В прошлой части мы кратко обозначили развитие стратегических ядерных сил (СЯС) с середины и до конца холодной войны, формирование современного облика ядерной триады и более подробно остановились на возможных путях развития сухопутного компонента триады — межконтинентальных баллистических ракет (МБР) в шахтных пусковых установках (ШПУ) и в составе подвижных грунтовых ракетных комплексов (ПГРК). Осталось рассмотреть воздушный и морской компонент триады, а также не откажем себе в искушении заглянуть «за горизонт».
Воздушный компонент. Поиск оправдания существования
Тяжелые самолеты были первыми носителями ядерного оружия — свободнопадающих бомб, и долгое время они и оставались основными. Со временем ракеты на вооружении стратегической авиации сначала дополнили, а потом и практически заменили бомбы, особенно после рождения крылатых ракет большой дальности (КРБД) современного облика, одновременно малогабаритных и большой дальности. Однако, несмотря на новое оружие, бомбардировщики-ракетоносцы все еще имели ряд проблем, которые привели к тому, что сохранились они на вооружении только у США и России (и отчасти у Китая, который ведет программу создания нового бомбардировщика, однако, вероятно, менее приоритетную, чем разработки МБР и атомных ракетных подлодок).
В первую очередь это наименьшая среди других компонентов триады СЯС устойчивость. Большие самолеты с высочайшими требованиями к наземной инфраструктуре в мирное время сосредоточены на нескольких авиабазах, а в угрожаемый период их возможно распределить между еще несколькими потенциально готовыми, но это все еще будет небольшое количество простых для поражения при ядерном ударе противника целей. Потенциально возможна организация в период наибольшей опасности дежурства в воздухе (в США в рамках операции Chrome Dome в 1960–1968 гг. даже была попытка сделать воздушное дежурство нормой [1]), но подобная практика на длительный промежуток времени окажется скорее вредной, так как утомление личного состава и возрастающая потребность в обслуживании техники начнут, наоборот, снижать общее количество боеготовых машин. Более щадящий вариант — дежурство части парка в высокой (пяти-, пятнадцатиминутной) готовности к взлету на земле. При хорошо отработавшей системе предупреждения о ракетном нападении (СПРН) и быстром прохождении команд есть шансы успеть вывести дежурные машины из-под удара. Самолет, в отличие от МБР, всегда можно вернуть после взлета, так что данный элемент ответно-встречного удара можно делать в большей мере автоматизированным, минимально задействующим человеческий фактор. Хотя это все равно не более, чем полумеры.
С другой стороны, если ядерной стадии предшествовала конвенционная, то не исключено, что стратегическая авиация понесет значительные потери еще на ней. В отличие от подводных ракетоносцев и МБР она не просто целиком «двойного назначения», но и имеет высочайшие возможности именно в неядерном конфликте, использовать которые (или лишить этого противника) станет большим искушением. Эти возможности сами по себе будут легализовывать удары по ней, в то время как атаки чисто ядерных компонентов СЯС или СПРН с высокой долей вероятности вызовут «крайне болезненную» реакцию оппонента, который решит, что начали выводить из строя его потенциал ответного ядерного удара.
Однако упомянутый выше в качестве недостатка потенциал конвенционного применения стратегической авиации одновременно и ее важнейшее достоинство. Возможности по проекции силы и нанесения неядерных ударов на межконтинентальных дальностях уникальны, сравниться тут может только крупный океанский флот (удовольствие, мягко говоря, недешевое и требующее заблаговременного развертывания в регионе).
