«Непропорциональная» реакция: как в разных странах женщины рассказывают о насилии

Такая реакция — не редкость: мужчины, которых публично связывают с историями о насилии, почти всегда угрожают пострадавшим обращениями в суды за защитой своего доброго имени, в некоторых случаях действительно подают соответствующие иски. Как правило, они просят признать высказывания женщин не соответствующими действительности, обязать их удалить публикации, публично опровергнуть свои слова, а также компенсировать причиненный им моральный вред.

Однако высказывание женщин о насилии имеет высокую общественную значимость и подлежит особой защите со стороны закона. Ограничение такого высказывания может не только привести к ретравматизации пострадавшей женщины, но и негативно повлиять на желание других женщин говорить о своем опыте. 

Право рассказать о субъективном опыте

Первой в России громкой историей о праве говорить о насилии стало дело журналистки Екатерины Федоровой. В январе 2019 года на своей личной странице в Facebook (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена. — Forbes Woman) Екатерина написала о том, что пострадала от нежелательных сексуализированных действий со стороны соучредителя PrimaMedia Алексея Мигунова. Мигунов подал иск о защите чести и достоинства против самой Федоровой и ее подруг, сделавших репост публикации. 22 мая 2019 года Первореченский районный суд города Владивостока признал, что слова Федоровой о пережитом ею насилии не соответствуют действительности и порочат Мигунова. 

Федоровой потребовалось 3,5 года, чтобы защитить свое право на свободу выражения мнения. Тем не менее именно благодаря ее делу в российской судебной практике начал формироваться подход к высказыванию женщин о насилии как к требующему особой защиты со стороны закона.

16 июня 2020 года Девятый кассационный суд общей юрисдикции отменил решения нижестоящих судов и вернул дело на новое рассмотрение в Первореченский районный суд города Владивостока. Суд указал, что «право женщин на жизнь, свободную от гендерного насилия, неразрывно связано с другими правами человека, таким как право на свободу выражения мнений, и неотделимо от этих прав. Одной из форм обсуждения латентной и табуированной проблемы сексуального насилия стала возможность для переживших насилие женщин открыто делиться своим опытом, обсуждать его со своими близкими и с общественностью на личных страницах в социальных сетях … Таким образом, вмешательство в свободу выражения мнения женщины, которая подверглась насилию, требует от суда наиболее острого контроля». С этой позицией 28 января 2021 года согласился и Верховный Суд. 

Рассматривая дело Федоровой повторно, Первореченский районный суд города Владивостока отказал Мигунову в удовлетворении иска. В своем решении от 7 июля 2022 года суд признал, что целью высказывания, хотя и выраженного в форме утверждения о фактах и событиях, в контексте всего текста публикации являлось не обвинение Мигунова, а информирование аудитории о пережитом Федоровой опыте, который она субъективно расценивала как насилие. Это решение вступило в законную силу лишь 19 октября 2022 года, когда Приморский краевой суд отказал Мигунову в удовлетворении апелляционной жалобы.

Говоря о российской судебной практике, нельзя не упомянуть попытки истцов ограничить высказывания журналистов, авторов расследований о насилии и домогательствах в школах и университетах. Например, 8 июня 2022 года Никулинский районный суд города Москвы отказал в удовлетворении иска Сергея Сергеева к журналистке Юлии Лукьяновой и интернет-изданию «Проект» (признан в России нежелательной организацией. — Forbes Woman). В июне 2021 года журналисты опубликовали статью и видеорепортаж «Физика твердого тела. Расследование о многолетних домогательствах к ученикам элитной школы при МГУ», героем которой стал преподаватель физики Сергеев. 

В ходе судебного разбирательства суд допросил в качестве свидетелей восемь учеников СУНЦ МГУ разных лет, которые подтвердили, что к ним, тогда еще несовершеннолетним, применялись действия сексуального характера. Из решения суда следует, что «сведения, распространенные в спорной публикации», являлись их субъективным мнением о пережитом опыте, который они расценивали как домогательства. Суд отдельно подчеркнул, что у Лукьяновой было право на распространение информации по общественно значимым вопросам. В настоящее время Сергеев обжалует решение суда в апелляционной инстанции.

