В конце мая на платформе More.tv стартовал российский сериал «Домашнее поле» — о первой женщине-тренере мужской футбольной команды. Главный редактор Forbes Woman Юля Варшавская поговорила с актрисой Светланой Устиновой о стереотипных женских образах в российском кино, об инъекции феминизма и поддержке девочек, о режиссерском опыте и, конечно, футболе
«Домашнее поле» — адаптация норвежского сериала 2018 года «На своем поле». В центре сюжета — тренер женской футбольной команды «Сайгак» Елена Волкова, которая смогла не только вывести свой клуб в Лигу чемпионов, но и поразила своим профессионализмом генерального директора провинциального мужского клуба «Красный ястреб» Антона Данина. Настолько, что он в обход спонсоров назначил Елену главным тренером своей команды. Так она стала первой женщиной на подобной позиции в мужском футболе. Можно только догадываться, что ожидало бы женщину в такой ситуации в реальности, но и в сериале мы видим достаточно: от недоверия и сексистских шуток до буллинга и угроз. Все это зритель переживает вместе с главной героиней — ее играет Светлана Устинова, которая в своей кинокарьере тоже не готова оставаться в заданных обществом рамках. Помимо актерских ролей (второй «Бумер», «Магомаев», «Разведчицы», «Блокбастер»), Светлана в разных проектах выступает как режиссер, продюсер или сценарист (так, вместе с Дарьей Чарушей она написала сценарий для фильма «Холодный фронт» Романа Волобуева, где главные характерные героини — женщины). В интервью Forbes Woman она рассказала, почему так важно создавать новые образы девушек в российском кино, как она вживалась в роль футбольного тренера, зачем сняла собственное авторское кино об отношениях с родителями и болезни Альцгеймера и почему не нужно бояться слова «феминизм».
— Как сериал «Домашнее поле» случился в вашей жизни? Почему эта тема оказалась вам близка?
— Нужно отдать должное кинокомпании Hype Film и Илье Стюарту (кинопродюсер, один из основателей Hype Production. — Forbes Woman), которые решили сфокусироваться на этой теме. У нас есть устойчивое представление о мужских героях, но когда девочки, девушки или женщины смотрят кино, сериалы, они не видят для себя ролевых моделей. Женский стереотип в кино — это прекрасная помощница, неустроенная домохозяйка, девушка главного героя невероятной красоты. Конечно, в истории российского кино были яркие всплески — от «Москва слезам не верит» до сериала «Чики», но это мало влияет на общую картину.
Мы много обсуждали эту тему. Хотелось создать на экране образ женщины, которая может реализоваться как личность, в профессии — где хочет. Чтобы зрители видели ее и думали: «О, так можно было? И я тоже так хочу и могу, и меня не задвинут, если я буду работать, если я буду верить, стараться». И если тебе на этом пути и помогут мужчины, то не потому, что ты симпатичная, а потому, что у тебя есть профессиональные навыки, ты горишь своей работой, ты ее любишь, ты умеешь работать в команде, знаешь, что такое быть лидером, и не боишься брать на себя ответственность. И твой пол не имеет значения.
— Ваша героиня Елена в сериале идеально подходит под это описание.
— Это правда. «Домашнее поле» — это адаптация норвежского сериала. Интересно потом сравнить наших героев и культурные различия, но в целом заглавная тема: неважно, женщина ты или мужчина, если ты профессионал в своем деле.
И для меня лично это было таким мощным триггером еще со времен «Холодного фронта», который мы с Дашей Чарушей придумали ровно потому, что не понимали: где же их взять, этих героинь? Да, у меня было несколько таких счастливых фильмов — тот же «Бумер», «Разведчицы». Но время идет, хочется себя реализовать в других ролях, поэтому мы тогда с Дашей стали писать для себя историю, где главными героинями становятся девушки. Потом случился «Блокбастер» (фильм Романа Волобуева со Светланой Устиновой и Анной Чиповской в главных ролях. — Forbes Woman), потому что хотелось дальше развиваться в этом направлении.
И вот, наконец, появился сценарий с такой мощной женской фигурой. Конечно, хотелось сыграть ее и главное, поговорить об этой проблеме именно с нашей русской аудиторией. У нас столько прекрасных, сильных характером, талантливых, профессиональных женщин, которые, может быть, просто боятся воплощать свои мечты, но им нужно дать вдохновение, показать, что все возможно. И мне кажется, кино в этом смысле очень сильный инструмент.
