“Европа устала от разговоров о войне, в том числе и на экране”. Кинокритики подводят итоги 76-го Каннского фестиваля

Во Франции в субботу завершается кинофестиваль в Каннах — самый представительный киносмотр Европы и центральное событие для мирового авторского кинематографа. В этом году в конкурсе много работ прославленных мастеров — Кена Лоуча, Хирокадзу Корээды, Катрин Брейя, Аки Каурисмяки, Марко Белоккио. Вне конкурса — тоже: здесь можно было увидеть, например, новые работы Мартина Скорсезе и Такеши Китано. В параллельной программе “Двухнедельник режиссеров” — работу “Блажь” россиянина Ильи Паволоцкого. RTVI поговорил с работающими в Каннах кинокритиками о этой картине, а также о том, как прошел фестиваль и какие фильмы они отметили для себя в этом году.

Антон Долин*: “Соответствие нынешнему контексту может стоить режиссеру свободы”

Наверное, самый потрясающий, актуальный и претендующий на шедевр фильм из конкурсной программы — это “Опавшие листья” Аки Каурисмяки, полный визуальной поэзии и иронического юмора (история любви сортировщицы и оператора пескоструйной машины — RTVI). Еще одна важная картина «Страсть к Доден-Буффану», французского режиссера вьетнамского происхождения Чан Ань Хунга — вольная экранизация столетней давности романа о любви кулинара к своей кухарке с Жюльетт Бинош в одной из главных ролей. Это довольно новаторская попытка перевести на язык кино представление о том, что такое вкус — не только в кулинарном, но и в самом широком смысле. При всем своем новаторстве это высказывание более чем внятное и при этом очень эмоциональное.

Вне конкурса самой впечатляющей для меня картиной стали “Убийцы цветочной луны” Мартина Скорсезе (фильм о расследовании ФБР убийства семьи коренных американцев в 1029-е годы — RTVI). Я бы даже рискнул предположить, что она — самый убедительный претендент на триумф на ближайшем “Оскаре”. К тому, что делает Скорсезе в свой последний период, я отношусь достаточно прохладно, но вот это кино довольно неожиданно для меня вышло из общего ряда. Интересно, что именно в ней встретились два его любимых актера — Леонардо ди Каприо и Роберт де Ниро.

И это, пожалуй, первая для американского мейнстримного кино работа, столь радикально говорящая о геноциде коренного населения в Америке. И вот эти злость и радикализм — они передаются в зрительный зал.

И если прошлая его картина, “Ирландец”, казалась своего рода элегическим прощанием с кинематографом, то эта, наоборот, поражает своей внутренней молодостью и современностью.

Не могу не сказать о своей любимице Аличе Рорвахер и маленьком секретном чуде нынешнего Каннского фестиваля — ее фильме “Химера” (история о археологе, подпольно торгующем артефактами — RTVI). Вообще, ее работы — удовольствие для знатока-синефила, кино немейнстримное, сугубо авторское, с необычной образной системой и иррациональными связями между этими образами. И вместо того, чтобы пытаться понять эту связь, нужно ей просто наслаждаться.

Ну и стоит, наверное, сказать о фильме “Шея” Такэси Китано, представленном в программе “Каннские премьеры”. Этого режиссера, которого широкая публика знает и любит по его поэтичным фильмам, от знаменитого “Фейерверка” до не менее знаменитых “Кукол”. Теперь же он снял кровавый гротеск, посвященный войне, случившейся после очередного переворота в 1582 году.

Там, как ни странно, много смешного — комик Китано вообще не умеет снимать так, чтобы не было смешно — но это очень яркая, талантливая и совсем не комедийная работа.

Есть соблазн увидеть здесь параллели с современностью и прочитать эту картину как антивоенное высказывание — но, во-первых, картина задумывалась задолго до начала **** [боевых действий] в Украине, а во-вторых, она ориентирована, во многом, на японскую публику — настолько полна событий внутренней истории Японии, что проводить любые параллели с современной историей было бы натяжкой. Другое дело, что истинные художники обладают даром предчувствования планетарных катастроф.

