«Театр — это сговор»

— Вас можно поздравить с новым статусом — вы были советником генерального директора, а стали сами директором, программным…

— Спасибо, но на самом деле это, конечно, чисто бюрократическая формальность — для меня ровным счётом ничего не изменилось. Не изменилась и модель управления театром — он как был, так и остался директорским: финальное слово как за административными, так и художественными решениями принадлежит генеральному директору Пермской оперы Довлету Анзарокову. По сути, я как занимался перспективным планированием репертуара, так и занимаюсь, как вёл переговоры с режиссёрами, художниками и дирижёрами, в сотрудничестве с которыми заинтересован театр, так и буду вести их в дальнейшем. Это ситуация из разряда «Вам шашечки или ехать?»: в театре то, как называется твоя должность, значит не слишком много.

— Как складывалась ваша пермская история?

— Я работаю в Пермском театре оперы и балета с осени 2019 года. Всё началось со звонка Андрея Борисова — мы на тот момент были шапочно знакомы, я испытывал к нему большую человеческую симпатию. В ноябре 2019-го мы встретились в Петербурге и проговорили семь часов — о Пермской опере, о её будущем, о том, что в данный конкретный исторический момент нужно театру. Андрей предложил присоединиться к его команде, и я после некоторых раздумий согласился.

Так получилось, что в Пермь я впервые приехал в феврале 2011 года, на инаугурацию Теодора Курентзиса как художественного руководителя театра. Потом на протяжении восьми с лишним лет я бывал в Перми в среднем пять-шесть раз в год, не пропуская ни одной оперной и ни одной балетной премьеры, не говоря уже о Дягилевском фестивале. Летом 2019-го отъезд MusicAeterna в Петербург спровоцировал в Перми совершенно панические настроения — мне же, напротив, казалось, что тогда сложилась оптимальная ситуация для того, чтобы театр вышел на какой-то принципиально новый этап в своём развитии.

В 2010-е годы в Пермской опере была накоплена очень мощная творческая энергия и одновременно было очевидно, что театр должен меняться и идти вперёд. Репертуар, который шёл в эпоху Курентзиса, по объективным причинам больше показываться не мог — нужно было осуществить то, что на театральном языке называется чистой переменой: смену или перестановку декораций, производящуюся в максимально короткий срок без закрытия занавеса, на глазах у публики. Эти соображения я изложил Борисову в ноябре 2019-го и взял месяц с небольшим на размышления и переговоры с контрагентами. Перспективный план развития Пермской оперы был сформирован в январе 2020-го — кстати, театр продолжает реализовывать его по сей день, пускай и с некоторыми коррективами, которые неизбежно внесла пандемия и другие привходящие обстоятельства.

— В чём заключается творческая стратегия, которую вы с Андреем Борисовым предложили театру и Перми?

— «Мы строим национальный оперный театр в городе Дягилева» — помнится, была такая фраза в документе, который я по итогам первых месяцев работы представил Борисову. В этой формуле, безусловно, имеется некий популистский перехлёст, но вектор движения она обозначает довольно точно. Курентзис импортировал в Пермь всё лучшее, что было в западном оперном театре, — трудно представить себе что-то сопоставимое со спектаклями Селларса, Уилсона и Кастеллуччи, и развивать эту линию было бы бессмысленно. Одновременно в 2010-е в России случился театральный бум, породивший целую генерацию режиссёров и художников, которые до сих пор либо не работали в опере вообще, либо делали в музыкальном театре первые шаги. Это был случай, например, Константина Богомолова — в 2018 году после его оперного дебюта, «Триумфа Времени и Бесчувствия» Генделя на камерной сцене МАМТа, к нему в очередь должны были бы встать директора крупнейших театров России, но это случилось только после того, как прошлой весной он выпустил в Перми свою нашумевшую «Кармен». Свой первый спектакль на большой музыкальной сцене поставит у нас и Владиславс Наставшевс — мы договорились о сотрудничестве ровно год назад, на премьере его «Искателей жемчуга». Первая в жизни этого режиссёра оперная постановка оказалась шедевром — и я буквально ухватил его за пуговицу в фойе Камерной сцены Большого театра прямо в антракте, не дожидаясь конца спектакля: боялся, что перехватят театры-конкуренты. Так или иначе, но сегодня в Пермской опере можно увидеть всё самое интересное, что есть в современном российском театре: у нас уже ставили Богомолов, Григорьян и Гацалов, на очереди — спектакли режиссёра-резидента петербургского БДТ Евгении Сафоновой и дважды номинанта нынешней «Золотой маски» Максима Петрова.

— Вы пришли по приглашению Андрея Борисова, но очень скоро он перестал здесь работать… Как это сказалось на театре и на вашем с ним сотрудничестве?

— Работать с Андреем Борисовым было большим счастьем — он прирождённый театральный директор-интендант и удивительный профессионал, обладающий очень важным (и очень, замечу, редким) свойством: он доверяет тем, с кем работает, он способен делегировать и поддерживать чужие идеи, понимая при этом меру своей ответственности за принятие тех или иных решений. В ноябре 2020 года его уход фактически поставил под удар выпуск всех запланированных премьер — на тот момент было совершенно непонятно, какими художественными приоритетами будет руководствоваться его возможный преемник. Но Борисов сумел запустить в производство большинство проектов — ту же «Кармен» в том числе, практически гарантировав их выпуск при любом развитии ситуации.

