Кто есть Левша? «Блоха» Евгения Замятина на сцене РАМТа

Вот, сетуют нынче, где связь поколений, где традиции, где ум да смекалка русские. А сходите-ка в РАМТ на «Блоху» — и будет вам весь набор, как на ладошке, будет что в кругу семьи обсудить. Премьеру режиссёра Александра Пономарёва театр представил в нынешнем сезоне, приурочив её к своему 100-летнему юбилею.

Имя умельца Левши знают все, хоть многие и понаслышке, особенно молодое поколение. Лескова полистать недосуг, а о других интерпретациях чай и не слыхивали.

Евгений Замятин написал пьесу «Блоха» специально для МХАТа Второго по мотивам сказов тульских мастеров и знаменитой их обработки — «Левши» Николая Лескова в 1925 году по заказу Алексея Дикого, следуя традициям скоморошьей игры, народного балагана и ярмарочного райка.

«Наш спектакль, — рассказывает Александр Пономарёв, — с одной стороны, посвящён 100-летию театра, ведь в стенах сегодняшнего РАМТа в 1925-м как раз и был ещё МХАТ Второй (сам Центральный детский, появившийся в 1921-м существовал в другом месте). А с другой, мы не ставили цель восстановить ту самую «Блоху», что радовала публику в декорациях Бориса Кустодиева, тем более, что то была большая форма, а мы создавали спектакль на маленькой сцене. Однако остаёмся в традициях русского дель арте – комедии масок. А художественное оформление Бориса Михайловича, как некую небольшую привязку к постановке 100-летней давности, зритель сможет увидеть в райке перед началом действа, если покрутит ручку. Так мы отдаём дань тому спектаклю, но не более того».

По словам режиссёра, особенно интересно всей команде в процессе постановки было «забавляться» с придуманным Замятиным языком, который даёт возможность живой игры со скоморошьей традицией. Очень интересно было постановщику, работая, наблюдать, как эта современная, в основном молодая компания присваивает, обживает игровой, несколько подзабытый русский площадной театр.

Исполнитель роли Левши Андрей Гальченко признаётся, что попотеть пришлось изрядно. «Мы, — говорит он, — месяца два пытались этот язык читать так, чтобы не запинаться и понять, о чём идёт речь. И ведь речевая маска или, иными словами, стиль, у каждого персонажа свой. И мой Левша в этом плане – самый интересный, ведь по ходу спектакля меняется не только его язык и манера разговора, но даже громкость произношения. Невероятно интересно и, главное здесь — ничего не менять, хоть это и сложно, потому что текст написан, как белый стих, и, когда начинаешь говорить, вдруг рождается нечто, что можно назвать театром. Появляется неведомая субстанция, начинает что-то волшебное происходить».

И здесь никак без проводников — по волшебной дороге зрителей с самого начала действа, ещё до открытия «занавеса» ведут трое халдеев – так называли в старину русских комедиантов. «Они, — писал в «Описании путешествия в Московию» немецкий путешественник, географ, ориенталист, историк, математик и физик Адам Олеарий, — получали от патриарха разрешение в течение восьми дней перед Рождеством и вплоть до Крещения бегать по улицам… Одеты они были, как во время масленичного ряжения — на головах у них были деревянные размалеванные шляпы, а бороды были вымазаны медом, чтобы не загорались от огня, который они разбрасывали».

Весёлые и искромётные, скоморохи вовлекают зрителя в поток фантазии и не отпускают до развязки. Вот она – древнерусская динамическая «медитация», когда от зрелища не оторваться благодаря мастерству исполнителей. При этом режиссёр отказался от принятого в площадном театре несколько навязчивого бесконечного прямого заигрывания шутов со зрителем, поскольку, по его мнению, этот приём сейчас не работает.

«Да, — поясняет Пономарёв, — то пространство, что нам предложили, похоже на дорогу, её и обживаем. От истока Дона в Тульской губернии, с отсылкой на казаков, до Петрограда и дальше – всё придуманное. Тесновато, конечно, но всё к минимуму здесь не свести. Некая большая форма появляется вместе с телегой. Поэтому так важна была работа с костюмом, художник работала в этой стилистике, и композитор, музыканты принимали участие, оживляя эту форму. Она, конечно, подразумевает объём покрупнее, но перспектива дороги и тот воздух, который мы пытаемся нажить, дают шансы, что структура будет держаться».

Спектакль понравится людям самых разных возрастов, не берут сюда лишь совсем маленьких. По словам режиссёра, местами без грубого юмора было не обойтись – народная традиция и стилистика постановки.

Бесконечно радует, что спектакль пронзительно актуален. «Судьба полуграмотного, нелепого героя сочиняется как бессмыслица, — говорит об этом постановщик, — но она – в той щемящей комедийной ноте, которая возникает в конце – а, кому, собственно, ты нужен со своим творчеством?.. В спектакле на самом деле всё современно – у нас и костюмы-то не народные, а стилизованные. В общем, история и актуальная, и вечная».

Левша – герой-путешественник, идущий за своей мечтой, как его литературные «братья» — Пер Гюнт, Тиль, Бумбараш, да и возраст Левши, по словам исполнителя главной роли, неизвестен, оттого и сыграть его может актёр любого возраста. «Он разный, — поясняет Гальченко, — он может быть любым. И искусствоведы, и литературоведы, и специалисты по Лескову до сих пор спорят, кто такой Левша. Кто-то говорит, что это – русская душа, а кто-то – что герой ещё и абсолютно инаковый, абсолютно другой, чем все остальные. И Лесков сам не мог ответить на этот вопрос. Поэтому, когда я понял, что Левша может быть любым — таким, каким родится в воображении создателей, мне стало намного легче создавать этот образ».

Актёр искал ответ не только в текстах Замятина и Лескова, интересовался разбором «Левши» специалистами, которые пытались ответить на вопрос, который интересовал его тоже – почему герой не говорит, что сделал с блохой, до самого конца истории.

«Три месяца, — продолжает артист, — мне было  непонятно, почему он этого не говорит, пока ответ вдруг не возник «сам собой». И Андрей абсолютно уверен, что зритель увидит разгадку в спектакле обязательно.

Наталья Косякова

Фото предоставлены пресс-службой РАМТа.

На фото к статье: Андрей Гальченко (Левша) и Юрий Григорьев