В прошлом июле, во время отбывания десятидневной изоляции на Лазурном берегу в преддверии Каннского кинофестиваля, в квартире многоэтажного дома на третьем этаже я вдруг обнаружила, что прямо с внешней стороны нашего балкона, в углублении типа карниза, некая голубка свила гнездо. Так и сидела она там все мои десять карантинных дней, высиживая птенцов. Иногда появлялся голубь, очевидно, папаша, который присматривал за семейством. Породнившись за эти дни с голубкой, которую я назвала Кларой, я с нетерпением ждала прибавления семейства. Но карантин закончился, пришлось от Клары уехать, и я так и не узнала, чем дело закончилось.
Примерно столько же времени за птичкой, свившей гнездо в высоковольтных проводах мексиканского города, наблюдает с балкона пятилетняя девочка в фильме Эухенио Полговского “Малинцин, 17” (Malintzin 17). Похоже, жизнь и будущее птички интересуют только двоих – девочку и ее папу, который в кадре не появляется, поскольку снимает о них фильм.
Ни один из проходящих под проводами жителей района – ни мусорщик, ни бакалейщик, ни молодая пара, ни старики ни разу голову вверх не поднимают. Из слов папы мы узнаем, что на этом месте когда-то было огромное дерево. Может быть, птичка родилась именно здесь и помнит об этом?
История полна драматизма: вот налетает ветер – он может разметать гнездо; вот начинается гроза, и молния может ударить в высоковольтные провода; вот низко-низко летит вертолет – вдруг заденет? Вот летит стая – нет, не птиц, самолетов. Пейзаж сугубо индустриальный. Кругом дома, постройки, зелени не видно. Все давным-давно вырублено и уничтожено.
Ни один из фильмов основного конкурса (Tiger Competition) 51-го Роттердамского кинофестиваля, проходившего в онлайн формате, не доставлял мне столько волнений и переживаний, как этот.
А что случилось с птичкой? Все хорошо. Дождалась она птенца (почему-то только одного), и они с мамой покинули опасные высоковольтные провода. Вырвались на свободу. Правда, свобода весьма относительна – ни до леса, ни до полей птичкам не добраться, они лишь перебрались на крышу девочкиного дома.
Почему рассказываю так подробно? Потому что это почти единственный фильм роттердамского конкурса, содержание которого можно было пересказать и который меня по-человечески задел, тронул. Тем более что позже выяснилось – фильм делал безвременно скончавшийся режиссер, и за него доснимала его сестра.
Призы, разумеется, достались куда более затейливым, куда более экспериментаторским, новаторским картинам, чье содержание известно только их авторам.
Впрочем, еще за одним, пожалуй, исключением. Любопытно, что поэтический, символически-метафорический, визуально-изощренный фильм, снятый в документальной манере, получивший главный приз “тигрового конкурса” – “Эами” парагвайки Пас Энсины – тоже говорит об экологической проб-леме. И – что еще страннее – касается “птичьей темы”.
Фильм, невероятно красиво снятый и озвученный (звучит сама жизнь этого места – леса, животные, реки, песок, ветер), основан на легендах, традициях, верованиях индейского племени с труднопроизносимым названием айореа тотобиегосоде. И здесь в центре тоже пятилетняя девочка – она сама и есть птица.
По легенде, облик Эами (что значит “лес и земля”) принимает Асойя, божественная женщина-птица, дух которой витает над этой территорией. Эами должна уйти со своей земли. Лес рубят, щепки летят. Статистика говорит о том, что здесь, на севере Парагвая, каждый месяц вырубается более чем по двадцать пять тысяч гектаров леса…
Пожалуй, у меня получится пересказать сюжет еще одного фильма (он получил специальный приз жюри) – трагикомедии из французской сельской жизни “Эксцесс спасет нас” (Excess Will Save Us). Фильм шведского производства сделан француженкой Морган Дзурла-Пети на основе ее короткометражной ленты 2019 года. В деревеньке Виллеро живут чудноватые люди, а уж самыми чудными из всех является семейка, о которой снимает фильм приехавшая туда их молодая родственница. Вовсе не дремучие – с тик-током обращаться умеют, Макроном недовольны, туалетную бумагу, в связи с наступлением омикрона и сложной политической ситуацией, скупают.
Любопытно, что с “птичьей темы” мы плавно перемещаемся в “киношную”. Если и есть сквозная тема у Роттердамского конкурса – то это, безусловно, именно она, а сквозным персонажем многих картин является “человек с киноаппаратом” (обоего пола, а может, и третьего). Это и нидерландская “Фотокамера”/“С ножом” (Met mes) Сэма де Йонга, где у телеведущей крадут камеру; и вышеупомянутый “Malintzin 17”. И мутный чилийский “Проект-призрак” (Phantom Project/ Proyecto Fantasma) Роберто Довериса про безработного актера, про съемки видео с немыслимым нагромождением персонажей, ситуаций, смысл чего, видимо, понятен только мерцающему очертанию силуэта призрака, который – фрагментами светящегося тела – появляется то тут, то там.
Что касается фильма о чудиках деревеньки Виллеро, он попадает на знаменитый кинофестиваль короткометражного кино, проходящий в близко расположенном к Виллеро Клермон-Ферране. Мало того, получает там главный приз. Несостоявшийся мэр Виллеро, ставшего теперь “Нью-Васюками”, в фильме произносит не более, чем пару слов и решает перебраться жить в Клермон-Ферран – дескать, я теперь кинозвезда, и меня там все знают…
Самые большие “трудности с переводом”, то есть с расшифровкой сюжета фильма из серии “ничего не видно, ничего не слышно, ничего не понятно”, у меня, к сожалению, были с довольно мрачным, безысходным, депрессивным фильмом соотечественницы, выпускницы мастерской Дмитрия Мамулия в Московской школе нового кино Марией Игнатенко. Уверена, что в картине “Призрачно-белый” (Асhrome) заключен великий смысл, не понятный лишь некоторым ретроградам, вроде меня, но догадаться, что, кто, зачем, почему, пробиваясь сквозь невнятный шепоток и слепоту экрана, мне удалось лишь с помощью синопсиса. Только тогда фрагменты паззла потихоньку стали складываться в целое.
А фильм “Призрачно-белый” – о Холокосте. И точно могу сказать лишь одно, если кто-то хочет увидеть своими глазами, как выглядит Ад – вот он.
Евгения ТИРДАТОВА
«Экран и сцена»
№ 4 за 2022 год.