— Но футбольный тренер — это не просто сильная женщина, например в бизнесе. Это женщина, доказывающая свой профессионализм в специфической и до сих пор очень «мужской» сфере. На что вы ориентировались, создавая образ Елены? Вы сами смотрите футбол?
— Т ак получилось, что мой муж (продюсер сериала «Домашнее поле» Илья Стюарт. — Forbes Woman) —футбольный фанат, поэтому последние восемь лет футбол в моей жизни присутствует постоянно. Я не могу себя назвать фанатом, который смотрит все матчи, но благодаря Илье я открыла для себя этот мир. Без этого я бы не смогла вжиться в образ нашей героини, мне нужно было прочувствовать, о чем она говорит. Всю профессиональную лексику нужно было себе присвоить, чтобы это не звучало коряво или неправдоподобно. Если просто заучивать незнакомые слова, у зрителя на подсознательном уровне тут же срабатывает, что ты не разбираешься в теме. И в случае женщины-тренера это критично.
Но все эти красивые слова и термины — это только верхушка айсберга, и мне нужно было, конечно, глубоко нырнуть в футбольную тему. Я бесконечно смотрела матчи вместе с Ильей, он мне все подробно рассказывал: вот это угловой, это офсайд, здесь нарушение. И, конечно, я занималась футболом, ходила на тренировки, училась бить пенальти, правильно ставить стопу. Мы тренировались вместе с другими актерами, чтобы почувствовать друг друга. Я играла с ними в футбол, и мне очень понравилось. Я кайфую от самой игры — и на поле, и на стадионе.
— Даже в Норвегии тема женщин в футболе перестала вызывать вопросы не так уж давно, а про Россию я даже не говорю. Вы не опасались, что сериал о женщине-тренере просто не «зайдет» российскому зрителю, что он не готов к такой героине? Ведь до нас тренды фемповестки в кино и сериалах только-только начали доходить.
— Мне кажется, у нас к этим темам тоже в последние годы начали подступаться постепенно, а внутри киносообщества эта дискуссия ведется уже давно. Все действительно интересные, продвинутые кинематографисты хотят затрагивать в кино и сериалах сложные социальные темы. Поэтому, наверное, это был для меня вызов, а почему нет?
Во-первых, очень грамотно сконструирован сам сценарий — мы в первую очередь показываем путь героини, и футбол в какой-то момент уходит на второй план. Мы рассказываем про человека, который проходит испытания, который старается найти себя в мужском мире. Конечно, мы видим героиню в самом остром отрезке ее жизни, когда ее бросают в раскаленную среду, где она должна выжить. И мне, и всей творческой команде кажется важным не бояться рисковать с такими проектами. И More.tv, которые нас поддержали, тоже рискнули, потому что никто не мог спрогнозировать, как аудитория воспримет такой сериал.
— С какой критикой вы столкнулись?
— Есть комментарии о том, что мы немного оторвались от действительности, потому что герои одеты хорошо, живут в провинции в приличных домах. Но я была, например, в Краснодаре, и видела фантастический футбольный стадион. Я сама из маленького города Северодвинска. И я бы не сказала, что у нас по улице ходят люди в оборванных одеждах, которые не знают, что такое интернет и не смотрят телевизор. Нам не хотелось рассказывать о провинции в стиле так называемой русской чернухи, как у нас ее привыкли показывать. На мой взгляд, молодое поколение во всех городах движется в сторону культурного развития как внутреннего, так и внешнего — и нам это хотелось отразить в сериале. Конечно, много разрухи, страшных вещей, как и везде, но это уже другое кино. Мы создали свою вселенную для нашей героини, потому что нам не хотелось смешивать в одну кучу разные пласты. Мы рассказываем историю о женщине в мужской среде, и она во многом универсальна.
— Вещь, которая разительно отличает «Домашнее поле» от большинства российских картин на гендерную тему, — интонация. Ты смотришь его и понимаешь: создатели не смеются над женщиной в этот сложный момент ее жизни, а наоборот, ей очень сопереживают. Обычно у нас принято делать такие истории комедийными и тем самым обесценивать те сложности, с которыми сталкиваются девушки. Вы намеренно выбрали такой тон?
— У нас просто собралась такая команда, для которой это естественно и нормально. Например, у нашего режиссера Феликса Умарова (это его дебют) есть сестра, и он рассказывал, как над ней все смеялись в детстве, называли толстой, ботаником, а потом она уехала учиться, с головой погрузилась в образование и приобретение профессиональных навыков. Сейчас она на высокой должности в большой компании. Все те, кто над ней смеялся, непонятно где, а эта девчонка превратилась в красавицу, которая занимает серьезную позицию. Феликс говорит, что хочет посвятить этот сериал сестре.
