Российский режиссер и драматург Михаил Милькис назначен главным режиссером Театра на Покровке в августе этого года. Сегодня постановщик готовит к выпуску спектакль «Ю» по достаточно необычной пьесе Ольги Мухиной, написанной в 1996году. Наш театральный обозреватель побеседовала с Михаилом Милькисом о его впечатлениях о театре, в котором предстоит работать, о будущем спектакле, и дальнейших творческих планах.
— Михаил Радиевич, вы с августа являетесь главным режиссером Театра на Покровке и успели уже присмотреться к коллективу. Как вам репертуар театра? Как труппа?
— Я посмотрел за это время около 12 спектаклей, это более половины репертуара. Самое ценное в театре – это, конечно, сами актеры. Я был взволнован, получив предложение стать главным режиссером, так как в этом театре не был ни разу, а спектакли Сергея Арцибашева видел, но в других местах. Конечно, переживал потому, что не имел представления, кого встречу в театре, как встретят меня. Переживания были связаны и с тем, что я не знал, насколько слажен актерски состав, насколько одарен. Смотря спектакли, в первую очередь наблюдал за артистами. С радостью увидел, что здесь есть талантливые люди, есть с кем работать. Есть старая гвардия — артисты, которые были призваны самим Сергеем Николаевичем. С теми, кто пришел в труппу уже после ухода Арибашева, они коммуницируют вполне адекватно. Здесь есть вежливые, этичные, и человеческие, что не менее важно, отношения. Поэтому я успокоился и понял, что можно начинать работать и делать те вещи, которые с художественно точки зрения считаю нужным.
— А какие именно это вещи?
— Мне кажется, что театру на данный момент не хватает режиссерского внимания, то есть подробных репетиций, не быстрых, а с погружением. Конечно, как раньше, полтора года репетировать спектакль сегодня невозможно. Но мы начали репетировать, и я не тороплюсь с этим: актеры узнают меня, я — их, мы разговариваем. И в этом процессе взаимно раскрываемся. Пока что я в театр иду с радостью, мне хочется с ними работать.
— Из спектаклей, которые увидели, что понравилось?
—«Мой бедный Марат». Еще «Женитьба» — хотя она сделана давно, но я вижу, как та структура, которую придумал Сергей Николаевич, до сих пор работает. Несмотря на то, что спектакль, наверное, сильно отличается от того, который был в самом начале. Но тем ни менее, в нем прослеживается и чувство юмора, и ирония, которую туда закладывал Арцибашев. И в меня попала финальная мизансцена с песней.
Попал в меня и спектакль «Вечно живые», он показался очень интересным. На днях пойду на «Княжну Марью», на «Поминальную молитву».
— В Театре на Покровке – и этим он выгодно отличался от прочих — всегда ставили в основном классику. Автор выбранной вами пьесы «Ю» Оля Мухина – драматург, прогремевшая в начале двухтысячных, все же — не классик, да и к пьесе было много вопросов. Пьеса ироничная, запутанная, и в ней не сразу читается обозначенное поступательное развития. Указано место действия – Москва, но время действия не обозначено. События могли происходить и в 60-е, и в 80-е, и сегодня. Так почему вы остановились на этой пьесе? Каков ваш посыл в зал?
— Изначально я собирался репетировать «Безотцовщину» Чехова, даже было несколько репетиций. Но потом совершенно случайно наткнулся на сборник пьес Мухиной. Я слышал, что есть такой автор, что шел спектакль в театре Фоменко по ее пьесе «Таня- Таня». А когда я еще был студентом по пьесе «Ю» во МХАТе играли спектакль, поставленный Евгением Каменьковичем, я видел, правда, только его афиши. Но как только прочитал «Ю», понял, ( у меня такое бывает редко), что очень хочу заниматься этим текстом прямо сейчас. Не иметь это в планах, не отложить в режиссерский портфель, а начать конкретную работу над этой постановкой.
Мухину я читал впервые. В ее прозе есть очарование, ироничность, в ней прослеживается традиции русской драматургии – есть что-то от Чехова, есть и самобытность. Так что я предложил это произведение артистам по зову сердца, вовсе не рационально.
— Про что будет ваша «Ю», о чем она?
— О том, что все мы, рано или поздно, сталкиваемся с неизбежным. О нашей возможности это неизбежное принять достойно. Таков мой замысел. Но театр – дело живое, замысел всегда трудно облечь в короткие слова, и опыт мой подсказывает, что замысел часто видоизменяется в процессе репетиции. Под неизбежным же можно подразумевать разные вещи: и то, что находится на земле, и какие-то вещи метафизические. Это то, на что человек повлиять никак не может, но, сталкиваясь с этим, встает перед выбором: встретить ли достойно или усомниться, испугаться.
—Кого вы заняли из «старой гвардии» театра?
