В Российском академическом Молодежном театре — премьера «Волны» Тодда Штрассера. О своих ощущениях от постановки Галины Зальцман рассказывает Ника Пархомовская.
Можно сказать, что с этим спектаклем у меня давние и глубоко личные отношения. «Волну» я впервые прочитала по-английски много лет назад, еще работая в издательстве «Самокат». Тогда книга Штрассера показалась мне слишком прямолинейной и очевидной, но необходимой, особенно подросткам, которым, главным образом, она и адресована. Потом ее издали на русском, я рекомендовала ее друзьям и знакомым и даже провела пару обсуждений в контексте других текстов и фильмов о социальных экспериментах 1960-1970-х, объяснявших «простым смертным» природу нацизма, банальность зла и то, как вообще возникает дискриминация по национальному и любому другому признаку.
За режиссером Галиной Зальцман я с интересом наблюдаю с тех самых пор, как попала в Тобольске на ее спектакль-променад, выпущенный в рамках Лаборатории иммерсивного театра фестиваля «Территория». «Слушай Тобольск» показался мне пусть и несовершенным, но интересным и с большим потенциалом. С тех пор ученица Алексея Бородина (актерский курс худрука РАМТа она закончила в 2005 году), Юрия Погребничко (у создателя театра «Около» она училась режиссуре в «Щуке») и Виктора Рыжакова (магистратуру Школы-студии МХАТ закончила совсем недавно, в 2020-м) действительно громко заявила о себе. Причем не только в региональных театрах, где она из года в год ставила классические и современные тексты, но и в Москве, где ее шарыповский «Я нанял убийцу» по фильму Аки Каурисмяки произвел настоящий фурор и в итоге принес Галине спецприз «Золотой маски» за «точность художественных средств и ясность театрального высказывания».
Но моим фаворитом все эти годы остается другой спектакль Зальцман. Вернее, даже не спектакль, а эскиз, показанный в 2018 году на «Детском Уикенде» все той же «Золотой маски». Ее полная отчаяния и боли трактовка романа Дорит Линке «По ту сторону синей границы» о последних месяцах жизни ГДР произвела на меня тогда даже более сильное впечатление, чем «Считалка» Жени Беркович, ставшая со временем настоящим хитом московской независимой сцены. Или «Дети ворона» Екатерины Корабельник, превратившиеся впоследствии в полноценный спектакль. Эскиз Зальцман, честный и какой-то предельно настоящий, запомнился мне не только виртуозной работой с пространством (все действие происходило в отгороженном от зрителей «бассейне»), но и глубочайшей ненавистью к системе, убивающей совсем еще молодых людей.
Словом, на премьеру в РАМТе я возлагала большие надежды, но не все они оправдались. Да, это безусловно добротная, крепкая работа с понятным пафосом и четко расставленными акцентами. Не кричащая, не яркая, но внятная и актуальная. Для разговора о том, как в обществе возникают иерархии и зарождается насилие, творческая группа (помимо автора инсценировки и режиссера это ее постоянный соавтор сценограф Катя Никитина) выбрала максимально современную форму: тут и звонки на айфон, и голосовые сообщения, и включения в зуме, и баскетбол, и дискотека, и даже самоубийство в прямом эфире. Пространство спектакля тоже выглядит более чем жизнеподобно: обычный школьный класс, превращается то в комнату подростка, то в спортивную площадку, и оснащен двумя небольшими экранами, куда время от времени выводится видео.
Мультимедийная составляющая «Волны» вообще выше всяких похвал. Она работает на общую идею о переизбытке информационного шума и отсутствии личного контакта — мама (Дарья Семенова) звонит Лори (Анна Дворжецкая), но мы ни разу не видим ее вживую; директор Оуэнс (Сергей Чудаков) отчитывает учителя Бена Росса (Максим Керин) по вотсапу, но ни разу не появляется на сцене. Всю эту документальную, но одновременно как бы и вымышленную историю от зрителей отделяет сигнальная лента. Игра в театр и реальность, поиск тонкой грани между выдуманным и произошедшим, пожалуй, самое сильное место спектакля. Актеры вроде бы играют роли, но при этом показывают нам, как они в них входят (вначале тексты читают с экранов смартфонов) и из них выходят — бросая реплики в зал, раздавая символику «Волны» и так далее.
Но тут самое сильное место постановки превращается и в самое проблемное. Дело в том, что молодые актеры РАМТа не умеют или не хотят играть отстранение, и все «брехтовские» придумки Зальцман попросту не срабатывают. Заставляя зрителей надеть форменные повязки, актеры не настаивают на своем по-настоящему. Прося выйти из зала всех несогласных, прячут глаза. Там, где по сюжету требуется агрессия, они проявляют мягкотелость, а там, где надо действовать, — неготовность к реальному столкновению. Это на сцене, играя роли, они орут, громко топают ногами и до «крови» избивают несогласных, но переход в реальность дается им с трудом.
Так что на вечный вопрос, как говорить в театре про насилие так, чтобы было страшно, но самого насилия не происходило, я в очередной раз не получаю ответа. Здесь, правда, возникает еще один вопрос, связанный со зрительством и с тем, для кого собственно этот спектакль. Формально на афише стоит возрастное ограничение «16+»: в «Волне» говорят о смерти и показывают кадры концлагерной кинохроники. По мне, лучше было бы пожертвовать всем этим ничего не добавляющим аудио- и видеоконтентом, и сделать спектакль для тех, для кого он на самом деле предназначен, а именно для подростков. Уверена, что им куда больше, чем интеллигентным взрослым, которые составляют костяк РАМТовской публики, «зашли» бы и анкеты, которые надо заполнить в «Белой комнате», и попытки интерактива, и использование высоких технологий, и даже нарочитая, немного «тюзовская» игра актеров.
Людям же, много читавшим про Холокост, на «Волне» быстро становится скучно. Идентификации с единственной школьницей, которая пытается сопротивляться потоку, лично у меня не возникает, настолько лапидарно и в лоб решен ее образ. Ужаса перед остальными героями, которые из обычных ребят за шесть дней превращаются в монстров, готовых крушить все и вся из одного лишь чувства сопричастности общему делу, тоже: выглядят они все довольно-таки карикатурно. Презирать парня-изгоя (Роберт в исполнении Владимира Зомерфельда), который был никем, а стал всем, мне не хочется, а проклинать учителя, затеявшего этот эксперимент — бесполезно. В результате я выхожу со спектакля, с месседжем которого абсолютно согласна, с «холодным носом». И в который раз фиксирую, что этическое совпадение с авторами еще не гарантирует эстетического.
Хотя, конечно, «проблемные» спектакли в нашем театре нужны и даже необходимы, и, скорее всего, у них есть свой зритель. Просто эта «Волна» не для опытных пользователей, а для тех, кто еще только начинает свой путь — тех, кто с ней во всех смыслах «на одной волне».