Предположительно в апреле, спустя год после мировой премьеры, казахстанцы увидят фильм “Подсолнух” отечественного режиссера Эли ГИЛЬМАН. За это время фильм собрал рекордное количество призов на международных площадках - 47 наград на 27 кино-фестивалях и конкурсах, отмечены практически все участники проекта.
Но на родине авторы не рассчитывают на большие кассовые сборы. Более того, казахстанцы увидят лайт-версию фильма совсем с другим финалом. Почему так произошло? Почему не смогли найти казахстанских актеров на все роли? Эти и другие вопросы задаем режиссеру после закрытой премьеры в Алматы, где был показан фестивальный вариант финала…
Фильм об обычной семье в мегаполисе. Этнические признаки почти стерты. Мама - телеведущая, сын - ученик престижной школы с перспективами на отчисление, папа погружен в свой небольшой бизнес по выращиванию подсолнухов и переработке семечек. Главный герой - подросток со всеми сложностями, присущими возрасту. Сюжета как такового нет, это набор обычных повседневных мелочей: у родителей кризис среднего возраста, свои проблемы, у парня вообще непонятно что в голове - ему лишь бы поиграть на компьютере. Как и почему незначительные события приводят к желанию уйти из жизни? На это зритель должен ответить сам. И любой ответ важен, потому что помогает понять, почему неголодающие, не переживающие какие-то невероятные трудности ребята в одночасье делают страшный выбор.
Скажем сразу: в прокатном варианте режиссер жертвует одним из взрослых, чтобы спасти ребенка и чтобы у зрителя было некое ощущение хеппи-энда, потому что кино и так получается тяжелым, хотя очень честным.
- Это неперемонтированная последняя сцена, - рассказывает режиссер Эля Гильман. - Мы изначально потратили три дополнительных дня, чтобы снять другую концовку. Тема тяжелая, и сам фильм совершенно не коммерческий. Мы два года пробивали его, чтобы получить финансирование из бюджета.
- Может, сейчас не те времена, чтобы пугать зрителей тяжелым кино в отечественном прокате?
- Можно было бы так рассуждать, если бы тема не касалась почти каждого из нас. У меня ребенок-подросток. И был такой момент, когда дочка спрашивала, зачем вообще живут люди, когда я не могла до нее достучаться. Был страх, что она может сделать что-то непоправимое, хотя каких-то конкретных поводов для этого нет. Год спустя в семье наших друзей случилось такое горе - сын покончил с собой. И наш фильм мы посвящаем ему. Сначала даже хотели в титрах написать, но потом отказались от подобной идеи. Когда я готовилась к картине, к этому сценарию, посмотрела статистику по подростковым суицидам. Она была ужасающая. А когда картина оказалась снята, все еще сильнее ухудшилось. Мы в какой-то момент упускаем детей, что-то в них ломается, а мир подростков очень хрупкий. Чего-то мы не даем этому поколению, и звонить надо во все колокола, потому что не представляю, как жить с сознанием, что наши дети уходят.
- Наверное, тяжело было работать с такой темой? Мы на показе в зале и то пережили шок…
- Конечно. На монтаже были такие моменты, когда мы останавливали работу, делали паузу, чтобы немного прийти в себя, отдышаться, вынырнуть из этих эмоций. Причем проблема подростковых суицидов касается не только нашей страны. В других творится нечто похожее. Мы на всех фестивалях слышали: “Да, это и вправду проблема. Мы не знаем, как говорить о ней. У нас происходит подобное. Это мировая эпидемия”. Значит, мы задели за живое. И, на мой взгляд, здесь не нужны некие государственные программы. Наших детей вытащить можем только мы сами. Не надо думать: это пролетит мимо нас, уж наши-то дети точно застрахованы.
- Почему вы сделали два варианта концовки?
- Все ждут, что кто-то погибнет в конце. Поэтому был выбор: либо этот герой, либо другой. Мы хотим, чтобы всегда все было хорошо, но это, к сожалению, так не работает.
- Расскажите про главного героя. Почему вы практически не пускаете зрителя в его внутренний мир? Даже к концу фильма мы ничего про него не знаем.
- Это тоже сознательно. Потому что ни учитель, ни родители не могут достучаться до него. Мама считает, что все от безделья, поэтому появляются занятия музыкой. Папа пытается провести какую-то мужскую инициацию, берет подростка с собой на охоту, но это приносит только боль. Вроде все пытаются помочь ему, хотя в этом случае необходимы лишь любовь родителей и терпение. Если бы я сама, как мама, не прошла этот путь, когда ты не можешь достучаться до своего ребенка, я бы тоже не понимала, в чем проблема. Только услышав подростка, мы можем спасти его, прочие методы заставляют его обороняться от нас.
- Как вы выбирали актера?
- Я сознательно искала определенный типаж, хотела, чтобы он был похож на погибшего сына друзей даже внешне. Искали его очень долго, нудно, даже утвердили одного пацана, а потом наш кастинг-директор поехала в школу, где должны были проходить съемки, и там среди учеников НИШ увидела Рашида МУСИНА. Он показал такое точное попадание, что я сразу сказала: “Ты, наверное, мой”.
Тяжело искали и остальных героев. Например, на роль мамы перебрали сначала всех наших актрис, потом из ближнего зарубежья. Для меня было очень важно, чтобы пара оказалась интернациональной и никто не мог сказать: “Ну, в наших (казахских, татарских, русских и т. д.) семьях такого не бывает, это не про нас”. В итоге прошли пробы с сербской актрисой Слободой МИЧАЛОВИЧ и я поняла: она идеально подходит. Опасалась только одного: что гонорар актрисы с мировым именем, снимавшейся у Кустурицы, окажется для нас неподъемным. Но когда она прочитала сценарий, то сказала, что в этой истории гонорар не главное. Три месяца Слобода учила русский текст, чтобы работать на съемочной площадке. Но поскольку все равно присутствовал акцент, на озвучку приехала ее постоянный российский дублер.
Популярный эстонский и российский актер Кирилл КЯРО прекрасно подошел на роль учителя. Ну и в роли отца мальчика великолепный казахстанский актер Еркебулан ДАЙЫРОВ.
- Подростку не требовалась помощь психолога, для того чтобы справиться с этой ролью?
- Нет, мы не привлекали психологов. Я очень хорошо работаю с детьми: были проекты с детским домом, я вела обучающие курсы. К сожалению, вижу, как много травмированных детей в любой среде. Кстати, мы снимали кино не в той НИШ, где произошла трагедия с мальчиком, надевшим юбку, а в другой школе. Но когда спросили ребят в неформальной обстановке, бывают ли случаи буллинга или истории, подобные той, в которой нашего героя шутки ради запирают в шкафу, ребята замялись, толком нам не ответили, но это умалчивание было очень красноречивым.
- Чего вы ждете от казахстанской аудитории? Явно не больших сборов…
- Мне не важны ни сборы, ни какая-то слава. Я считаю, это кино, которое надо посмотреть не для удовольствия, а для того, чтобы понять что-то очень важное. И смотреть стоит с семьей. Прокат начнется весной. Он будет не агрессивным, а растянутым. Дело в том, что если мы не будем нашему зрителю показывать другие, не коммерческие фильмы, то он так и будет считать, что кино бывает исключительно для развлечения, что-то вроде попкорна. А в кино должны быть и сомнение, и инакомыслие.
Ксения ЕВДОКИМЕНКО, Алматы