На дне: в доме-развалюхе сибирячка выхаживает постороннего полупарализованного мужчину — у него ни отца, ни матери

Почти три года сибирячка Елизавета Лепурова, по ее словам, ухаживает за полупарализованным инвалидом в полуразрушенном частном доме в Октябрьском районе. Женщина утверждает: она за свой счет кормит и поит больного, приносит ему лекарства и как может заботится о нем. Ситуация печальная, но совершенно обычная, если бы речь шла о супруге, родственнике или хотя бы знакомом Елизаветы — но она якобы присматривает за совершенно чужим человеком. НГС попытался разобраться, что происходит в ветхой развалюхе на Тургенева и нужна ли его обитателю помощь.

Бедная Лиза

На первый взгляд частный дом на улице Тургенева выглядит заброшенным: темные от старости бревна, отчетливо провалившаяся крыша, перекошенные стены. Уже второй, более внимательный взгляд выхватывает признаки человеческой жизни: старый ковер, брошенный поверх пыльных досок.

Адрес дома назвала в обращении в редакцию женщина, которая представилась Лизой и рассказала жутковатую историю: якобы уже почти три года она присматривает за живущим в этом доме инвалидом. Родственников у мужчины нет, а помочь сам себе он уже не в состоянии.

После инсульта высокий и крепкий, на первый взгляд, мужчина, по словам своей добровольной сиделки, оказался наполовину парализованным. Левая рука и нога полностью не работают, говорить Рустам якобы тоже не может, общается жестами. Ни родных, ни близких у него вроде как нет (а даже если есть, они совершенно точно не хотят с ним общаться). Единственный человек, который присматривает за инвалидом, — Лиза. Не жена, не сестра и даже не соседка. Бывшая дворничиха, которая раньше убирала дворы многоэтажек через дорогу от дома Рустама.

— Мне соседи про него рассказали, меня многие здесь знают, — просто объясняет она. — Соседи говорят: «Ты цыганка, и он цыган, вы же своим помогаете». И я начала помогать: жалко его очень.

Лиза маленькая и хрупкая, с подвижным лицом, выглядит если не как подросток, то как очень молодая женщина. Но внешность, говорит она, обманчива: по словам добровольной сиделки, ей скоро исполнится 39 лет. Есть дети и даже внуки — вполне брачного для цыганской культуры возраста. Понять, говорит ли она правду (а если и говорит, то всю ли), сложно. В медицинских документах Рустама, например, часто фигурирует слово «жена».

— Это я так специально представилась, — с готовностью говорит Лиза. — Чтобы мне лекарства его выдавали.

Речь у нее эмоциональная, но эти эмоции, кажется, заученные. Когда я прошу ее повторить рассказ на видео, интонации и обороты женщина воспроизводит точно, будто магнитофон.

В доме у лежачего мужчины она, по собственным словам, бывает дважды в день, ездит с улицы Королёва, где вместе с мужем и множеством других родственников снимает квартиру. Привозит еду и лекарства, забирает постирать вещи, иногда уговаривает мужа и брата ненадолго вынести подопечного на улицу.

— Дышать-то ему тоже надо, — говорит Лиза.

Давно уехавшая из Новосибирска к детям санитарка Вера Ивановна, говорит Лиза, помогла Рустаму не меньше, а то и больше: пустила его пожить в этом самом доме, пока продается участок.

Внутри половина дома — две крошечные полутемные комнатушки и нечто среднее между кухней и прихожей — выглядит даже хуже, чем снаружи. Пол отчетливо заваливается к углу. Печь давным-давно заложили кирпичом, лампочки во всех комнатах, кроме той, где лежит Рустам, чуть выкручены — из экономии. С разномастными обоями, посеревшей пенопластовой плиткой на потолке и дешевенькими иконами резко дисгармонирует огромный плоский телевизор, явно недешевый — единственное окно в мир. Впрочем, Лиза тут же объясняет: как и всё остальное, монитор хозяйский. У Рустама здесь ничего своего нет.

— Он уже несколько лет не мылся, — с несколько театральным ужасом говорит женщина. — А как его тут помоешь? Влажные салфетки ему привожу, лицо, руки-ноги оботру — а остальное как? Он же мне посторонний мужчина!

Похоже, с «остальным» Рустам успешно справляется сам, правая рука у него всё же работает. Затхлого духа в комнате, где уже несколько лет проводит лежачий больной, нет, да и вообще в комнатах на удивление чисто.