А у Ильи мама (Элла Стюарт — управляющий директор BBDO Group. — Forbes Woman) построила огромный бизнес. Невероятно красивая женщина, которая своими руками из команды в 50 человек вырастила компанию в 1500. Так что у него с детства перед глазами пример женщины, которая своими усилиями добилась больших результатов. Они видели реальных женщин и их реальные трудности и победы.
И на моих глазах мои подруги и коллеги своим трудом добиваются больших результатов — это, например, и Катя Варнава, и Даша Чаруша, и Паулина Андреева, и Аня Чиповская, и Вика Исакова. Это мои близкие люди, и я вижу, через какие сложности им приходится пробиваться. Той же Паулине Андреевой никто не верил, что она сама написала сценарий к сериалу «Псих». А кто это сделал? Всем удобнее думать, что это целая группа неназванных людей. Нет, человек на моих глазах в перерывах между репетициями «Чайки» в МХТ им. Чехова, где мы вместе играем, в столовой писала сцены. Помню, как Паулина зачитала одну сцену — и я была в восторге от ее диалогов и событийного ряда. Или Даша Чаруша — вообще многогранная личность: и продюсер, и режиссер, и композитор (например, она написала музыку для фильма «Хардкор» Ильи Найшуллера, для моего режиссерского дебюта и многих других картин). И нам очень хотелось всем этим женщинам спеть оду — и заодно сказать тем девочкам, которые, может быть, еще сомневаются и боятся вступить в этот взрослый мир, чтобы они не боялись и поверили в себя. Чтобы мы были чуть ближе к балансу дуальности.
— При этом, как и любой женщине, которая решила построить серьезную карьеру, вашей героине приходится в 10 раз больше работать, чем окружающим ее мужчинам, чтобы просто доказать, что она достойна тут вообще постоять рядом. Насколько для вас лично это все понятно и близко? Ведь вы тоже не ограничиваете себя актерской карьерой, а занимаетесь режиссурой, пишете сценарии, были креативным продюсером в кино.
— Все это воспитывается в человеке. На мой взгляд, актерская профессия очень зависимая, и мы с Дашей начали придумывать «Холодный фронт», чтобы подсознательно выскочить из нее. У нас была внутренняя потребность взять судьбу в свои руки.
Мы начинали снимать пилот «Домашнего поля» еще до пандемии. Сейчас я понимаю, что тогда я не до конца чувствовала свою героиню, потому что у меня не было понимания, кто такой руководитель. За время пандемии я закончила писать сценарий и приступила к съемкам дебютного фильма, где сама стала человеком, отвечающим буквально за все. Этот режиссерский опыт очень помог мне понять, что значит брать на себя ответственность.
Режиссер должен все понимать про устройство кинопроцесса и знать ответы на любые вопросы: каким шурупом привинчен плакат на стене; какую мы возьмем оптику; как сейчас нужно сыграть актеру; если мы репетируем ночью, как снимать человека днем; как договориться с продюсерами именно на этот объект. При этом к артистам ты все время должен подбираться на мягких лапах, и, так как я сама актриса, мне все время вдвойне жаль, что я их мучаю. Только пройдя через все это, я в полной мере осознала, что такое отвечать за группу людей, за то, что ты делаешь, и за продукт, который ты производишь.
— Как именно режиссерский опыт вам помог?
— Эти знания помогли мне в процессе создать героиню, которая умеет накачивать команду и в нужный момент сказать: «Ребята, мы сделаем, давайте, у нас все получится», потому что все то же самое происходит на съемочной площадке. Существует несколько категорий тренеров. Есть те, которые используют так называемый hairdryer treatment (этим известен легендарный тренер сэр Алекс Фергюсон) — «орут так, что волосы назад». Они буквально «вкрикивают» в тебя энергию. Другие предпочитают действовать мягко, постепенно. За время подготовки к роли я посмотрела множество документалок, потому что мне нужно было сконструировать своего тренера и продумать ее тактику поведения. Мне кажется, Елена в первую очередь психолог: она знает, когда нужно поговорить, подбодрить или накричать. И одновременно все эти проявления свойственны женщинам, которые могут быстро переключиться с позиции силы на сочувствие.