Общественно значимые высказывания

13 октября 2017 года журналистка Сандра Мюллер публично обвинила главного редактор телеканала о конном спорте Equidia Эрика Бриона в сексуальных домогательствах. Мюллер называют «создательницей французского движения» #MeToo (во Франции используется хештег #BalanceTonPorc). Брион подал диффамационный иск в суд. Он не отрицал, что действительно допустил некорректное высказывание в адрес Мюллер. Но заявил, что ее публикация и последующая «непропорциональная» реакция на нее резко негативно повлияли на его карьеру и личную жизнь, поскольку публично выставили его насильником. Мюллер утверждала, что не имела намерения опорочить истца. 

В сентябре 2019 года суд взыскал с Мюллер €15 000 в счет компенсации морального вреда и €5000 в части расходов Бриона на адвоката. В апреле 2021 года Апелляционный суд Парижа отменил решение суда первой инстанции и пришел к выводу, что «даже если Эрик Брион пострадал, будучи первым мужчиной, осужденным в рамках движения #BalanceTonPorc, Сандра Мюллер действовала добросовестно». 11 мая 2022 года Кассационный суд также решил, что «заявления (Мюллер) имели достаточное фактическое основание и являлись взвешенными», следовательно, не посягали на честь и достоинство истца. Суд указал, что высказывание Мюллер вносит вклад в значимую общественную дискуссию о нежелательном поведении некоторых мужчин по отношению к женщинам.

В этот же день Кассационный суд вынес еще одно решение по иску о защите чести и достоинства в пользу женщины, рассказавшей о насилии. 18 октября 2017 года Александра Бессон, дочь бывшего министра Эрика Бессона, публично рассказала о том, что в 2010 году столкнулась с сексуальными домогательствами со стороны бывшего министра Пьера Жокса. Жокс оказался на соседнем с Бессон кресле в опере, во время спектакля против ее воли дотрагивался до ее тела. Кассационный суд вновь счел, что Бессон действовала добросовестно и ее высказывание являлось общественно значимым.

Иной подход к определению того, во всех ли случаях высказывание женщины о насилии вносит вклад в общественную дискуссию, демонстрирует апелляционный суд штата Миннесота. Например, в деле «Johnson v. Freborg», которое в ближайшее время будет рассмотрено Верховным Судом штата, суд пришел к выводу, что высказывание женщины о домогательствах и насилии в танцевальном сообществе имело скорее личную, чем общественную направленность. По мнению суда, об этом свидетельствовало то, что в высказывании в основном упоминались трое мужчин, оно не обращалось к проблеме насилия в целом. Хотя в самом начале публикации до рассказа о личном опыте автор указывает, что она «в ярости от историй, рассказанных женщинами-танцовщицами», и далее добавляет хештеги #metoo #dancepredators, явно указывающие на принадлежность этого высказывания к более широкой общественной дискуссии. 

В особом мнении судья Виилок указывает на искусственность этого разделения, поскольку упоминание частного лица никогда не делает высказывание о насилии частным вопросом. Она также обращает внимание на необходимость учитывать критический контекст движения #МeToo в качестве одного из факторов анализа. 

Если государственные механизмы не работают

1 июня 2020 года в Facebook и других социальных сетях появилась публикация о колумбийском политике Даниэле Киросе, который якобы злоупотреблял своим положением и совершал насилие. Публикация была сделана через феминистское движение, которое принимало жалобы от пострадавших, и, предупреждая последних о рисках, публиковало на своей странице в социальных сетях сообщения о мужчинах, применяющих насилие. При этом пострадавшие могли сделать выбор, указывать имя мужчины или нет. Кирос подал иск в отношении нескольких феминистских инициатив, которые распространили эту информацию.

Суды первой и апелляционной инстанций удовлетворили иск и указали, что жалобы на насилие должны подаваться через установленные в государстве правовые механизмы, а не через публикации в социальных сетях. В противном случае такие заявления являлись бы публичным обвинением лица в совершении насилия в отсутствии приговора суда.

