В декларации нашего нового правительства есть такой пункт как «улучшение качества жизни». Но пациенты с почечной недостаточностью вряд ли на это могут рассчитывать. После разрушения Центра трансплантологии и закрытия Отделения трансплантации почек в больнице им. П. Страдыня Латвийское общество врачей решило отказаться и от специализации по трансплантологии. Ну а что? Любой хирург, по мнению эскулапов, может отрезать и пришить почку, сердце, печень…
Рафаил Розенталь и Виктор Шевелев во время пересадки. Фото из архива
Режут по живому
В апреле этого года исполнилось ровно 50 лет со дня проведения в Риге первой операции по трансплантации почки. В 1973 году была создана и блестяще развивалась латвийская школа трансплантологии, и мы входили в первую десятку стран Европы по количеству и качеству пересадок почки (35 на миллион человек, для примера, в Германии — всего 20 на миллион). Были времена, когда в год делалось до 75 операций по трансплантации. В последние годы это количество едва дотягивает до 30.
Почему за последние пять лет Латвия скатилась на последние места, и теперь за нами только та же Германия?
Все «хорошее» в нашей стране всегда начинается с оптимизации. Не обошла эта напасть и латвийскую медицину. Что–то надо было отрезать от бюджета. В 2018 году больница Страдыня решила сэкономить на Центре трансплантологии и Отделении трансплантации почек. А недавно Рижский университет им. П. Страдыня решил закрыть резидентуру по трансплантологии.
При этом в Латвии более 600 человек находятся на диализе и ждут донорскую почку.
Трансплантация позволяет человеку вернуться к полноценной жизни. Как минимум 70% пациентов с пересаженной почкой успешно трудятся. Диализ — спасительная, но тяжелая процедура, при которой качество жизни пациентов очень низкое, и многие не выживают, умирая в течение одного, максимум трех лет. Между тем в Латвии активно развивается сеть частных и государственных центров диализа, в то время как трансплантация почки загнана в угол.
Презумпция согласия
В августе 1974 года был создан Латвийский центр трансплантации, который долгие годы возглавлял академик Латвийской академии наук, профессор Рафаил Леонович Розенталь. Родилась и нарабатывала опыт до 2018–го латвийская школа трансплантации почки.
«В 1965 году в Советском Союзе была проведена первая успешная трансплантация почки, и хирург Борис Петровский стал пытаться распространить опыт на союзные республики, — вспоминает Рафаил Леонович. — В 1972–ом в Ригу приехал лучший на тот момент специалист в этой области Иосиф Ярмолинский. Он получил грандиозную поддержку со стороны министерства здравоохранения Латвийской республики, а в его распоряжение были направлены лучшие выпускники мединститута и научные работники. А когда он уехал назад в Москву, я возглавил этот Центр.
Трансплантация развивалась как хирургическая специальность, но, кроме этого, приходилось решать еще массу других вопросов. Например, когда приехал Ярмолинский, ему на московские деньги купили аппарат искусственной почки, потому что без гемодиализа заниматься пересадкой нельзя.
В Центр трансплантации вошло отделение трансплантации почки и гемодиализа, в котором работали свои специалисты. Сейчас они есть по всей Латвии, а тогда были только в Страдыня при нашем центре, и мы развивали это направление и готовили кадры.
Вторым был вопрос, где взять органы для трансплантации. С доктором Янисом Бицансом, который участвовал в первой трансплантации почки в Латвии в 1973 году и потом долгие годы возглавлял отделение Трансплантации почки в больнице им. Страдыня (до его закрытия в 2018–м), мы много работали над изменениями в законодательстве, потому что трансплантация органов не может происходить без легитимизации. Начали изымать почки у умерших людей. А сделать это можно было только имея соответствующий закон и так называемую презумпцию согласия.
У нас теперь есть Регистр жителей, и каждый человек может выразить свое отношение к трансплантации. Специалист по трансплантации может зайти в этот Регистр и выяснить, запретил или разрешил умерший использовать свои органы для донорства.
Если нет никакой записи (а в 90% случаев ее нет), тогда разрешено органы изъять, но желательно все–таки предварительно переговорить с родственниками умершего.
По такому принципу презумпции согласия работает вся Европа. И тогда же мы ввели специальность трансплантационного координатора и научили наших самых лучших медсестер этой работе. А органы изымают, конечно, специально подготовленные хирурги».
