Пирамида — любимая форма художника. Она предполагает и прочную опору, корневую связь с миром, и обязательное движение вверх. Общее впечатление от выставки, второй по объему представленных работ художника за последние 20 лет, тоже связано с движением, но оно, скорее, погружает человека внутрь этого визуального художественного текста и внутрь себя самого.
На вернисаже выставки памяти Александра Трифонова. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
Художник Александр Трифонов ушел из жизни два года назад. Выставка в Городском выставочном зале посвящена его памяти. Готовили экспозицию люди, близкие художнику, поэтому здесь все хорошо упорядочено и тонко. Куратор выставки Людмила Соколова, искусствовед, жена Александра Трифонова, и Мария Юфа, заведующая Городским выставочным залом, из большого объема работ художника выбрали только живопись. Поскольку в экспозицию вошло меньше половины живописных работ мастера, организаторы сделали акцент на менее известных произведениях Александра Трифонова, но при этом дали возможность зрителю увидеть разные темы, где-то почувствовать контраст, беду и вызов, а где-то — абсолютные лирику и умиротворение.
На открытии выставки Владимир Зорин, председатель Карельского отделения Союза художников России, вспомнил, какое впечатление на него произвела недавняя выставка Трифонова в музее современного искусства «Эрарта». «Зал словно светился изнутри», — сказал он. На наш взгляд, здесь тоже есть почти физическое ощущение света и большой внутренней силы каждого высказывания.
Александр Трифонов. Фантастический мир природы. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
По мнению искусствоведа Марии Юфа, Александр Трифонов стоит особняком в ряду самых значительных в карельском искусстве художников. Он ни с кем не «рифмуется» и остается «совершенно отдельной ветвью на местном художественном древе». На вернисаже эту мысль аналитически развернул художник Сергей Терентьев, представив Трифонова в контексте современного ему художественного космоса:
— Попытаюсь дать вам в руки некий инструментарий. Потому что все время говорят: великий-великий, большой-большой, и в разговоре все начинает замыливаться. Да, большой. Да, великий. Но где та линейка, с которой можно бегать вокруг него? Какой штукой можно мерять Трифонова? Мне показалось, что интересно на него смотреть не в лоб, а через отражение других художников, тех, которые были рядом. Нам тогда казалось, что все отдельно, а теперь понимаешь, что многие вещи перекликаются, потому что все они двигались все же в одном направлении.
Александр Трифонов. Автопортрет. 1980. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
К примеру, если мы берем Олега Юнтунена, то его материя — это тихий космос, Олега Юнтунена невозможно приставить ни к какому течению. Можно вырезать фрагмент, вставить его куда-нибудь и будет казаться, что это Джотто или еще кто-то… Юнтунен — космический философ, у него ничего не двигается, потому что он сам двигается вместе со всеми планетами.
Недавно ушел из жизни Аркадий Морозов. Это другого плана художник. Морозов работает как демиург. Он взял и стал месить, перерабатывать, всю мировую историю искусства ХХ века и лепить из этого искусство Карелии, рассуждая о человеке, о месте, а самое главное, о себе. И так он вылепил весь ХХ век. Там Пикассо, кого угодно можно найти. И это тоже подвиг такой, потому что не было в Карелии искусства ХХ века.
Александр Трифонов. Возвращение. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
Все это есть и у Александра Трифонова. Он вообще видит мир искусством. Ничего другого он не умеет. Но его мир — это не тесто, там никто ничего не месит, а это такой конструктор, где есть и абстракционизм, и реализм, есть знаки, аллегории, символы. И он складывает и складывает свои новые содержания, и все они стоят на фундаменте мирового искусства, но мы понимаем, что все это могло быть только здесь. Это конструирование, конечно, свойственно Cеверному Возрождению, Нидерландам и так далее. Босх, Брейгель, мы все их прекрасно помним. Поэтому на эту выставку нужно ходить немного подгруженным знанием истории искусств, и тогда ты начинаешь что-то вдруг тут видеть. А еще неплохо бы знать чуть шире, знать тех, кто работал рядом. Тогда мы увидим весь этот поток, который отражает время, в котором мы жили.
О том, что Александр Трифонов «рифмуется» с художниками Северного Возрождения, говорил и культуролог, художник Артем Стародубцев:
— Припомните, знатоки искусства, о ком из современных художников можно сказать, что на его творчество повлияло искусство Северного Возрождения? Только не в качестве пустых комплиментов? Без всякой натяжки Александр Трифонов — это тот редчайший случай, как мне кажется. Причем, не на уровне поверхностных стилизаций, а сущностно, смыслово. Будучи современным человеком, разговаривающим на языке искусства ХХ века, он внутренне возвращается к проблематике именно этой эпохи.
