«МАЛЕНЬКАЯ РЕМАРКА» НА «АРЛЕКИНЕ»

В этом году в рамках традиционной лаборатории драматургов и режиссеров «Маленькая ремарка» на Фестивале театрального искусства для детей «Арлекин» были прочитаны три пьесы из шорт-листа — две малышковой группы и одна подростковая. Модератором обсуждений была драматург и сценарист Мария Огнева (куратор конкурса новой драматургии для детей и подростков «Маленькая Ремарка»).

«Чипатанга» Евгении Юсуповой и «Бегемот-невидимка» Марии Зелинской шли в категории «Пьесы 12-». Дело в том, что темы, которые очень деликатно показаны в пьесах (ну в одной точно), надо уметь обсудить с ребенком. Рано ли в шесть лет говорить ребенку о смерти, стоит ли придумывать красивые или обыденные причины и надеяться, что так травма будет слабее?

Пьеса Евгении Юсуповой — это история мальчика Яника, для которого папа сделал поделку в детский сад из картошки (вместо шишек и желудей — картошка, хорошо, что не кабачок). Приделал нос и ручки-веточки, дал имя Чипатанга. И далее, по мере того, как картошка портилась, заменял ее. Как говорит Чипатанга, «не каждый кабачок доживет до середины осени». Мы ждем, когда начнутся какие-то большие перипетии и удивительные события — то, что может организовать действие. Следим за повседневностью Яника и папы, вникаем в историю с дворовой собакой Пушиной, которая должна была быть Пушинкой, но выросла в огромного пса и о «пушинке» речи уже не шло. Однажды она пропала, но большим событием внутри читки это не стало, как и появление самого Чипатанги и его существование в режиме постоянного обновления. Однако все казавшиеся незначительными события, вся обыденная и уютная жизнь семьи говорят на одну и ту же тему, но очень деликатно и аккуратно: все живое рано или поздно увядает, меняется, исчезает из твоей жизни, умирает.

Режиссер читки Иван Куркин выбрал для этой пьесы формат пижамной вечеринки, такого домашнего театра. Он сам, актер Станислав Демин-Левийман и Андрей Орлов (мальчик Яник) сидят вокруг кровати, читают по ролям. Повествование ведется от лица Чипатанги, и Демин-Левийман вытаскивает смешную картофелеобразную куклу. Вся мягкая ирония текста и нежность, которую отец-одиночка дарит своему сыну, проявлены режиссером в этой читке. На кровати рядом с Чипатангой идет дождь из бумажной тучки, падает осенний лист, все сценографические перемены соразмерны картошке, все это можно сделать самому, дома. Наверное, только так и стоит говорить о смерти — в формате спокойной беседы, в повседневном антураже, не драматизируя, а принимая. Можно долго подыскивать эвфемизмы о маме, которой нет: «уехала в командировку», «ушла в кругосветку», «катается на карусели» — пока ребенок сам не произнесет страшные слова, а взрослые по-прежнему будут прятаться за иносказанием.

С пьесой Марии Зелинской «Бегемот-невидимка» работал Роман Каганович. На сцене два стола с компьютерами — казалось бы, совсем неподходящий антураж для истории о мальчике, его маме и бегемоте из зоопарка. Режиссер читает ремарки, отстраняет для нас действие. В этой пьесе мать-перфекционистка воспитывает ребенка одна. Ну то есть как воспитывает — занята на работе, всегда в телефоне и реализует через ребенка свои мечты: дарит сыну трубу, на которой хотела когда-то играть сама. И сыну ничего не остается, как завести себе воображаемого невидимого друга… Вернее, очень даже видимого — бегемота из зоопарка!

Сказочность сюжета не сбивает нас с толку. Сергей Азеев читает за Гошу, и открытия мальчика звучат афористично: «Смотреть и видеть две большие разницы». Это и позволяет привести домой бегемота так, чтобы никто не заметил. Одиночество ребенка при занятых родителях со времен Астрид Линдгрен и Малыша с Карлсоном только усугубилось. Но Мария Зелинская переворачивает сюжет. В конечном итоге, как бы мама ни игнорировала реальность и своего сына в угоду работе, но не заметить пятитонное животное в собственной ванне все-таки сложно, даже если ты всегда в телефоне…

Ирония текста усилена актерами и режиссером практически буквальным воплощением, иллюстрацией движения. Если сказано, что мама вышла из комнаты, то актриса Валерия Богданова, действительно, выходит с игровой площадки, а Гоше — Сергею Азееву приходится бежать за ней. Если мама кричит из другой комнаты, то она и кричит из другой комнаты!.. Такая наглядная иллюстрация, конечно, вызывает нашу усмешку. Но прием срабатывает, когда мы слышим басовитый голос бегемота и думаем, что он «в реале» не появится.