В 1991 г. в начале реализации операции «Буря в Пустыне» США продемонстрировали возможность [2], а потом неоднократно применяли уже в «рабочем режиме» нанесение ударов по целям на другом конце мира, взлетая прямо с домашних аэродромов. Ранее, в ходе войны за Фолькленды английские дальние бомбардировщики Vulcan в ходе операции Black Buck поразили важные аргентинские цели, действуя с удаленного тылового острова Вознесения — шестнадцатичасовой рейд был рекордным для того времени. Ракетоносцы российских ВКС в Сирии географически применялись в куда более простых условиях (строго говоря, они могли стрелять крылатыми ракетами сразу после взлета), но с целью продемонстрировать потенциал 17 ноября 2015 г. группа Ту-160 и Ту-95МС облетела по кругу «против часовой стрелки» всю Европу и атаковала цели со стороны Средиземного моря крылатыми ракетами большой дальности, проведя в воздухе почти 16,5 ч.
Именно в повышении длительности полета и новом вооружении видится дальнейшее развитие бомбардировочной авиации, которое должно дать принципиально новые возможности и в качестве компонента ядерной триады. Однако это потребует принципиальных, даже почти радикальных решений.
Основной проблемой, как уже упоминалось выше, является повышенная уязвимость ракетоносцев как в процессе удара, так и во время дежурства. Первое частично решили КРБД — еще на рубеже 1980–1990-х гг. ими была достигнута дальность порядка 3000–3500 км (всегда стоит помнить, что речь идет о полете по экономичному профилю и по прямой — в реальности она окажется несколько ниже). Речь о советской Х-55СМ, созданной просто установкой дополнительных баков на Х-55 и до сих пор состоящей на вооружении, и американской AGM-129A ACM, снятой в 2012 г. с вооружения из-за экономии. Позднее, уже в России была создана наиболее передовая на сегодня в мире КРБД — Х-102 [3] с дальностью, ориентировочно, около 5 тыс. км. В Китае на вооружении ракетоносцев массово состоят ракеты CJ-20 с дальностью порядка 2000–2500 км. Для акторов, имеющих задачу ядерно сдерживать Вашингтон, ситуацию, конечно, осложняют география (основные регионы США прикрыты Аляской и Канадой), американская система союзов и развернутый океанский флот, но созданные КРБД уже обеспечивают относительно безопасные для носителя рубежи пуска. Тем не менее сохраняется проблема уязвимости самих КРБД облика конца холодной войны, опиравшихся на прорыв ПВО на предельно малых высотах и собственную пониженную заметность. Развитие радаров воздушного базирования и сетецентрических систем передачи целеуказания делает их в перспективе все более уязвимыми — обнаружение маловысотной крылатой ракеты истребителем с мощной радиолокационной станцией (можно обойтись даже без самолетов дальнего радиолокационного обнаружения) и автоматическая передача целеуказания на ЗРК уже реальность, отрабатываемая на учениях. Из-за сокращения численности стратегической авиации надеяться на массовый пролом ПВО большим количеством ракет также не стоит.
Хотя «классические» КРБД еще будут сохранять актуальность благодаря хорошему отношению дальности к массогабаритным характеристикам, на роль «серебряной пули» они более не годятся. Вероятно, будущее вооружения стратегической авиации связано с возвращением на новом технологическом уровне аэробаллистических ракет, которые, в соответствии с современными трендами, неизбежно будут называть «гиперзвуковыми». Этот термин с легкой руки политиков объединяет сейчас очень многое. В данном случае имеются в виду ракеты, запускаемые в воздухе с самолета и выполняющие с помощью разгонной ступени с обычным ракетным двигателем набор скорости и высоты вплоть до самых верхних слоев атмосферы или даже выходя из нее. Далее полет продолжает управляемый планирующий малогабаритный боевой блок, не имеющий собственного двигателя, который может использовать имеющееся у себя аэродинамическое качество и возможность управляемого полета как для планирования или «рикошета» от верхних слоев атмосферы для повышения дальности полета, так и для маневрирования с целью преодоления ПВО или ПРО противника, а также для более точного наведения на цель на финальном этапе. Кроме вышеописанных так называемых «глайдеров» (или boost glide) к авиационному гиперзвуковому оружию относят высокоскоростные крылатые ракеты, летящие в относительно плотных слоях атмосферы за счет тяги постоянно работающего гиперзвукового прямоточного двигателя (ГПВРД), но, вероятно, в обозримом будущем они получат худшее, чем у «глайдеров», соотношение дальности к массогабаритным характеристикам и будут больше подходить для тактических задач.