Именно эмпатия и режиссерский опыт помогли мне понять, когда нужно заразить человека или группу людей энергией, дать им такой мощный заряд. Представьте, съемочная группа на 50–60 человек, причем там есть и здоровые мужики, а между ними бегаю маленькая я с рацией и, как мне кажется, очень серьезно что-то вещаю. Иногда я с ужасом думала, что совсем ничего не понимаю, но ведь нужно продолжать делать вид, что ты уверена в своих действиях и все под контролем, иначе вся группа перестанет понимать, зачем пришла. Надо было внутренне собираться, переключаться и идти вперед. Все это дало мне понимание, как работает женщина-лидер. Но тут важно не забывать учиться и не бояться спросить совета. Я очень благодарна своей группе, я честно говорила: «Я дебютант, буду задавать порой глупые вопросы». И опытные кинематографисты, например, оператор картины Саша Симонов, работавший еще с Алексеем Балабановым, терпеливо помогали разобраться в непонятных моментах.
— Расскажите про фильм, который вы сняли как режиссер.
— Авторские фильмы часто рассказывают о том, что с тобой происходит, что у тебя болит. У меня действительно был момент, который мне хотелось проработать, даже высказать. «Время года зима» — это история об отношениях матери и дочери. Между ними вроде бы все нормально, но они не общаются. Наверное, это такая современная болезнь, что в семье не привыкли общаться с детства, не стали друзьями и в итоге разошлись, хотя, казалось бы, мама с дочкой — самые близкие друг другу люди. Неизлечимая болезнь матери их парадоксальным образом сближает.
Фильм отчасти основан на личной истории: когда моя мама заболела болезнью Альцгеймера, я стала с ней гораздо больше общаться, потому что пыталась понять, что это такое, что с ней происходит, как я могу помочь. Из-за того, что мы не были близки, я не сразу осознала, что она больна. Я не видела важных триггерных моментов, которые могли бы открыть мне, что с мамой. Я думала, что она просто чудит или пытается привлечь к себе внимание. Это одна из важнейших идей моего фильма — из-за того, что мы не общаемся с человеком, мы не обращаем внимание на то, что с ним происходит. Мы упускаем критически важный момент, когда еще возможно помочь и задержать эту болезнь, преодолеть эмоциональную яму в ваших отношениях. Моей задачей было подвести зрителя к осознанию, что нужно общаться с родителями в любом случае, иногда переступать через себя, но находить способы сблизиться, да просто взять и позвонить прямо сейчас. Если поинтересоваться, оказывается, у них столько всего происходит, иногда нужно просто задать вопрос, не побоявшись, что тебе будет скучно или тебя отошьют, сказав, что все нормально. Просто поговорите, постройте диалог.
Только во время сьемок фильма я узнала о существовании фонда «Альцрус», который помогает больным с деменцией, — в конце фильма стоит их логотип со всеми реквизитами. В мире болезнь Альцгеймера у более 55 млн человек. Это огромная цифра, но, когда я столкнулась с этим диагнозом, я поняла, что люди даже не знают симптомов. Я сама их не знала. Не понимала, к какому врачу бежать, а потом невролог (это как раз врач, к которому надо обращаться в первую очередь) сказал, что можно было замедлить развитие заболевания, если бы мы обратились раньше. Весь ком этих проблем мне хотелось выложить в сценарий, чтобы фильм помог зрителю во всем разобраться, как мне в свое время помог фильм «Все еще Элис». Он стал для меня открытием, потому что я увидела, как это бывает, я наконец приняла и осознала, что происходит.
Именно в этом сила кинематографа и театра: ты видишь проблемы со стороны. Мне тоже хотелось сделать такой фильм для людей, которые, увидев его, вовремя заметят тревожные моменты у близких людей и не повторят моих ошибок. Кино уже полностью готово и ждет своего часа. Это авторское, небольшое кино, которому нужен толчок, шанс рассказать о нем публично. Надеюсь, что оно дойдет до зрителя.
— То есть вы не стали тем режиссером, который снимает себя?
— У меня, конечно, был соблазн. Все, кто читал, узнавали в сценарии меня и удивлялись, что я сама не играю. Но я поняла, что могу либо играть, либо снимать.
— Когда мы говорили про Елену, вы сказали, что отношение к женщинам и их проблемам — это вопрос воспитания. Как в этом смысле на вас повлияли ваши родители?
