В Японии экономический бум, но в книгах японских писательниц женщины бросают работу из-за нулевых карьерных перспектив, а мужчины выгорают. О мрачной изнанке «роста благосостояния» в своей колонке для Forbes Woman рассуждает журналист и популяризатор японской литературы Павел Соколов
Японская экономика довольно быстро восстановилась после пандемии. Фондовый рынок бьет очередные рекорды — сам Уоррен Баффетт скупает акции японских корпораций, а вслед за ним в страну потянулись разного рода спекулянты и инвесторы. Кажется, будто на дворе вновь 1980-е.
То время сами японцы любят вспоминать с теплотой, хоть его и называют «экономикой пузыря». Никогда еще подданным императора не жилось так хорошо. Продав тесную однушку в Токио, можно было купить двух-, а то и трехкомнатную квартиру в Нью-Йорке, да еще и сдача осталась бы. И это не преувеличение. 29 декабря 1989 года индекс Nikkei 225 достиг своего исторического максимума — 38 915,87 пунктов (индекст вычисляется как среднее взвешенное значение цен акций компаний первой секции Токийской фондовой биржи, — Forbes Woman). В следующий раз он дорастет до 30 000 пунктов лишь в 2023 году.
В литературном же плане та эпоха была периодом взлета новых звезд и угасанием старых. Засверкали имена Харуки Мураками (здесь мы будем писать имена не на японский, а на европйский манер, то есть сперва имя, а потом фамилию), Бананы есимото и Тавары Мати. Тиражи их книг переваливали за сотни тысяч (и не только на родине). Старые же мастера потихоньку выпускали свои последние или же предпоследние книги и уходили в закат: Кобо Абэ, Сюсаку Эндо, Уно Тие и многие другие.
И сейчас мы наблюдаем своеобразную смену литературных поколений на фоне экономического бума. Недавно ушли из жизни Кэндзабуро Оэ и Отохико Кага. Но на слуху все больше имена других авторов.
Поговорим о поколении 35-40-летних писательниц, чьи произведения относительно недавно были переведены на русский и изданы у нас. Это Саяка Мурата («Человек-комбини», Popcorn books, 2020; «Земляноиды», Popcorn books, 2022), Юкико Мотоя («Брак с другими видами», «Поляндрия No Age», 2021), Хироко Оямада («Нора», «Поляндрия No Age», 2022). Все они — лауреатки престижной Премии имени Акутагавы разных лет.
Больше 20 лет назад в своем предисловии к антологии японской женской прозы Григорий Чхартишвили (внесен в реестр иноагентов, — Forbes Woman) писал: «Сейчас в Японии разворачивается настоящей ренессанс «женской» культуры, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию». И добавляет: «Мужчина перестал быть необходимым фактором существования семьи. В социально устроенном обществе можно отлично прожить и будучи матерью-одиночкой (даже еще и забот меньше). Карьеру японской женщине пока сделать трудновато, но это исключительно из-за предрассудков нынешних менеджеров, людей прежнего поколения, которым скоро пора на пенсию. Придет новая генерация руководителей, и все переменится. Никаких реальных причин для того, чтобы отдавать первенство работникам-мужчинам в Японии больше нет — если, конечно, работник-женщина готова пожертвовать полноценной семейной жизнью ради карьеры».
Что ж, пришло время подвести предварительные итоги прошедших 20 лет. Собирательный портрет современной состоявшейся японской писательницы этого поколения таков: это одинокая женщина без детей от 35 до 47 лет, закончившая не самый престижный университет, работавшая в ранние годы на не самых хороших должностях и начавшая писать в стол в качестве аутотерапии. Литературные награды ей, как правило, достались вовсе не за дебютные произведения. А многотысячные тиражи и материальный достаток пришли ближе к 40 годам.
По стилистике это очень разные писательницы: то магический реализм, то псевдодокументальность, приправленной синтоистскими и буддистскими легендами. Иной раз включается чистая фантастика.
Одна из главных тем их творчества — невозможность найти свое место в современном японском обществе. Самый яркий пример — это судьба Мураты Саяки, которая почти 20 лет проработала продавщицей в круглосуточном магазине (комбини). В свободное от дежурств время она писала свою прозу, в которой довольно много автобиографических элементов. Главная героиня ее романа «Человек-комбини», ставшего международным бестселлером, вынуждена была, как и сама Мурата, десятилетиями стоять за прилавком. Своеобразный приговор главной героине и ее парню в духе социал-дарвинизма и евгеники огласила одна из персонажей книги:
— Эй… Вы что, издеваетесь? Парочка безработных решила делать детей? Я вас умоляю! Даже не думайте. Хотите оказать людям услугу — не оставляйте после себя потомства. Это и будет ваш подвиг в интересах человеческой расы.
— Ах… вот как?
— Ваши сгнившие гены, уж будьте добры, придержите в себе до конца своих дней, а потом заберите их с собой в рай, только здесь ни клеточки не оставляйте. Я серьезно!
