Триумфальная площадь, дом 2. Каждый театрал знает: это территория тонкой иронии и блестящей драматургии. Театр Сатиры начинает свой юбилейный — сотый сезон. Он был основал в далеком 1924 году и открылся в небольшом подвале. У истоков стояли энтузиасты — сатирики, в том числе из знаменитого журнала «Крокодил».
Сегодня, как и сто лет назад, здесь ценят хороший юмор и знают, чем удивить зрителя. И вот подарок к столетию — «Иван Васильевич», пьеса, которая была написана 90 лет назад специально для театра, но никогда не появлялась на сцене. Сравнения с шедевром Гайдая напрашиваются сами собой, так что посмотреть постановку точно стоит, чтобы составить свое впечатление.
Алексей Зотов подтвердит. Смотрите его репортаж:
Народный артист Юрий Васильев за минуту до спектакля меняет профессию — становится похож на управдома Буншу. Худрук Театра Сатиры, он же режиссер, он же по совместительству товарищ Шпак — Сергей Газаров — тоже на нервах.
Почти 90 лет назад прямо на генпрогоне, здесь же, в Театре Сатиры, цензура запретила эту пьесу Булгакова. И вот справедливость восстановлена. Зрители словно вовлечены в игру. Ведь мы знаем продолжение буквально каждой булгаковской фразы. Но ни одна из них здесь не звучит так, как в знаменитой экранизации Леонида Гайдая.
Ю. Васильев: «Самое главное — я хотел создать своего. Я больше шел от Черкасова. Я пересмотрел несколько раз «Ивана Грозного» Черкасова, потому что у него все позы для театра очень выгодны».
Если Гайдай перенес действие пьесы в свои 70-е, то Газаров оставил все как у Булгакова — 30-е, коммунальная квартира, Зинаида Михайловна — актриса немого кино, и каждый жест — широкий.
А. Мареева: «Колоссальная работа! Столько пересмотрено фильмов немого кино. Картин, древнегреческие позы. Мы столько работали над позами артисток того времени. Эта женщина — актриса, которая играет всегда».
Режиссер Якин получился вылитый Сергей Эйзенштейн.
Ф. Лавров: «Там много кто был, но, скажем так, Эйзенштейн — самая яркая личность в это время. Его образ, если вы посмотрите на его портрет, очень такой колоритный».
Дальше всех от привычного образа режиссер увел актрису Лиану Ермакову. Ее Ульяна Андреевна — дама интересная во всех отношениях.
Л. Ермакова: «Большой вызов, потому что это большое кино. Понятно, что все будут сравнивать. Ко мне все подходили и ждали, когда же я сниму парик и скажу: «И тебя вылечат, и меня вылечат!» Этого нет у Булгакова. У Булгакова — потрясающий юмор. Потрясающая на самом деле пьеса».
Вор-рецидивист Жорж Милославский устраивает отдельное цирковое представление. В зале даже включают свет, перенося зрителей в его сладкие мечты.
А. Минин: «Он артист. Он вор и артист. Когда он говорит, что я артист, он совершенно не врет».
Конечно же, режиссера терзали смутные сомнения — смогут ли зрители выключить кино в голове и попасть в иное измерение. Пока не удалось создать такую атмосферу, что сам Булгаков бы одобрил.
С. Газаров: «Сомнения были всегда, но я должен сказать, что мы от раза к разу двигались и овладевали этой формой. Здесь такая смесь хулиганства, цирка, всего остального. Потрясающая комедийная история. Замечательные характеры. Есть идеи, мысли. Мой главный герой — эта машина! Мы же сегодня очень увлечены искусственным интеллектом, какие-то роботы появляются. Все наращивается и это безудержно, это будет, и это нормально. Да, но готовы ли мы вот здесь это воспринимать правильно?»
Булгаков вновь заставляет нас смеяться над собой. А музыка Алексея Айги, как и вся эта фантасмагория, вселяют надежду, что все проходит. И это пройдет.