— Для меня примерами были и мама, и папа. Я помню тяжелые 1990-е годы, когда ты еще маленький, но неосознанно понимаешь, что вокруг что-то происходит. Я была в третьем классе, когда папа уволился с госпредприятия и пытался открыть разные бизнесы, чтобы держать семью на плаву, а мама стала вместо денег приносить игрушки «Полет на Марс». Она работала на заводе, паяла детали для двигателей подводных лодок, на которых папа, инженер-подводник, ходил. В моем фильме тоже есть отголосок заводских проходных, где я встречала маму после работы. Так что я росла в этой среде, где мама и папа работают и все, казалось бы, хорошо — и вдруг коллапс, ты не понимаешь, что происходит, но почему-то стоишь маленький в очередях за маслом. Тебя жмут со всех сторон, но ты знаешь, что должен вырвать этот кусок и принести его домой.
Для мамы это тоже был сложный период. Она закончила бухгалтерские курсы, но не смогла найти себя в этом новом времени, стала домохозяйкой. Но без ее чуткой заботы мы бы с папой не справились со сложными задачами, которые стояли перед каждым из нас: мне — прорваться и догнать одноклассников по всем предметам в новой школе, а папе — выстроить свое дело в, мягко сказать, турбулентной среде. Мама всегда говорила мне, что я должна иметь свои деньги, сама зарабатывать себе на жизнь, и всеми силами содействовала моей адаптации в новой школе. Папа из моей уютной школы во дворе перевел меня в единственную в городе гимназию, где изучали английский и немецкий, которые у меня были на тот момент на нуле. Надо было совершить прыжок через голову и освоить семь классов за одно лето. В школу нужно было ехать на трех автобусах каждый день, включая субботу. Город спит, метель в лицо, но когда туда приезжаешь, ты понимаешь, что оказываешься в среде ребят, которые к чему-то стремятся. У нас был такой соревновательный момент — кто поступит в Москву, кто в Санкт-Петербург, кто еще куда. Когда я поехала в Москву поступать, мама с папой меня полностью, как могли, поддерживали, за что я им очень благодарна.
— У вас же первое образование экономическое?
— Да, но я его не закончила. Честно сказать, я абсолютный гуманитарий, но папа считал, что стране нужны экономисты, а английский я и так знаю. Для меня это был стресс и полнейший шок. Математика и я — это две разные планеты, но я ходила к репетиторам и поступила в Экономико-статистический университет, мучилась, потом училась в Финансовой академии. Пока мне не повезло оказаться в том кафе, куда зашел Петр Викторович Буслов. Он услышал, как я что-то очень эмоционально рассказывала про фильм «Троя», который меня очень зацепил. Сейчас я понимаю, что он, наверное, уловил какую-то тональность, эмоцию, энергию, которая была присуща герою, которого он искал. Я по натуре человек любопытный, авантюрист, мне было интересно, как работает кинематограф изнутри, что такое пробы. К этому моменту мы ходили с друзьями на первый «Бумер», который нам страшно понравился. К счастью, я ничего не мыслила в мире кино и просто старалась как могла выполнять задания режиссера — без всяких ожиданий и понимания, что значит быть главной героиней в продолжении культового фильма.
Я настолько влюбилась в процесс, что у меня весь мир рухнул, когда через два месяца проб мне позвонили и сказали: «Нет, мы вас не берем, принято решение не снимать непрофессионала». Я поняла, что кино для меня — это то, ради чего хочется жить. В итоге творческая и продюсерская группы передумали и раздался тот самый звонок, изменивший всю мою жизнь.
— В вашем сериале есть прекрасный герой — Данин (его играет Максим Матвеев), который верит в Елену и поддерживает ее, несмотря на давление всех вокруг. Вы в интервью «Медузе» (признанной в России иностранным агентом) рассказывали, что вас во всех начинаниях очень поддерживали и Роман Волобуева, и ваш муж Илья Стюарт. Насколько, на ваш взгляд, важно включение мужчин в обсуждение и решение вопросов о гендерном неравенстве?
— Чтобы у нас было здоровое общество, к которому мы стремимся, как мне кажется, важно именно равенство. Важна дуальность, но без крена в историю про «здесь важны одни девушки». Если мы будем исключать мужскую половину, маятник качнется в нездоровую сторону. Для меня всегда был важен этот баланс.