— Понимаю, — киваю я, поражаясь, как рационально, черт меня побери, эта женщина рассуждает.
А главная героиня повести «Нора» Оямады Хироко не может попасть в штат фирмы, которая держит ее в качестве фрилансера. При этом работать она вынуждена за нескольких сотрудников. Она вроде как счастлива в браке, но ей с мужем едва хватает денег, чтобы свести концы с концами. Поэтому предложение переехать к родителям супруга и бесплатно пожить в их доме они воспринимают как манну небесную.
На работе сейчас было самое напряженное время, но штатников это как-то не волновало, многие в нашем отделе ушли в отпуск (одна — в декретный, другой — по состоянию здоровья, еще двое — из-за стресса) и в конторе не появлялись. Людей не хватало, что не могло не отразиться на работе внештатных сотрудников: мы трудились сверхурочно, отслеживали выполнение заказов, а в какой-то момент даже пришлось вести переписку с деловыми партнерами, хотя наши контракты ничего такого не предусматривали. Зарплата при этом, понятно, не менялась.
Героиня повести «Брак с другими видами» Мотои Юкико, выбирая между карьерой и браком, решается на второе. Ее муж зарабатывает много, и она может позволить себе ничего не делать целыми днями. Но такое существование доводит их обоих. Контакт потерян. Связи между людьми нет.
До замужества я служила в компании по обслуживанию кулеров. Компания была маленькой, рук не хватало. А работы — такая прорва…. Тогда-то я и познакомилась со своим будущим мужем.
С первой же нашей встречи я поняла, что доход у него выше среднего. И как только он намекнул, что работать, в общем, не обязательно, я ухватилась за этот шанс, как утопающий за соломинку.
Японские писательницы констатируют, что все зашло в какой-то тупик из которого нет выхода. Даже если у героинь есть возможность не работать, не сказать, чтобы у них была какая-то богатая насыщенная жизнь. И это явно не та скука, порожденная регулярностью, о которой говорил Бродский. Люди в этой реальности не живут, а существуют, и на фоне бытовой неустроенности жизнь впадают в апатию, в том числе и в любовных отношениях. Бытовая неустроенность переходит в кризис бытия. Плохо всем вне зависимости от гендера. Герои-мужчины — лишь корпоративные винтики без особых интересов за пределами офиса. Этакие манекены в костюмах.
Во все еще патриархальном японском обществе ничего не хотят менять. Предположения Григория Чхартишвили о хоть каких-то позитивных подвижках не оправдались. Нынешний экономический рост обусловлен в том числе нещадной эксплуатацией человеческого капитала. Переработка по 50, 80 и 100 часов в неделю — это вполне обыденное явление в японском обществе. Люди горят в своих офисных креслах вне зависимости от своего гендера. Каждый обязан трудится так, чтобы индекс Nikkei 225 вновь дополз до заветных 38 000 пунктов.
Интересный портрет такого мужа-винтика дала Мотоя Юкико в повести «Брак с другими видами». В ней супруг главной героини вечерами после работы и все выходные играет в одну и ту же игру на смартфоне, пытаясь отвлечься от реальности:
С этого дня муж начинает дзынькать своими фальшивыми монетами по всему дому, где бы ни находился — в туалете, в ванной и даже под одеялом в постели.
Такова изнанка фасада. В обществах, где присутствует социальное неравенство (гендерное — как его часть), экономический рост — не для всех. Одни получают дивиденды от этого роста, а другие работают за гроши. Современную Японию многие представляют как этакую утопию: небоскребы, машины, современные технологии. Мы видим этот фасад в том числе виде экономического бума, но за этим фасадом — женщины, для которых так и не нашлись нормальные рабочие места; мужчины, которые вынуждены этих женщин содержать, а для этого работать до полного бесчувствия во всех смыслах; потенциальные родители, которые никогда не решатся заводить детей в этом обществе. У них попросту не будет на них сил, времени и денег.
Эту изнанку и можно увидеть в прозе японских писательниц. В России, к тому же, сейчас наблюдается определенный бум в издании новых и переиздании старых авторов. То и дело выходят книги в упомянутой выше «Поляндрии»; «Гиперион» активно переиздает классику; что-то выходит в «Эксмо», что-то — в небольших издательствах. Отдельно стоит упомянуть переводы, вышедшие в журнале «Иностранная литература»: здесь много как состоявшихся писательниц, так и начинающих. Например, номер №5 за 2017 год с рассказами Каваками Миэко и Фудзино Каори, номер №2 за 2022 год с новеллами Ямадзаки Нао-кола, Миура Сион, Мотоя Юкико и номер №7 за 2022 год с рассказами Каори Экуни и Каваками Хироми. Все они, если грубо обобщать, пишут про те же проблемы, что и упомянутые выше Саяка Мурата или Хироко Оямада.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора.