специалисты становятся такой обязательной доминантой пейзажа.

Режиссеры, критики, художники появляются на виду и исчезают, и совсем немногие переходят в разряд фольклора, нарицательных фигур.

«Условная Дмитревская» является и фигурой речи, и меркой. Додин, Лоевский, Серебренников, Дмитревская — кто еще может оказаться в случайно подслушанном разговоре не только персоной, но и категорией? Это сильно.

И вот еще. В какой-то момент стало казаться, что тот самый подвал ПТЖ переходит в разряд музея, как коллекция CD-дисков сбоку от рабочего стола. Но после того, как многие вещи, как новые, так и старые, посыпались карточным домиком, подвал устоял — более того, оказался надежным культурным убежищем. Он приютил не только нас, бездомную компанию спектакля «Исследование ужаса», за что лично я бесконечно благодарен. Знаменитый характер Марины Юрьевны приютил ту самую ленинградскую интеллигентность, которой не нашлось места во многих других местах, на которые мы могли рассчитывать — в том числе на той же улице.

Виктор Рыжаков

Послушай, двадцать лет — это много или мало?! Ведь двадцать лет — это полторы собачьих жизни, это миллиарды миллиардов жизней маленьких, но красивых и очень даже полезных для мироздания живых существ… значит, двадцать лет нашей жизни на Володинском — это тысячи театральных людей, это десятки тысяч зрителей, это годы счастья и горестей, мечтаний и разочарований, это бесконечные встречи и расставания, вагоны декораций и часы монтажа, тиражи напечатанных страниц и изготовленных сувениров, это литры горьких слез и бесконечная череда обид, исцеляющая радость и искренние объятия, длиннющие накрытые столы и куболитры выпитого вина, разбитые надежды и вновь подаренные обещания, годы бессонных ночей и душевных разговоров, километры дорог и тонны груза, преданный беззаветный труд и пламенная Любовь… с днем рождения, дорогая, вечно неугомонная именинница… и все же… все же… главное… это встречи… неизгладимо изменяющие нашу жизнь… дорогие… дорогие… дорогие люди… ставшие бóльшей частью нашей уже немаленькой и неспокойной жизни… спасибо… жизнь продолжается… все не случайно… и больно все… и так дорого…

Екатерина Гороховская

Дорогая Марина Юрьевна, поздравляю с 19-летием!

Да-да, именно так.

Вы любите, когда все закольцовывается в сюжет, вот вам сюжет.

Когда мы познакомились на театроведческом факультете, мне было 19 лет. Вам по виду немногим больше. Когда вы сказали, что у вас сын вот-вот окончит школу, я была уверена, что вы шутите.

Вы стали куратором нашего курса — возили по фестивалям, открывали миры, знакомили с театральными величинами. Так в мою/нашу жизнь вошел Олег Семенович. У которого день рождения 19 апреля.

И 19 же апреля случилось наше с вами главное — премьера «Аркадии». Не будем считать, сколько прошло с того дня лет. Томасина не погибла при пожаре, а поседела и превратилась в Валентайна, перечитывающего охотничьи книги — ваши книги! — в буколической идиллии французской деревни. Мир сходит с ума и полыхает пожарами.

Но неизменным остается ваш маршрут от Приморской до редакции. И там все так же кипит чайник, и споры кипят, приходят и уходят студенты, и каждый номер ПТЖ издается как последний. И это чудо.

Марина Юрьевна, вы чудо. Пожалуйста, будьте всегда, несмотря ни на что. Потому что вы и само существование ПТЖ опровергаете второй закон термодинамики.

Я вас очень люблю.

С днем рождения!