Посмотрел и картину “Блажь” единственного российского участника Ильи Паволоцкого (история о девочке и ее отце, едущих через всю Россию в трейлере вместе с урной с прахом ее матери — RTVI). Она не произвела на меня какого-то сокрушительного впечатления, но это дебют — и мне не хотелось бы судить ее за какую-то, возможно, вторичность или выключенность из нынешнего критического контекста. Фильм, имеющийся отношение к нынешнему критическому контексту, может стоить свободы своему автору. “Блажь” выглядит как кино из другого мира — прежде всего, довоенного.

Хотя, вообще, это вполне соответствовало тренду нынешнего фестиваля — если прошлые Канны были пропитаны злобой дня и свежими военными травмами, то нынешний как будто качнулся в другую сторону.

Европа устала от войны, от разговоров о войне — в том числе и на экране. Думаю, она к ним вернется, когда **** [боевые действия] на Украине закончатся — уже в порядке осмысления.

К сожалению, Украина не была широко представлена в Каннах. Отборщик одной из программ рассказывал мне, что они очень хотели найти и выбрать какой-то украинский фильм, но не нашли ни одного, который устроил бы их по своим художественным качествам. Что ж, это объяснимо — мне кажется, Украине сейчас просто не до кино. А представителям других стран претендовать на осмысление их катастрофы вперед или вместо них — ну, было бы как-то странно.

Лариса Малюкова: “Современность утратила черты человечности”

76-й выпуск Каннского фестиваля показался мне неожиданно интересным — обычно ожидания критиков от программы всегда оказываются выше того, что они потом видят. У меня в этот раз не так. В этот раз было много режиссеров старшего поколения — и они показали высокий класс кинематографа. Было много, если так можно выразиться, “винтажных” картин, в которых отражается современность. А современность, по моему, утратила черты человечности. И в этом смысле картины классиков — Каурисмяки, Лоуча, Корээды — были посвящены возвращению современности этих черт через взгляд на него из прошлого.

Большим событием стал показ фильма Мартина Скорсезе “Убийцы цветочной луны” — о том, как политика вторгается в жизнь людей, как империя крушит их жизни. Мощная работа с потрясающими актерскими работами.

Еще одним трендом нынешнего года стало большое количество картин о взаимоотношениях старших — родителей, учителей — с подростками. “Монстр” Хирокадзу Корээды, “Клуб Зеро” Джессики Хаус, “Май-декабрь” Тодда Хейнса, “О сухой траве” Нури Бильге Джейлана — они все об этом. Конфликт поколений всегда интересовал кинематографистов, но сейчас, видимо, этот разлом во всем мире он происходит по какой-то такой бездонной пропасти, что непонятно, как мы будем жить дальше.

Об этом же фильм “Блажь” единственного российского участника Ильи Паволоцкого, представленный в программе “Двухнедельник режиссеров”. Интересно, что в Канны предлагались сильные картины — “Пациент n1” Резо Гигинеишвили, “Снегирь” Бориса Хлебникова (он в итоге стал фильмом-открытием последнего ММКФ — RTVI). Была выбрана дебютная работа молодого российского автора. Маленькое, собранное роуд-муви о двух одиночествах, перемещающихся по совершенно опустевшей стране. Вообще, мне показалось, Каннский фестиваль решил Россию либо вообще не показывать, либо показать скромной авторской работой, к которой невозможно придраться: она сделана по всем канонам фестивального кино.

Были на фестивале и украинская картина — короткий метр “Как это было” Анастасии Солоневич и польского режиссера Дамиана Коцура — о возвращении украинской беженки в Киев из Берлина. Но и он, вопреки вероятным ожиданиям, были не совсем про войну: современность тут показана через конкретную судьбу человека. И такой подход, надо признать, было основной нитью фестиваля: может быть, вопреки прошлому году, а может быть, за счет других факторов, Канны в этом году решили отойти в сторону от злобы дня, пожертвовать политикой в пользу художественного высказывания.

*признан Минюстом России иноагентом