В своем решении Конституционный Суд проанализировал влияние информационных технологий на развитие феминистского движения и появление новых способов участия женщин в общественной и политической жизни. Суд указал, что в связи с развитием социальных сетей в мире (и особенно в Латинской Америке) появилось множество групп и киберфеминистских инициатив, через которые женщины могут высказываться и быть услышанными по различным вопросам политической, социальной и экономической жизни. Использование социальных сетей повышает участие женщин в общественной жизни и помогает бороться с проблемами неравенства в доступе к ресурсам, нарушения прав и насилия, посчитал суд.

Суд также обратил внимание на использование практики общественного порицания в иных контекстах и указал на ее значимость в случае, когда правоохранительная и судебная система не способна эффективно бороться с нарушениями прав. При этом публикации в рамках движения #MeToo названы «способом выразить несогласие в простой форме и обеспечить новые формы общественного участия и выражения мнения через социальные сети». 

Наконец, суд отметил, что обязание публично опровергнуть информацию из спорной публикации «вне всяких сомнений приведет к ревиктимизации пострадавших от насилия, которые находят в социальных сетях способ сделать эти случаи видимыми и отстоять уважение к правам женщин».

Не отговаривать пострадавших от борьбы

В деле «Sagaille vs Carrega» Верховный суд штата Нью-Йорк рассматривал диффмационный иск Крисми Сагайла к Кристине Карреге — девушке, которая пострадала от действий сексуального характера, совершенных Сагайлом. 

Суд первой инстанции указал, что законодательство штата Нью-Йорк предусматривает определенные механизмы защиты от юридической ответственности за диффамацию для лиц, сообщивших о неправомерных действиях. Несмотря на это, суд отметил, что Каррега не имеет права на такую защиту, потому что сексуальное нападение, совершенное в отношении нее, и было тем видом неправомерных действий, о котором она сообщила. Суд также постановил, что Кристина могла быть заинтересована в сообщении ложных сведений для продвижения собственной профессиональной карьеры. 

Однако Апелляционный суд штата Нью-Йорк отменил решение нижестоящего суда и обязал его отклонить все иски против Карреги. Апелляционный суд назвал решение суда первой инстанции «неприемлемым результатом», который «свидетельствует об устаревших предположениях, которые с давних пор мучают жертв сексуальных нападений», и который будет иметь «эффект отговаривания жертвы от обращения за охранным ордером» и «поощрения сексуальных насильников, которые стремятся использовать правовую систему для того, чтобы заставить замолчать своих жертв».

Страховка от оговора — высокие стандарты доказывания

Одним из наиболее ярких и одновременно противоречиво воспринимаемых американских процессов последнего времени, затрагивающих конфликт между свободой высказывания и правом на доброе имя, безусловно, является дело «Джонни Депп против Амбер Херд» (John C. Depp, II v. Amber Laura Heard). Напомним, что в данном споре Депп и Херд встречно обвинили друг друга в клевете, хотя многие медиа пытались освещать кейс именно как попытку Деппа запретить Херд публично высказываться о пережитом ею насилии. В результате открытого шестинедельного процесса присяжные заседатели признали обоих актеров виновными в диффамации (клевете) в отношении друг друга. При этом значительно бóльшую сумму компенсации суд присудил Деппу, поскольку он, в отличие от Херд, смог доказать, что порочащие сведения были не просто ложными, но распространялись именно с заведомой целью нанести Деппу вред.

Общественность отреагировала на вердикт крайне неравнодушно. Одни говорили, что выигрыш Деппа означает проигрыш для всех женщин, которые хотели бы поднять тему насилия, публично рассказав о собственном опыте. Другие, напротив, настаивали, что высокие стандарты доказывания в таких делах как раз гарантируют право жертв реального насилия быть услышанными, а жертв реальной клеветы — защищенными от нее.

Приговор был обжалован Херд, и очевидно, что на новом витке развития спора между ней и Деппом вновь поднимется вопрос о соотношении эффективности правовых инструментов защиты права на доброе имя и инструментов защиты права говорить о личном травмирующем опыте. Хотя точка в этом кейсе будет поставлена нескоро, он действительно серьезным образом может повлиять на развитие американской практики по аналогичным делам.