После ухода Борисова Пермская опера прожила без директора шесть месяцев — небывалый случай, лишний раз доказывающий, что у театра, говоря современным языком, высокий иммунитет к разного рода форс-мажорам и тектоническим сдвигам. Театр пережил «обнуление» 2019 года после ухода Теодора Курентзиса, восстановился после пандемии, полгода жил без руководителя, не снижая творческой активности и выпуская одну премьеру за другой — это, безусловно, заслуга потрясающих профессионалов, из которых состоит коллектив театра.

— Что входит в круг ваших обязанностей?

— Как я уже сказал, этот круг фактически никак не изменился: я занимаюсь перспективным планированием оперного репертуара, а с недавних пор ещё и формированием концертной афиши театра. Используя «цеховую» аналогию, мы играем «в четыре руки» с генеральным директором Довлетом Анзароковым — в своё время, кстати, именно я пригласил его работать в Александринский театр, где наши кабинеты располагались дверь в дверь и где мы провели несколько незабываемых лет. С его приходом в Пермской опере сложилась уникальная ситуация: театр возглавил талантливый менеджер, который одновременно является превосходным музыкантом — я знаю не так много подобных примеров не только в России, но и в мире. Конкретные творческие решения всегда принимаются в диалоге — скажем, «Норма» Беллини, которую мы выпустим в июне, появилась в наших планах уже после прихода Анзарокова. Театр вообще не терпит единоличных решений; театр — это всегда сговор.

— Ваша работа никак не связана с балетом?

— Балетная труппа и её развитие — всецело прерогатива её руководителя Антона Пимонова, с которым пермскому балету, конечно, очень повезло. Нужно хорошо отдавать себе отчёт в том, что на сегодняшний день в России работают, по сути, два состоявшихся хореографа, оба — выходцы из Мариинского театра: это Вячеслав Самодуров из «УралОпераБалета» и Антон Пимонов, возглавивший пермский балет полтора года назад и выпустивший за этот короткий срок три новых спектакля. Авторская хореография сегодня — страшно дефицитный продукт, так что основная задача театра — максимально поддерживать любые начинания Антона. Мы плотно общаемся с первых дней его работы в Перми — очень важно, чтобы оперная и балетная труппы, решая собственные творческие и профессиональные задачи, развивались в едином эстетическом направлении. В этом смысле и между нами, и между Пимоновым и генеральным директором театра существует полное взаимопонимание. Меня всегда восхищает та нестандартность мышления, которую Антон демонстрирует, скажем, в выборе материала для своих спектаклей — кому бы ещё в голову пришло, например, поставить балет на музыку «Озорных песен» Пуленка! Спойлер: не менее интригующим окажется выбор музыки и для нового балета Пимонова — мы расскажем о нём совсем скоро, на нашей традиционной пресс-конференции, которая пройдёт через месяц.

— Не могу не спросить об уходе главного дирижёра Артёма Абашева. Он был воспринят общественностью очень болезненно, почти так же болезненно, как в своё время уход Курентзиса.

— Первое и главное: я считаю Артёма Ильдаровича Абашева замечательным музыкантом, и мне до сих пор кажется, что его потенциал и в качестве главного дирижёра театра, и в качестве соавтора новых спектаклей ещё очень велик. Как драматург я работал с Абашевым над двумя спектаклями, «Дон Жуаном» и «Иолантой», и могу сказать, что не слышал лучшего исполнения этой оперы Чайковского в России. Мне ужасно жаль, что он принял то решение, которое принял, — тем более посередине сезона и накануне гастролей театра на «Золотой маске».

— Что же теперь будет?

— Когда летом прошлого года мы с только что приступившим к работе генеральным директором театра Довлетом Анзароковым обсуждали репертуарную стратегию на ближайшие годы, то сошлись на том, что Пермская опера обязана максимально расширить пул художников, сотрудничающих с театром, — в том числе и дирижёров. Обратите внимание на то, какое количество приглашённых дирижёров выступало с оркестром Пермской оперы в 2010-е — от Венсана Дюместра и Рафаэля Пишона до Масааки Сузуки! В ситуации, когда в городе отсутствует собственный филармонический оркестр, мы должны представлять пермской публике максимально разнообразные концертные программы — не говоря уже о том, что сотрудничество с разными дирижёрами необходимо для творческого роста оперной труппы и оркестра театра. В 2022 году и в будущем сезоне зрители и артисты Пермского театра оперы и балета встретятся как с новыми для себя дирижёрами, так и с уже полюбившимися музыкантами; и в рамках премьер новых постановок, и в концертной афише. Антон Пимонов любит повторять, что артист современного балета должен уметь говорить на разных танцевальных языках, — так и современный музыкальный театр в целом должен быть художественным полиглотом.

— Но главный дирижёр всё равно ведь нужен?

— Безусловно, театр не может жить без музыкального руководителя. Мы назовём его имя до конца сезона, возможно, даже чуть раньше — в зависимости от того, с какой скоростью будут идти переговоры с основными претендентами на этот пост.

— Не могу не спросить: возможны ли какие-то варианты сотрудничества театра с Теодором Курентзисом?

— Не вижу для этого никаких препятствий. Теодор — музыкант, перед которым я преклоняюсь: когда осенью 2019-го мы с Андреем Борисовым начинали проектировать программную архитектуру обновлённой Пермской оперы, то сошлись на том, что в афише сезона 2019/20 обязательно должен появиться спектакль, которым продирижировал бы Курентзис. Им должен был стать «Дон Жуан»: премьера новой постановки оперы Моцарта была запланирована на лето 2020 года, но в игру вмешалась пандемия, выпуск спектакля был перенесён на осень, а дальше синхронизировать рабочие графики театра и дирижёра было, увы, невозможно. Собственно, от этой синхронизации всё и зависит — и, конечно, от наличия интереса к сотрудничеству с театром со стороны Теодора.