— Самое главное, что у него никого нет, ни матери, ни отца, ни сестры, — объясняет она. — Документов тоже нет. Мы же даже не знаем, где он родился, написать никуда не можем, чтобы документы ему какие-нибудь сделать!

На вопрос, могут ли помочь восстановить документы Рустаму врачи (он также страдает тяжелым вирусным заболеванием и регулярно получает терапию, которую ему приносит всё та же Лиза), она отвечает: уже помогли. По словам женщины, обратиться к журналистам ей посоветовали именно медики.

В таком неспешном темпе история якобы тянулась больше двух лет: Лиза заботилась о Рустаме, ее муж регулярно ворчал, что жена уделяет слишком много внимания чужому мужчине («до ругани у нас дошло!»), хозяйка жилплощади не требовала с лежачего квартиранта денег.

А потом, по словам добровольной сиделки, на участок нашелся покупатель — и оказалось, что забирать Рустама некому и некуда.

— У меня зарплата — 15 тысяч, у мужа — 35, мы еще квартиру снимаем. Куда его девать? А документов так и нет! Помогите ему, пожалуйста, — воздевает руки Лиза, и в этот момент ее национальную принадлежность уже невозможно не заметить.

Что случилось с Рустамом К.

Как зовут лежащего на диване мужчину, я, как и Лиза, узнаю из многочисленных медицинских рецептов и направлений на МРТ головного мозга, но указывать его фамилию не хочу: несмотря на то что Рустам явно понимает, о чем его спрашивают, и как может отвечает, его дееспособность всё равно под вопросом.

Его история банальна и в своей банальности жутка. Он употреблял инъекционные наркотики, неоднократно судим. Я спрашиваю его, где именно его приговаривали, и готовлюсь перечислять все суды Новосибирской области, ожидая, когда он кивнет, но Рустам вдруг машет здоровой рукой. С третьей попытки понимаю, что он указывает в сторону улицы Тургенева: там располагается Октябрьский районный суд Новосибирска. На сайте суда действительно опубликованы три приговора, которые вынесли полному тезке Рустама.

Когда Рустам К. с сайта суда в первый раз оказался под следствием, неизвестно, и это косвенно указывает на то, что 18 лет на тот момент ему еще не было. За групповое убийство из корыстных побуждений и кражу он отправился в колонию строгого режима всего на 9 лет. Дальше он перешел на кражи и грабежи, и только за последние 10 лет мужчина получил 3 судимости — в 2012, 2014 и 2015 годах.

Дела не из тех, которые обычно становятся поводом для рассказов в СМИ. Пил с приятелями, дождался, пока они уснули, украл мобильники и электроплитку. Побил случайного собутыльника и забрал у него телефон и деньги. Зашел в магазин и пытался вынести дубленку… Сроки были небольшие, но часто мужчина получал очередное наказание, едва отбыв полученное раньше. Похоже, в процессе жизни здоровье мужчины неуклонно ухудшалось и закончилось инсультом и рядом его последствий.

В отличие от «тюремного периода», проверить драматичные обстоятельства жизни Рустама после колонии выходит плохо: его справку об освобождении, по словам Лизы, потеряли в больнице, номер телефона, который она дает в качестве номера хозяйки дома Веры Ивановны, не существует.

— Да я с ней месяца два уже не созванивалась, может, поменяла, — тут же спокойно объясняет Лиза. — Она 25–27-го числа должна приехать, хозяевам новым участок показывать.

На руках у нее якобы есть только медицинские документы Рустама, из которых самый достоверный — выписка из истории болезни. Согласно ей, в сентябре 2022 года Рустам К. поступил по скорой помощи после целой серии судорожных припадков. Признаков нового инсульта врачи не нашли, судороги кончились, и через два дня мужчина самовольно покинул стационар.

Понять, где в словах Лизы и молчании Рустама правда, а где ложь, скорее всего, могут только врачи — но эта информация составляет медицинскую тайну и тщательно охраняется, а без нее не выяснить, насколько в действительности тяжело состояние мужчины, вправе ли он рассчитывать на бесплатную реабилитацию после перенесенной болезни и можно ли ему, например, оформить инвалидность.

Тем не менее НГС отправил запрос в Министерство труда и социального развития Новосибирской области, чтобы понять, известно ли чиновникам о состоянии здоровья мужчины, положена ли ему какая-либо реабилитация и как восстановить документы человеку, который не может сказать, где родился.

Ранее наши коллеги из Екатеринбурга публиковали историю безногого инвалида СВО, которому не дали жилье. Из больницы ему предстоит возвращаться в старую муниципальную квартиру матери, накопившей 2 миллиона рублей долга по квартплате.