Именно поэтому так важно сохранять высокий уровень стандартов доказывания в делах о клевете, защите чести, достоинства и репутации — стандарт, при котором истец в таких делах должен доказать, что опубликованные сведения являются ложными, порочащими и, главное, распространенными именно с целью нанести истцу вред. При этом следует отталкиваться от того, что право на свободу выражения мнения — в том числе когда речь идет о высказывании о личном опыте насилия — одно из основополагающих прав человека, и должно защищаться соответствующим образом. 

Как формируется судебная практика

В России иски о защите чести и достоинства подавались и против других женщин, решившихся рассказать о насилии. Например, 28 июля 2020 года Солнцевский районный суд города Москвы отказал в удовлетворении иска, поданного против матери сестер Хачатурян Аурелии Дундук родственниками Михаила Хачатуряна. Поводом для подачи иска послужило интервью Дундук Первому каналу, в котором она рассказала о злоупотреблениях со стороны Хачатуряна.

22 ноября 2021 года и 29 марта 2022 года Четвертый кассационный суд общей юрисдикции направил на новое рассмотрение два дела о защите чести и достоинства по искам Михаила Мартынова к его бывшей супруге Александре Ивановой. Мартынов, в отношении которого в настоящее время рассматривается уголовное дело по обвинению в совершении в отношении Ивановой насилия, оспаривал содержание двух интервью, данных Ивановой в СМИ. От одного из исков он впоследствии отказался. При рассмотрении второго дела суд взыскал с Ивановой в пользу Мартынова компенсацию морального вреда в сумме 1000 рублей, но отказал последнему в требовании обязать Иванову публично опровергнуть свои слова.

16 сентября 2022 года Красногорский городской суд Московской области отказал Александру Палию в удовлетворении иска к Ольге Жерновковой, выпускнице биологического факультета МГУ. На личной странице в Instagram (принадлежит компании Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена. — Forbes Woman) Жерновкова рассказала о сексуализированном насилии и домогательствах со стороны Палия во время их пребывания на Беломорской биологической станции. В тот период Жерновкова была студенткой, а Палий — сотрудником станции. В своей публикации Жерновкова также сообщила, что ей известны и другие аналогичные случаи.

Во всех упомянутых делах суды пришли к выводу, что попытки истцов ограничить право женщин рассказать о пережитом ими опыте насилия должны подвергаться наиболее острому судебному контролю. Табуированность темы насилия, его высокая латентность, а также тот факт, что высказывание о насилии в отношении женщин представляет собой высказывание по общественно значимой проблеме, предопределяет его особый статус и потребность в защите.

Однако были и противоположные решения. 6 декабря 2021 года Петроградский районный суд города Санкт-Петербурга частично удовлетворил иск бывшего профессора РГПУ Александра Кобринского к журналистке Софье Вольяновой и взыскал с нее компенсацию морального вреда в сумме 300 000 рублей. В ноябре 2020 года издание «Холод» опубликовало репортаж Вольяновой «Блистательный профессор. Студентки обвиняют петербургского филолога и политика Александра Кобринского в неэтичном поведении и домогательствах». Эта публикация и послужила основанием для предъявления иска.

Диффамационные иски подаются и против женщин, поделившихся своим опытом пережитого насилия, и против журналистов, рассказавших их истории в СМИ. Некоторые из этих исков были удовлетворены, а ответчики — вынуждены удалить публикации или компенсировать истцам моральный вред. В определенной степени это свидетельствует о том, что подход к сообщению о насилии как к общественно значимому высказыванию, ограничение которого допустимо только в редких случаях, в российской судебной практике окончательно не сложился.

Но судебная практика разных стран идет по пути признания высокой общественной значимости высказываний людей о пережитом ими домашнем или сексуальном насилии. В своих решениях суды напрямую указывают, что такое высказывание ценно не только для самих пострадавших, но и для общественной дискуссии в целом. В том числе потому, что возможность открыто говорить о своем опыте и озвучивать проблему насилия — это способ борьбы с многолетней табуированностью темы. 

Публичное высказывание о насилии подлежит судебной защите, даже если пострадавшие никогда не сообщали о случившемся в полицию. Право говорить вслух о своем опыте не может быть поставлено в зависимость от наличия расследования или обвинительного приговора в отношении обидчика. Ограничение такого высказывания может не только привести к ретравматизации пострадавших, но и негативно повлиять на правовое регулирование в сфере профилактики насилия и борьбы с ним.