Курсы кройки и шитья
При Центре также была открыта научная лаборатория со специально обученными кадрами и амбулаторный кабинет, в котором работали высокопрофессиональные нефрологи, наблюдавшие пациентов на всем протяжении их жизни. «Построили отдельный операционный зал, потому что в общий хирургический зал нас днем не пускали, и нам приходилось оперировать по ночам, — вспоминает Розенталь. — У нас была очень хорошо поставлена научная работа. Мы подготовили трех хабилитированных докторов и 16 кандидатов наук — людей, которые сейчас работают в этом направлении. Из хирургов–трансплантологов трое сейчас доктора наук. Двое нефрологов — тоже доктора наук, то есть мы успешно развивались профессионально в научной лаборатории при нашем Центре. Это все было до 2018 года».
«А потом потихоньку нас начали уничтожать, — грустно замечает Янис Бицанс. — Самая большая ошибка в том, что вся донорская программа подчиняется не минздраву, а больнице Страдыня, которая никак не может указывать другим больницам, как им работать с донорскими органами.
Второй ошибкой стало, когда администрация больницы сказала: «Бицанс и Розенталь не будут заниматься пересадкой печени!» Ушел я, ушел Розенталь, отделение ликвидировали. Дали несколько коек в хирургическом отделении, где по–прежнему блестяще делают пересадку почки три обученных нами хирурга, но ни больница, ни министерство — никто не заинтересован в развитии.
И то, что сейчас было сделано несколько пересадок печени с плохими результатами — это потому, что неподготовленные люди начали их делать.
Идет операция. Фото из архива
А сейчас вообще предлагается: вот надо ликвидировать специальность трансплантолога, надо хирургов подучить — и они будут пересаживать все что надо. Но дело в том, что трансплантация состоит из трех частей: наличие правильно изъятого донорского орган, пересадка органа пациенту и иммунносупрессивная терапия — это тоже должны делать трансплантологи. И если человек не пройдет соответствующую подготовку — он ничего не будет знать о донорстве. А пускать в донорство человека несведущего нельзя. Всему этому не обучают на курсах».
Против больных
Чтобы успешно проводить операции по пересадке органов, нужно пять лет учиться хирургии и три года трансплантации, и только через 8 лет обученные специалисты начинают оперировать. «У нас было пять отделений: трансплантации почки, гемодиализа, координациннное BaltTransplant, биохимическая лаборатория и послеоперационное наблюдение, — рассказывает Рафаил Розенталь. — Помимо этого мы очень сильно помогли кардиохирургам, и теперь в Латвии довольно хорошо развита трансплантация сердца. У нас было много научных публикаций за рубежом, нас знали, с нами считались.
В 2018 году решили провести реорганизацию, и тут начались всякого рода интриги, которые привели к тому, что администрация больницы просто прикрыла отделение, где лежали наши больные после операции, посчитав, что все их лечение может происходить в обычной хирургической клинике.
Это неправильно, это против больных. Мы об этом писали, выступали, но все бесполезно.
Лаборатория перешла в Центральную лабораторию больницы, а амбулатория перешла к нефрологам в другой корпус. Централизованная организация была разрушена. Это привело к тому, что количество пересадок значительно уменьшилось.
И с этим связан еще один момент — совершеннейший провал в Латвии с трансплантацией печени. Это самая тяжелая хирургическая операция.
Если та бригада, которая сейчас по–прежнему занимается пересадкой почки — это подготовленные профессионалы, то необходимая подготовительная работа для проведения операций по пересадке печени проведена не была.
Идея отказа от специализации по трансплантологии исходит от какого–то идиота, по–другому я не могу сказать. Потому что во всем мире известно, что для трансплантологии нужна профессиональная подготовка, и мы этого в свое время добились. Мы еще не потеряли возможность оказывать помощь больным с почечной недостаточностью, но отношение со стороны администрации больницы к трансплантологам оставляет желать лучшего.
Что же касается диализа, то за него государство достаточно много платит, и лаборатории не спешат отправлять своих пациентов на трансплантацию в больницу Страдыня, потому что вместе с пациентами уйдет и их финансирование. А те, кто утверждает, что пересаживать органы может любой хирург, не только не понимает специфики трансплантологии, но и намеренно занимает определенную сторону во внутренних интригах».
Татьяна МАЖАН.