Стратегический ракетоносец с тяжелыми ракетами, прорывающими ПВО или ПРО за счет своих летных характеристик, станет в каком-то смысле возвращением к пути, с которого авиация свернула с распространением малогабаритных дозвуковых маловысотных КРБД. Например, Ту-160 создавался под тяжелые гиперзвуковые крылатые ракеты Х-90, а в США в начале 1960-х гг. авиационная баллистическая ракета GAM-87 Skybolt даже дошла до стадии испытаний [4]. Английские бомбардировщики Vulcan должны были нести по две, а американские B-52H по четыре, а в перспективе — по восемь [5] ракет с дальностью до 1800 км, что стало бы серьезной проблемой (например, Москву можно было бы поражать пуском из воздушного пространства Скандинавии за несколько минут).
Тем не менее ракеты решат только одну из вышеуказанных проблем воздушного компонента СЯС — повысят вероятность успешной доставки заряда к цели во время атаки. Остается вторая — крайне низкая устойчивость самих ракетоносцев. Действенным путем ее повышения может быть только обеспечение возможности хотя бы в угрожаемый период вести постоянное дежурство в воздухе. Однако с текущими платформами это труднодостижимо — время межполетного обслуживания современных ракетоносцев будет сопоставимо или даже превосходить допустимые при регулярных полетах сутки-полтора в воздухе. При этом достаточно быстро наступит чреватое аварийными ситуациями перенапряжение экипажей и техники. Хотя в реальных боевых условиях проходили бомбовые рейды длительностью для экипажей по двое суток (и по трое для техники [6]), но это было на пределах возможностей и с долгой предварительной подготовкой, а также последующим отдыхом. Такая эксплуатация всего парка в течение нескольких недель неизбежно приведет к началу стремительной «естественной убыли». Конечно, поддержание в воздухе очень небольшой его доли возможна — в 1960-х гг. ВВС США регулярно и длительное время осуществляли миссии постоянного дежурства в воздухе, но если сравнить их парк из многих сотен машин с современными, то пропорциональным окажется постоянное дежурство в воздухе одной машины, в лучшем случае — пары.
Решение лежит в области уменьшения времени межполетного обслуживания и одновременно повышения длительности полета. Это может быть достигнуто за счет создания стратегических БПЛА или опционально пилотируемых модификаций пилотируемых ракетоносцев. В отношении существующих платформ эти задачи не имеют радикального решения — уменьшать в ходе модернизации время их обслуживания (а новая авиатехника, несмотря на локальные проблемы, имеет все же такую тенденцию) и улучшать условия для экипажа можно только «косметически». Но новые платформы однозначно будут создаваться уже с учетом этого — так относительно перспективного американского бомбардировщика B-21A Raider с самой ранней стадии говорилось о планах создания опционально пилотируемой версии, обсуждается и отдельная программа беспилотного «стратега». Современные крупные БПЛА, изначально рассчитанные на длительные полеты, показывают настоящие чудеса в этой области. Так, например, для небольшой группы RQ-4 Global Hawk, развернутой на Сицилии, суточные полеты в Черноморский регион — будничная работа, которой они занимаются уже не первый год. Нет причин считать, что российский ПАК ДА, также, согласно заявлениям, дозвуковое малозаметное «летающее крыло», не будет пользоваться этими возможностями. Вероятно и использование запускаемых в воздухе БПЛА-ведомых, которые будут помогать в прорыве ПВО, обнаружении противника и воздушном бое.