Людмила Соколова в коротком интервью для «Республики» подтвердила, что Александру Трифонову были близки идеи Возрождения, но не только. Любимым художником у него был Михаил Врубель.
— Саша очень любил Врубеля, вообще любил искусство начала века, мирискусников. В нем тоже что-то такое было — тонкость какая-то…
Есть у него такая работа — «Мальчик и пирамида», а потом он себя сделал в этой шапочке и с пирамидкой. Он мне сказал, что среди его любимых тем (дорог, треугольников и других) особенно важна тема пирамиды. Пирамида — это движение вверх.
В конце, уже когда он уже не мог работать, я его спросила: «Ты о чем думаешь?» А он: «Я вспоминаю свои работы, они все передо мной проходят. Думаю, что я — счастливый человек, я прожил счастливую жизнь. У меня вся жизнь как один длинный большой день». А потом сказал: «А знаешь, я построил свою пирамиду. Всю жизнь хотел, чтобы она была ровной и красивой».
В одном из залов ГВЗ можно посмотреть несколько небольших фильмов об Александре Трифонове, снятых в разное время на ГТРК «Карелия». Вот несколько высказываний художника из передачи 1998 года «Звездная ночь и любовь к геометрии» (авторы -Людмила Соколова и Арина Прусакова).
Мысли вслух Александра Трифонова
Александр Трифонов. У озера. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
— ♦ —
Мне хотелось быть лесником, жить в лесу. Природа мне очень много всегда давала для души. В лесу я обретал полную гармонию, там я чувствовал себя частью природы. Изображая природу, я изображаю себя. Природе может быть хорошо, комфортно, а может быть плохо. Наделяя ее своими чувствами, я более полно могу проникнуть в ее суть и показать такие стороны, которые не бросаются в глаза.
Александр Трифонов. Натюрморт. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
— ♦ —
Мне всегда ближе то, что находится у меня под ногами: маленькая травинка или часть дерева. Меня не привлекают эпические дали, горизонты. Наоборот, мне хочется, может быть, уйти в середину зеленого листа. Микромир мне ближе и понятнее, через него проще говорить.
— ♦ —
Мы видим только определенный диапазон природы, а мне хочется показать ту её часть, которая невидима. Природа от того, что существует рядом с человеком, восприняла от него много моментов болезненных. Она сама стала болеть теми болезнями, которыми перебаливает человек. Мне хочется показать, что не все нормально во взаимоотношениях человека и природы. Поэтому у меня появляются образы с гипертрофированными формами, несколько болезненные, странные. Желание включать геометрические формы — это тоже своего рода влияние человека, которое сказывается на природе. Они инородны живому существу, отсюда диссонанс, противопоставление. Меня это трогает.
— ♦ —
Есть темы, которые мне очень близки. Тема дороги мне очень нравится. Дорога мной воспринимается как человеческая жизнь, гладкая или с ухабами, с поворотами. Пирамида созвучна и дороге, и человеческой жизни. Когда человек рождается, возникает основание пирамиды, которое соединяет его с прежними жизнями других людей. Потом он начинает выстраивать сам свою пирамиду и, в конце концов, добирается до вершины… Меня это завораживает. Треугольник — та же самая пирамида. Тоже стремление куда-то, к чему-то, вверх.
— ♦ —
Я по своей сути рационалист. Мне нравится, чтобы все было четко построено, выверено. Я не люблю хаоса. Но только рационалистическое однобоко, искусство не может быть чертежом. Здесь есть и интуитивные моменты, чувственные.
Я реалист, отображаю жизнь. Но абстракция — это обратная сторона реальности. Если человек постарается понять, то они и в абстракции может найти то, что ему будет близким.
Александр Трифонов. Ангел со свечой и книгой. Фото: «Республика» / Михаил Никитин
— ♦ —
Соединение противоположных начал — главное в творчестве. Все происходит от столкновения противоположностей. Мы видим и свет, и тень, а столкновение дает нам образ.
Желание найти точку опоры приводит к темам, в которых есть стабильность. Это вечные темы, библейские. У меня есть желание к ним прикоснуться, чтобы обрести состояние устойчивости.
— ♦ —
Творчество должно улучшать жизнь, делать ее совершеннее. Мне нравится созидать, а не разрушать. В жизни так много негатива, нужно позволить человеку отдохнуть, привести душу в порядок.
Чем дальше, тем взгляд мой пессимистичнее. Не вижу, чтобы все двигалось в сторону улучшения человека. Но надо все равно двигаться в эту сторону. Благие мысли и поступки не пропадают бесследно, они где-то остаются. Нужно увеличивать добро, пусть на минимальную долю, неважно. Главное, чтобы происходил этот процесс. И это дает оправдание твоему существованию.