Бегемот и Гоша ведут беседу у клетки в зоопарке, но мы только слышим разговор, на сцене лишь один режиссер заинтересованно читает ремарки. Аудиотеатр работает на нашу фантазию, мы не смотрим, но как будто видим. Вот Гоша спрашивает у мамы, можно ли привести бегемота, и тут сам Бегемот — Дмитрий Петрухин появляется на сцене. Весьма мускулистый, в обтягивающем спортивном костюме, с выпяченным пузом и в плавательной шапочке. Он басит и грустит, умеет дружить и поет песню на ночь: «Бу-бу-бу». «Но этот мир, кажется, окончательно слетел с катушек — не заметить бегемота становится обычным делом. Не говоря уже о людях», — констатирует Бегемот. Режиссер с актерами умело снимают легкий пафос и назидательность пьесы — смешно, когда Бегемот выговаривает маме, что она сына любит, но не видит его.

Пьеса Игоря Витренко «Яна всем нравится (нет)» рассчитана на подростка и уже прошла несколько публичных читок. Написанная специально по заказу фестиваля «Своя территория», пьеса показывает выход из сложной ситуации с буллингом в школе с помощью психолога. Обсуждая с психологами и подростками, участвовавшими в том проекте, возможности разрешения кризисной ситуации, драматург вытащил, как мне кажется, главное: не важна причина, из-за которой травят того или иного человека, повод не нужен, а выход чаще не находится. Неслучайно в пьесе буллингу подвергаются несколько человек, и если главной героине Яне повезло — она нашла своего ответственного взрослого — психолога, которая и подсказывает, что делать, то для Аркадия, друга Яны, выхода нет, и он в очередной раз будет вынужден сменить школу. Перебирая разные способы остановить травлю, Яна обращается и к интернету, и к советам Аркадия, ей даже удается доказать, что не она «сдала» местного бунтаря, но травля продолжается. Просто потому, что она бесит (да).

Перед началом режиссер читки Вячеслав Пискунов предложил зрителям написать на листках школьные прозвища, далее эти прозвища зачитают как обзывалки для Яны. Актеры (Студия-театр Бызгу) тоже рассказывают о том, как их дразнили в школе. Мысль о том, что дразнили и обзывали в школе всех, понятна, любой мог оказаться на месте Яны. В финале нам раздали такие же бумажки, только вместо обидных кличек — слова поддержки.

Углубляясь в психологические подробности, утяжеляя сложную ситуацию длинными паузами, читка двигалась к счастливому финалу, к тому, что дружба между Яной (Валерия Ермошина), справившейся с буллингом, и Аркадием (Игорь Астапенко) продолжится и перейдет в романтические отношения. Возможно, такая трактовка упрощает пьесу, как будто дает обобщенный совет — «все образуется», «не сдавайся», — но иногда и эти слова нужны.

В читке получилась слишком схематичной роль школьного психолога Строгановой: она появляется как «бог из машины» и в нужный момент дает правильный совет, а психолог из детдома — Обухова, пусть и не умеющая разговаривать человеческим языком, общающаяся с Яной только цитатами из старых советских фильмов, показана как представитель ада, в красном свете, с замогильным голосом. Учитель в школе, подтрунивая над учениками, как бы легитимизирует оценку другого по внешним или интеллектуальным способностям, но зачинщиками травли и теми, кто травлю останавливает, являются одноклассники Яны, а не учителя.

Мир взрослых стоит в сторонке, а если и может вмешаться с правильным советом, то только случайно. Драматургом точно схвачена речевая характеристика персонажей, которая в читке особенно остро проявилась в сценах между Яной и соседками по комнате в детдоме. Яне, которой в этих сценах приходится выступать в роли жертвы, мизансценически всегда отведено место либо чуть впереди «злодеек», либо на полу. Режиссер подчеркнул ее униженное положение. Притом что Яна — девочка сильная, уверенная, тот тип, который, как кажется, не может стать жертвой буллинга. Но такое распределение только подчеркивает мысль драматурга: попасть под каток травли может любой — сильный и независимый в том числе.