Конечно, картина беспилотного ядерного бомбардировщика психологически весьма дискомфортна — вдруг ему «в голову взбредет» что-то, но ведь никого не беспокоит, что у МБР нет пилота и после «команды на взлет» ее не остановить. Впрочем, более оптимальным видится сценарий, в котором беспилотные вылеты ведутся в конвенционных конфликтах, а на ядерном дежурстве в кабинах опционально пилотируемых машин будут находиться экипажи с минимальной нагрузкой, освобожденные от ошибок на фоне усталости и обеспеченные уровнем комфорта, достаточным для дежурства на пару суток. В случае если будет возможно держать в угрожаемый период в воздухе, например, десяток машин с несколькими эффективными аэробаллистическими ракетам в каждой, то это вполне может стать интересной альтернативой ПЛАРБ в качестве сверхживучего компонента триады.
Морской компонент. Ненадежное почивание на лаврах?
Разве подобная альтернатива ПЛАРБ нужна? Ведь этот вид СЯС наиболее распространен, и во всех ядерных державах идут программы разработки или строительства перспективных подводных ракетоносцев:
- в России строится и развивается серия лодок типа «Борей»
- в США заложен первый ракетоносец нового типа «Колумбия»
- в Китае активно строится морская компонента СЯС — лодки типа 094 уже близки к мировому уровню и пригодны для боевого дежурства, а перспективные 096 должны на него выйти полноценно
- во Франции объявлено о начале проектирования перспективных лодок по программе SNLE 3G, которые должны сменить достаточно новые лодки типа Triomphant
- в Великобритании начата работа над частично унифицированными с американскими «Колумбиями» лодками типа «Дредноут»
- в Израиле, как считается, неатомные лодки типа «Дельфин» вооружены крылатыми ракетами большой дальности с ядерными боевыми частями Popeye Turbo, а строящиеся лодки типа «Дакар», возможно, получат уже баллистические ракеты
- в Индии строится серия лодок Arihant, состоящие на вооружении находятся на достаточно примитивном уровне, но развиваются
- в Пакистане ядерными крылатыми ракетами большой дальности Babur-3 планируется (или уже удалось) вооружить лодки типа Agosta, в перспективе и более новые Hangor китайской постройки
- и даже КНДР имеет достаточно впечатляющую программу испытаний нескольких типов БРПЛ, хотя, возможно, и испытывает трудности со строительством лодок
С чем связана такая популярность и единодушие? Подводные лодки считаются платформой с самой высокой устойчивостью, гарантирующей ответный удар — а значит, и осуществляющей наиболее эффективно ядерное сдерживание через устрашение противника контрценностным ударом (в просторечье «по городам»). Для обеспечения этого в ряде стран реализуется политика постоянного дежурства в море как минимум одной лодки (известное как continuous at sea deterrent — СASD). Этого постоянно, уже десятилетия, придерживаются США, Великобритания и Франция, есть сообщения, что к этой практике приступил и Китай. Остальные страны опираются на периодическое патрулирование и готовность развернуть лодки в море в угрожаемый период. Кроме того, ПЛАРБ удобны и для внезапной атаки на меньшей дистанции с небольшим подлетным временем — хотя для многих стран это сопряжено с дополнительными рисками (не у всех есть большая система союзов и дружественных морей).
На сегодняшний день надежное поражение ПЛАРБ на боевом патрулировании, особенно если она будет действовать в защищенных «бастионах» прибрежных морей державы-владельца (роскошь, ставшая доступной с обретением БРПЛ достаточной дальности), действительно практически невозможно. Конечно, можно организовать массированный воздушно-надводно-подводный «штурм» бастиона, но это соизмеримо с атакой ШПУ МБР и средств СПРН противника на конвенционной стадии конфликта — реакция может быть, мягко говоря, нежелательной. Альтернативой выступает попытка скрытого проникновения, выслеживания и атаки по команде ПЛАРБ посредством своей субмарины-охотника, но в условиях угрожаемого периода противолодочная оборона противника будет максимально сосредоточена на борьбе с этой угрозой, и такой сценарий близок к суицидальному.