— Валерий Ненашев, Сергей Ищенко, Евгений Булдаков, Михаил Сегенюк и Татьяна Насташевская -этими артистами я очень доволен. Все они — вполне на своих местах. Есть у меня некие мысли возможных составов для других персонажей, но эти стоят крепко в моем восприятии. Премьера планируется в середине марта.
— А потом будете репетировать «Безотцовщину»?
—Предполагаю. Но, возможно, поменяю пьесу.
—Спрашиваю потому, что вы ведь « Безотцовщину» уже ставили в Мадриде?
— Ну, там в рамках театральной мастерской, я ставил лишь отдельные сцены: взял Платонова и трех женщин, его окружающих. Да, мы эту композицию действительно показывали в Мадриде, в театральной лаборатории с испанскими актерами. Это было десять лет назад. За это время все поменялось — и мои приемы, и мировоззрение, и ментальность артистов. Испанцы ведь никогда не сыграют Чехова так, как русские. Впрочем, и русские не сыграют, как испанцы. В этой постановке, конечно же, будут иные подходы.
Но в данный момент, я о следующих постановках не загадываю. Мне нужно выпустить «Ю» , посмотреть что получится, и отталкиваясь от этого, я смогу идти дальше.
— Сцена Театра на Покровке расположена на расстоянии вытянутой руки от зрителей. Это подразумевает совсем иную форму актерского существования, нежели существование актеров на большой сцене. Как вам удается работать в таком формате?
— Так сложилось, что мои первые режиссерские опыты проходили в стенах Школы-студии МХАТ, которую я заканчивал в свое время, как актер. И, выпустившись, я туда был приглашен в качестве педагога. Мои первые постановки были именно там, а эта сцена была очень миниатюрна по своим габаритам. Учебная сцена по размерам — такая же, как сцена Театра на Покровке. Мне близок и знаком интимный диалог со зрителем, близкое расстояние от актеров до зала. И как раз с этим проблем не будет.
—Ну, а с чем возникают проблемы у вас на данном этапе, как у главного режиссера?
— Не назвал бы это проблемами. Идет притирка. Есть обычные решаемые вопросы,. если они встречаются, мы их обсуждаем. Я сталкиваюсь с тем, что тот метод, который я предлагаю сегодня, он не сразу понимается артистами, особенно старшего поколения. Они привыкли к другому. Но поскольку опыт у меня уже есть, это не первая моя работа и не вторая, то понимаю, что через диалог, через объяснение своего взгляда на предмет, можно ко всему постепенно прийти и найти консенсус. Это очень интересный процесс для всех – погружение в новое. Но, конечно, если кто-то не видит никакой связи с предложенной пьесой, то я работать не заставляю. У нас один человек из команды удалился по нашему взаимному согласию – пьеса не была ни понята, ни принята. И такое тоже в театре бывает.
Меня часто спрашивают узнавшие о моем назначении на пост главного режиссера коллеги, собираюсь ли я что-то кардинально менять, двигать, увольнять. В самом этом вопросе я слышу ожидание перемен, как будто я должен был прийти, все раскидать, сменить весь репертуар, поменять вывески, вкрутить лампочки. У меня такого желания не было изначально. Я – человек, который всегда аккуратно входит в уже работающую, (и в данном случае, хорошо работающую) структуру. Все изменения, которые будут происходить, могут занять какое-то время. Сколько времени мне судьбой будет отмерено что-то сделать в этом театре, столько и сделаю. Но все, что там будет меняться мною, оно будет меняться не через внешнее, не через фасад, хотя это тоже важно. Для меня важнее дать этим артистам, которые когда-то создали свою собственную легенду, свой бренд, возможность вернуться в новом свете, блеске. Я вижу, что среди них есть ностальгия по тому времени, когда при Сергее Николаевиче Арцибашеве театр бурлил, жил, совершались какие-то художественные радикальные эксперименты, велись поиски нового способа существования, новых форм коммуникации со зрителем.
Вот мне и хочется найти для актеров что-то новое , такое, на что, они с радостью пойдут: нет, не эпатажность, а возможность новой искренности для каждого. Чтобы их талант заиграл бы в новом свете.
— Вы ведь сам – актер. Вы на площадке — диктатор? Выбегаете на сцену, показываете?
— Мне кажется, что всякий режиссер в душе — диктатор и тиран. Иначе не может быть. Другое дело, что тактика у всех разная – кто-то открытый тиран, а кто-то интеллигентно- деликатный. Я себя причисляю ко второй группе. Если меня не доводить, я очень терпелив. Могу что-то и показать, как я это вижу, но вообще-то это не моя стихия – «выбегать» на сцену. Если уж выходить, то надо играть по настоящему, то есть играть внутри самого спектакля.
Елена Булова.
Фото Дианы Евсеевой и кадр из фильма«В ожидании весны»