Папа стал первым мужчиной, который меня во всем поддерживал, в том числе мое стремление в развитии. Я запомнила афоризм Оскара Уайльда, который мы выучили на уроке английской литературы: «The aim of life is self-development. To realize one's nature perfectly — that is what each of us is here for» («Цель жизнь — это саморазвитие. Каждый из нас здесь для того, чтобы полноценно проявить свою сущность». — Forbes Woman). Уже тогда мне показалось очень правильным, что мы здесь для того, чтобы реализовать себя наилучшим образом. Папа говорил, что надо ехать в Москву и поступать: не получится в один институт — получится в другой. Я чувствовала его мужскую поддержку и веру в меня. Он убеждал, что ничего страшного, что с математикой у меня не очень хорошо, мы прорвемся. И его уверенность заряжала и меня.
Мой муж Илья тоже очень поддерживает меня во всех творческих идеях: пишешь сценарии — молодец, это интересно; снимать самой кино — классно, почему нет, смотри, сколько женщин-режиссеров, они сталкиваются с теми же проблемами, у тебя получится. Как актрисе мне повезло, что я работала с режиссерами и авторами, которые разделяли эти ценности тоже. Волобуев, с которым мы делали первые фильмы, тоже любит исследовать женские характеры. Петр Буслов сделал главной героиней фильма «Бумер 2» молодую девушку — аномалия для российского кино тех лет.
Мужчина для меня — важный союзник и соратник. На нашей с Ильей свадьбе мой папа сказал: «Мост строится с двух сторон». Эту фразу я тоже запомнила, потому что диалог происходит между двумя людьми. Если мы не будем с двух сторон строить мост, он просто не случится. Есть женская половина, есть мужская, и мы их соединяем путем диалога — это и есть наши половинки моста. Так что да — есть мужчины, которые, как Данин, становятся союзниками и ведут себя на равных.
Инъекция феминизма важна, чтобы женщины почувствовали в себе право на слова
— Просто меня настолько поразило, когда вы в том же интервью сказали: «Мой муж — феминист». Кажется, это пока запредельный уровень для российского киносообщества — у нас актрисы-то про себя никогда не говорят: «Я — феминистка». Почему, как вы думаете, у нас так боятся этого слова?
— Эта тема еще не до конца раскрыта у нас, поэтому смысл слова тоже пока не пропечатался в наших головах. Мы зачастую боимся впускать в свою жизнь что-то новое, неизученное, непривычное. Честно говоря, я сама никогда не замечала, что у нас боятся сказать «феминистка». Но, наверное, в глобальном смысле еще не дошло до сознания людей, что в России такие проблемы — насущные. Люди не готовы выносить во главу угла феминистскую повестку, поэтому и термин не так активно используют. Пока эта тема все еще кулуарная. При этом она очень важная, даже если говорить о ней только в контексте абьюза и насилия в семьях. Когда к женщинам применяют силу — моральную или физическую, — они боятся что-то сказать, потому что внутри у нас все еще сидит мысль, что мужчина главный. Или «наверное, я и правда не права», или «бьет значит любит» — и сколько еще этих «или». Эти установки будто передались нам на генетическом уровне и отпечатались в коллективной памяти.
Инъекция феминизма важна, чтобы женщины почувствовали в себе право на слова. Начинать нужно с базовых потребностей, как в пирамиде Маслоу, с первых ступеней, когда речь идет даже не об уважении и признании в коллективе, а только о собственной безопасности. Огромный процент женщин в России до сих пор боится в принципе сказать слово против, что критически важно, чтобы строить здоровые отношения в семье. Иметь смелость сказать: «Я так не хочу, мне так не нравится». Иметь смелость выйти из отношений и быть самостоятельной, потому что ты и без мужчины сможешь идти по жизни — или обязательно встретишь того, кто будет соответствовать твоим внутренним ценностям. Он будет тебя слышать, ты будешь с ним в диалоге. Именно это важно в первую очередь — чувствовать в себе силу, право на слова и свободу.
— Спасибо вам за эти слова — очень важно, чтобы такой дискурс был не только в узких кругах, но и транслировался популярными людьми на широкую аудиторию. Как вы считаете, все эти прекрасные ценностные вещи, которые к нам пришли за последние годы в кино, — сможем ли мы все это теперь сохранить? Учитывая культурную изоляцию России.
— На фоне происходящего мрака наша дискуссия и темы, которые мы обсуждаем, в том числе в нашем сериале, в принципе кажутся менее актуальным. Но они никуда не денутся, и думающий зритель будет продолжать их чувствовать и рефлексировать. Они интегрируются в кинематограф, на театральную сцену, в сериальную палитру. У искусства всегда был и будет самый громкий голос.