Однако в скором будущем характер угроз может измениться. Легкие беспилотные подводные аппараты уже массово эксплуатируются на флотах мира для вспомогательных задач (преимущественно борьбы с минами и обследования подводных объектов). Начинаются опыты с эксплуатацией достаточно крупных, многоцелевых и обладающих длительной автономностью (характерным примером может быть недавно спущенная на воду американская Orca). Они все еще значительно уступают по ходовым и боевым характеристикам полноценным субмаринам, но, проводя параллели с авиационной средой, наверняка будут их стремительно нагонять. Гипотетический узкоспециализированный подводный боевой дрон-охотник (опционально «камикадзе») сможет достичь нужных гидродинамических и акустических характеристик; трудности будут лежать, скорее, в областях управления и средств обнаружения целей, но они также, вероятно, решаемы. Такие дроны смогут либо качественно усилить натиск на «бастионы», либо вовсе размещаться в них заранее, по возможности скрытно, на больших глубинах, став лишней головной болью. Достаточно уверенно можно предположить, что в течение пары десятилетий беспилотные подводные аппараты станут реальным противником для субмарин — для судостроительных программ и срока службы боевых кораблей это небольшой срок.
И эта проблема осознается уже вполне определенно — так, в США при обсуждении необходимого количества пусковых шахт на новых ракетоносцах типа «Колумбия» потенциальное снижение устойчивости подводного компонента СЯС в перспективе упоминалось как повод не складывать слишком много ядерных «яиц в одну корзину» (в смысле защиты уменьшения количества пусковых шахт по сравнению с имеющимися ракетоносцами «Огайо»), а гипотетический мобильный вариант перспективной сухопутной МБР LGM-35 Sentinel (программа GBSD) предлагается «держать в уме» на случай «прорыва в области средств противолодочной борьбы».
Однако подводный беспилотник может стать как проблемой, так и возможностью. Звенья беспилотных подводных аппаратов будут прикрывать ПЛАРБ, дополняя штучные многоцелевые субмарины, бороться с минными постановками и даже могут стать новым средством доставки ядерных зарядов — в первую очередь тактическим, но, возможно, и стратегическим. Разумеется, тут на ум в первую очередь приходит отечественный «Посейдон», который, хотя СМИ упорно называют его «ядерной торпедой», фактически является беспилотным подводным аппаратом с атомной силовой установкой, а значит, вероятно, крайне высокой автономностью, дальностью, высокими гидродинамическими характеристиками и энергетикой. В совокупности это открывает дорогу для множества применений, из которых «торпеда Сахарова» (на деле не его, конечно) с пресловутыми «цунами после взрыва стомегатонного заряда» [7] выглядит далеко не самым полезным и эффективным, но все же альтернативным средством доставки, возможно, имеющим потенциал в первую очередь как игнорирующая в принципе ПРО.
Кроме появления новых подводных аппаратов ПЛАРБ неизбежно затронет и общий с сухопутными носителями прогресс в ракетной технике. Из-за возможности подобраться ближе к цели многоцелевые подлодки видятся особо интересной платформой для гиперзвуковых крылатых ракет и баллистических ракет с глайдерами в качестве боевых блоков. Вместе с малогабаритными крылатыми ракетами с ядерными боевыми частями это позволит значительной части подводного флота получить вновь квазистратегические возможности.
***
Безмятежную летаргическую спячку цифрового разума спутника прервал сигнал с планеты. В этот раз вместо очередного запроса на диагностическую проверку, на который он отвечал коротким импульсом, передаваемым через большие тросы длинноволновых антенн, выполнявших также функцию радиаторов, пришла команда, для выполнения которой он и подобные ему и были рождены и которую он ждал все восемь лет дежурства на дальней орбите, близкой к орбите спутника планеты.
