Среди 103-х побед Льюиса Хэмилтона особое место занимают восемь, которые он одержал на автодроме в Сильверстоуне. Но как подчеркнул сам семикратный чемпион мира, самая первая, датированная 6 июля 2008 годом, врезалась в память больше других.
Воспоминаниями об этом достижении Хэмилтона, которому исполнилось ровно 15 лет, в интервью официальному сайту чемпионата поделился Хейкки Ковалайнен, его тогдашний напарник по команде McLaren.
«На зимних тестах я немного отставал от Льюиса. Помню, что он всё время был на несколько десятых быстрее, – рассказал Хейкки. – При этом мне было вполне комфортно за рулём, и мы знали, что у нас действительно неплохая машина, и что мы будем конкурентоспособными.
В Австралии Льюис завоевал поул, но стартовал третьим, так что начало было неплохим. Я даже был близок к победе, если бы автомобиль безопасности не выехал на трассу в неподходящий момент.
После этого наши дела пошли несколько хуже, но постепенно Льюис нашёл подход к машине, а я немного ему проигрывал, но полагаю, что мне было трудновато за ним угнаться.
А потом произошёл тот инцидент в Барселоне – от моей машины отлетело левое переднее колесо, и дело было не в проколе шины – гайка крепления колеса была не до конца затянута.
Я пришёл в себя в больничной палате, но постепенно память начала возвращаться, мозг заработал снова. К счастью, я получил лишь сотрясение, но сломано ничего не было, поэтому через две недели я смог вернуться за руль и показать второе время в квалификации в Стамбуле. В общем, всё обошлось.
Когда мы приехали в Сильверстоун, то в начале уик-энда я был быстрее Льюиса. Вероятно, это один из тех немногих случаев, когда мой темп был лучше на всех трёх тренировках.
У McLaren начиная с зимних тестов была такая политика: даже если гонщик был быстрее на тренировках, они смотрели на ситуацию в чемпионате в целом, и тот, кто был впереди, получал преимущество в квалификации – в финальной сессии в бак его машины наливали немного меньше топлива (в том сезоне действовало такое правило: в финале квалификации гонщики состязались на машинах, в баки которых было залито топливо на всю дистанцию Гран При).
Поэтому, хотя я был быстрее Льюиса весь уик-энд, команда планировала, что в квалификации он получит преимущество. Из-за этого возник ожесточённый спор. Моим менеджером в те времена был Флавио Бриаторе, и его люди в паддоке очень жёстко наседали на Рона Денниса и Мартина Уитмарша, требуя, чтобы моя машина была легче.
В итоге руководители McLaren сдались, и мне дали более лёгкую машину. Но это стало первой раной, из-за которой потом наши отношения расстроились.
Финал квалификации проходил в довольно сложных условиях, дул сильный ветер, и многие гонщики допускали ошибки. Помню, что когда я пересекал линию финиша, у меня не было ощущения, что я проехал отличный круг, но оказалось, что я завоевал поул с преимуществом в полсекунды.
Мой инженер по радио сообщил: «Ты на поуле, причём с большим запасом», и я тогда подумал, что всё это довольно странно. Но Льюис допустил ошибку после секции Bridge в следующем левом повороте, в Priory. Думаю, на его машину повлиял сильный порыв ветра.
Помню, что с Льюисом у нас не было проблем, он не переживал, что моя машина была легче, тем более в тот уик-энд я был быстрее. И хотя Мартин и Рон считали его главным претендентом на титул, они тоже с этим согласились, и в целом все были довольны.
После квалификации ко мне подошёл Джонатан Нил, управляющий директор McLaren, и сказал: «ОК, теперь ты знаешь, что надо делать. Поскольку из-за тебя у нас был спор, то теперь твоя задача – выиграть гонку».
Я понимал, что у меня нет другого выхода. Но когда настало воскресенье, начался дождь. Помню, что перед гонкой я думал о болельщиках, собравшихся на трибунах, а там было битком. Мы приехали на стартовое поле, оставили там машины, а сами вернулись в боксы. Когда я посмотрел на Льюиса, то мне показалось, что он был каким-то другим, не таким, как на предыдущих гонках.
Сейчас, когда я об этом вспоминаю, то думаю, что он решительнее чем когда-либо был настроен на победу. Это была его домашняя гонка, на трибунах были его болельщики, они приехали на автодром, чтобы увидеть, как он совершает подвиги. Вероятно, он тоже решил, что в тот день он должен совершить подвиг.
И всё-таки перед гонкой мне не верилось, что из-за этого возникнут какие-то проблемы. У нас была отличная машина, я стартовал с поула, и всё было в моих руках. Я сосредоточился на старте, на первом повороте, и у меня был неплохой шанс. Я не опасался Льюиса, но видел, что он был решительно настроен и в тот день хотел стать лучшим.
Сначала я вполне прилично стартовал, но видел, что и Льюис хорошо тронулся с места и попытался атаковать уже в первом повороте. Я оставил ему немного места, но подумал, что надо всё-таки постараться удержать лидерство. Между нашими машинами едва не было контакта, но уже после одного или двух кругов я почувствовал, что у меня проблемы.
Льюису было слишком комфортно за рулём, я хорошо видел его в зеркалах и понимал, что надвигаются неприятности. А когда он меня опередил, то в следующий раз я увидел его машину, только когда он обгонял меня на круг!
По ходу гонки в какой-то момент дождь начал поливать очень сильно, и машины аквапланировали. Ехать можно было лишь по единственной траектории, которую было видно по следам от шин, и надо было оставаться на этой траектории.
Полагаю, было немало гонщиков, а не только я один, кто старался удержаться за Льюисом. В течение нескольких кругов я пытался, но допустил пару ошибок, а в шикане перед Bridge машину вообще развернуло. Но не только я в тот день вылетал с трассы.
В общем, все пытались удержаться позади машины Льюиса, но никому это не удалось. Если угодно, в тех условиях по-настоящему проявилось его мастерство.
После гонки я анализировал телеметрию и посмотрел, за счёт чего Хэмилтону удавалось так здорово пилотировать. Оказалось, что он мог проходить быстрые повороты, постоянно работая газом и тормозом, и передние колёса его машины обеспечивали хорошее сцепление с трассой.
Если бы так было на моей машине, то её задняя часть вела бы себя слишком нестабильно, и мне было бы сложно контролировать поведение машины в таких условиях. А ему удавалось проходить скоростные повороты, не отпуская педали газа, хотя задние колёса были на грани срыва с трассы. И когда я это увидел, то понял, что добиться такого крайне сложно.
Возможно, я тоже мог бы это попробовать, но не знаю, смог бы я удержаться на трассе все 50 или 60 кругов – не уверен, получилось бы это повторить так много раз. Думаю, в этом и проявилась разница между таким гонщиком, как Льюис, и кем-то вроде меня…
В Формуле 1 много хороших гонщиков, но есть и совершенно особенные парни, вроде Льюиса, Макса Ферстаппена, Фернандо Алонсо, в какой-то степени Кими Райкконена и Мики Хаккинена, а также Михаэля Шумахера. У всех этих великих мастеров были ещё какие-то особые качества…»