Непарадный центр Петербурга, двухэтажный флигель, заснеженный двор. Возле неприметной двери вдруг появляется кто‑то в крылатке и цилиндре. Словно соткался из снежного тумана призрак из девятнадцатого века.
Сцена из спектакля «Вертинский. Исповедь Барона». / ФОТО Дмитрия ВЕСЕЛОВА
В реальность возвращает надпись на двери: «Театр».
Авторский театр Игоря Ларина «Монплезир» обрел свой дом номер 14 на Большой Подьяческой — после тридцати с лишним лет скитаний. Первым спектаклем, сыгранным на новой сцене, стал «Мой первый друг», поставленный по стихам Пушкина и воспоминаниям его лицейского товарища Ивана Пущина.
Петербург славен не только театрами академическими, расположенными в роскошных особняках с колоннами, позолотой, бархатными креслами в партере и ложах… Наш город давно стал центром неформальной театральной жизни, здесь более полусотни так называемых негосов — независимых театров. Работают они интересно, достойно представляют город на различных фестивалях, получают награды. Но многие не имеют своей собственной площадки, ведут неустроенную, кочевую жизнь. Вот и «Монплезир» скитался по малым сценам дружественных театров, давал спектакли в музеях, домах культуры… Да где только не выступал Игорь Ларин со своими моноспектаклями, благо весь реквизит мог уместиться в одном чемодане.
Своим домом для «Монплезира» стал флигель, построенный в начале прошлого века, еще до революции. В советское время здесь был склад. Помещение долго было бесхозным, ветшало. Директор театра «Монплезир» Марина Ларина рассказала, что они своими силами вынесли горы мусора, сделали ремонт. Сейчас это уютное пространство в стиле «лофт». Помещение небольшое, зрительный зал всего лишь на 39 человек. Но сегодня довольно сильна притягательность камерных театров, маленьких пространств, изысканных, эстетских зрелищ, рассчитанных на совсем небольшую аудиторию. У Семена Александровского (театр Pop-up) есть даже спектакль для одного человека.
В своих спектаклях Игорь Ларин обычно сам играет все роли, выступает как режиссер и даже изготавливает маски. Исключения бывали редко. Одно из них — ставшая уже в театральном мире легендой «Чайка» 1990‑х годов, где Игорь Ларин и актриса Александринского театра Галина Карелина, никогда не боявшаяся экспериментов, сыграли всех персонажей чеховской пьесы.
Кстати, Галина Тимофеевна пришла на пресс-конференцию по случаю новоселья «Монплезира», чтобы поддержать своего давнего друга.
Говоря об авторском спектакле Ларина, посвященном Александру Вертинскому, она поделилась воспоминаниями:
— Я была школьницей, когда услышала о выступлении певца и купила билет. Концерт был в саду, в летнем театре. Вертинский только что вернулся в Россию — из своего долгого «плавания». Когда он вышел на сцену, все затихли. Подмостки шатались и скрипели, шел дождь. Но он был невероятно радостным, счастливым. Мне даже показалось, что ему хочется целовать эти шаткие подмостки. Ведь он вернулся домой! Он ничего не играл, не изображал. Он просто прожил перед нами кусок своей жизни. Наверное, это и есть тот театр, к которому мы все стремимся.
Моноспектакль Игоря Ларина «Вертинский. Исповедь Барона» — это большей частью пантомима, пластическое действо, когда артист в костюме Пьеро и в гриме, с набеленным лицом, нарисованными, застывшими в трагическом изломе бровями, становится и Вертинским, и героями его песен, которые звучат в оригинале.
В «Театральном романе» по произведению Михаила Булгакова Ларин сыграл все роли. Он и писатель Максудов (альтер эго самого Булгакова), и «основоположник» Независимого театра Аристарх Платонович, и его коллега Иван Васильевич, и их колоритные секретарши… Завораживает искусство перевоплощения, мгновенная смена масок, характеров, судеб. И эта магия перекликается с булгаковской идеей о том, что театр — древнее волшебство, которое сильнее, выше и долговечнее своих создателей. Ведь есть спектакли, которые давно сошли со сцены, уже нет никого, кто видел их, а воспоминания о них все живы. Вот как концерт Вертинского, о котором рассказала Галина Карелина.
27, 28, 29 и 30 января в театре «Монплезир» — спектакль «Ленинградская симфония», посвященный жителям блокадного Ленинграда. Это очень личный спектакль для самого артиста, в основе — воспоминания его мамы, пережившей блокаду. Личное дополнено общим — проекциями фотографий блокадного города, архивными записями Ленинградского радио и стихами Ольги Берггольц.