Много раз проверив сложнейшую кодировку сообщения, компьютер проанализировал списки целей, сопоставил со своим орбитальным положением то, как повернута планета. После выбора одной из нескольких траекторий от тела спутника отделилась перелетная ступень, выдав короткий и четко выверенный импульс на торможение химическими двигателями. Рискованно — где-то рыщут патрульные спутники-перехватчики противника, но торможение на электрореактивных двигателях, которые спутник обычно использовал для поддержания и изменения своего положения на орбите, займет слишком много времени, а это еще опаснее.
Перелетная ступень начала трехсуточный путь к планете. Лишенная миниатюрного реактора спутника, идя на аккумуляторах, она должна была экономить энергию. Для этого были и иные соображения, в первую очередь минимизация инфракрасного излучения. Она контролировала свою траекторию по сигналам околоземных навигационных систем, но на полпути доступные ей службы перестали передавать сигнал и пришлось полагаться только на оптические датчики, гироскопы и высокоточные часы. Потенциально это создавало неудобства на финальном этапе, но цифровой разум был лишен способности испытывать недовольство. Вместо этого он отметил потерю дружественных сервисов навигации как еще одно подтверждение верности приказа.
Вместе с минимальным тепловым излучением перелетная ступень, разумеется, была покрыта радиопоглощающими материалами и имела небольшие габариты. На большей части перелета она была в почти полной безопасности, но последние десятки минут были опасны. Компьютер фиксировал, как по станции «скользят» радары наблюдения космического пространства, но пока они не способны различить миниатюрного космического скитальца. И вот уже на самом подлете частота и мощность принимаемого датчиками излучения резко меняются, оно становится постоянным. Захват, по нему уже работает целеуказание систем ПР и ПКО врага! Слишком поздно, он наверняка уже успеет. Поняв, что скрываться уже не надо, перелетная ступень сбрасывает быстро надувшиеся ложные цели, пассивные помехи и передатчики активных. Судя по вспышке на оптических датчиках, одна из ложных целей уничтожена. Но поздно, он уже успел — на скорости, значительно превышающей боевые блоки внутриплатнетарных баллистических ракет, ворвался в атмосферу под почти прямым углом, до предела напрягая защитное покрытие. Оставались ближние эшелоны «обычной» ПРО, но в районе цели их не было, да и скоростные параметры были столь запредельны, что компьютер перелетной ступени проигнорировал их угрозу с почти что человеческим презрением.
Если бы создатели заложили в него возможность чувствовать триумф и гордость, то цифровой пилот спутника дальней космической системы глубокого ответного удара испытал бы их, активируя по данным высотомера термоядерный заряд.
Вышеуказанное выглядит как фрагмент очередного научно-фантастического сериала, однако обрывки подобных идей периодически просачиваются в экспертную среду. Размещение ядерных ударных средств именно на высоких орбитах или даже в предлунном [8] пространстве значительно отличается от обычно обсуждаемого низкоорбитального. В этом случае убираются ключевые негативные свойства развертывания ядерных зарядов на низких орбитах: с одной стороны, высочайшая провокативность, потенциальная угроза молниеносного удара, а с другой — невозможность оперативно применить оружие для ответного или встречного удара (спутник над конкретной точкой на планете пролетает обычно с большими интервалами), требующая развертывания огромной группировки, из которой атаковать одновременно сможет только малая часть. За время ожидания удачного положения значительная ее часть может быть легко поражена средствами противокосмической обороны противника. Таким образом, низкоорбитальные ударные средства — идеальные для обезглавливающего первого удара, авангарда основного, но малополезные для ответного — кошмарное сочетание для стратегической стабильности.
Высокоорбитальные системы же, напротив, способствуют ей — применять оружие, летящее до цели сутки, двое, трое для первого удара рискованно: вдруг атаку обнаружат. С другой стороны, малогабаритные, специально спроектированные с упором на минимизацию инфракрасного излучения, радиолокационной заметности и высокую автономность космические платформы, вполне могут обладать высокой устойчивостью — не стоит забывать, что имеются в виду с трудом представимые человеческим разумом объемы пространства, в тысячи раз превосходящие толщу океана, атмосферы и активно используемого околоземного космоса.
Можно было бы выдвинуть упрек, что таким образом человечество начнет милитаризацию еще более дальнего космоса, чем уже плотно освоенная военными околоземная орбита, но поздно — Космические силы США провозгласили предлунное пространство новой high ground, господство в которой для них критически важно. Для начала освоения в новом домене уже идут несколько программ патрульных космических аппаратов, предназначенных для наблюдения за деятельностью потенциальных противников. Хотя в первую очередь их волнует освоение Луны, сценарии наподобие вышеописанного вряд ли не посещали головы наследников творцов проектов размещения на Луне пусковых установок МБР («М» уже, вероятно, в значении «межпланетной»).
Разумеется, развертыванию ядерного оружия в космическом пространстве прямо препятствует Договор о космосе 1967 г., но сколь надежны в наше время подобные соглашения? Вероятно, как и всегда, — пока они не препятствуют серьезно интересам участников. Не так уж много у нас осталось от ключевых соглашений времен холодной войны, и чем, в конце концов, бомба у Луны хуже стратегической ПРО?
С одной стороны, перспектива (сугубо футуристичная и, если угодно, надуманная автором) распространения ядерной гонки далеко за пределы Земли достаточно безрадостная, отдает фатализмом и наводит на размышления на тему того, что человечество ничему не учится и не становится лучше. С другой — возможно, как и шестьдесят с лишним лет назад, милитаристическая мотивация будет способствовать сугубо мирному прогрессу. В конце концов, первые спутники, первые космонавты и астронавты тоже летали на наспех переоборудованных баллистических ракетах, предназначенных для совсем других грузов.
1. В ходе этой операции было потеряно пять бомбардировщиков с ядерными бомбами. Завершилась только после очередной катастрофы 21 января 1968 г., вызвавшей серьезное радиоактивное заражение местности в Гренландии.
2. Речь идет о рейде 16–17 января группы из семи бомбардировщиков B-52G, атаковавших цели в Ираке 35 крылатыми ракетами AGM-86C. Примечательно, что на тот момент это был почти весь запас американских авиационных неядерных крылатых ракет большой дальности.
3. Неядерная версия с индексом Х-101 куда чаще упоминается в СМИ, однако в данном материале рассматривается ядерное оружие
4. По иронии судьбы первый и единственный успешный пуск после пяти неудач прошел на следующий день после закрытия программы.
5. Scott Lowther Boeing B-47 Stratojet & B-52 Stratofortress — Origins and Evolution — Tempest Books, 2021. Pp. 273–278.
6. В ходе ударов по Афганистану осенью 2001 г. B-2A взлетали с территории США, пересекали Тихий океан, огибали Азию, наносили удары и потом садились на острове Диего-Гарсия в Индийском океане для смены экипажа и возвращения в Соединенные Штаты. Длительность полета «основного» экипажа при этом достигала 44 ч., но учитывая, что самолет во время посадки на Диего-Гарсия не глушил двигатели и не обесточивался, а только быстро дозаправлялся, то для него фактически длительность миссии превышала 70 ч.
7. Хотелось бы, пользуясь случаем, уточнить, что, в отличие от телевизионного и интернет-фольклора, научные расчеты и испытания показали несостоятельность идей о смывающих полконтинента волнах, и на деле возможные разрушения ограничивались бы несколькими километрами.
8. Термин Cislunar чрезвычайно популярен последние годы в США и обозначает пространство между лунной орбитой и самыми высокими активно используемыми современными спутниками орбитами (иногда просто геостационарной). Устоявшийся русский термин, насколько известно, пока не сложился, но приставка cis- в значении географических регионов на русский язык, насколько можно судить, корректнее переводить как «пред-».