Прекрасное жестоко

@RYBINSKonLine

«Жестокие игры» в Театре имени Моссовета — новый жанр нового художественного руководителя театра Евгения Марчелли.

Первый спектакль нового худрука на основной сцене по подзабытой пьесе Алексея Арбузова имеет особую сверхзадачу. Пусть в начале сезона «Под крышей» режиссер и поселил «Фрёкен Жюли», но на то сцена и основная, что выбор сценической основы спектакля на ней воспринимается как основание ближайших лет жизни театра. Евгений Марчелли не впервые обращается к «Жестоким играм», но, вероятно, впервые они обретают смысл декларации. «Жестокость», то есть беспощадность в воплощении собственного замысла, и «игра», акцент на игровой природе исполнения, — надежные столпы спектакля. Станут ли они достойным фундаментом для театра — вопрос времени. Оно у Марчелли есть, и он его чувствует.

Ставка на «Жестокие игры», пьесу из 1978-го, — благородный риск. Память о ярком спектакле Марка Захарова в Ленкоме жива у очевидцев, но с жестокой пьесой и репертуарный водоворот оказался не слишком гуманен, сослав ее в историю, в архив. Арбузовским диалогам отдельные критики навесили ярлык устаревших, вышедших из употребления, отживших. Тема ее вечная — «отцы и эти», — но воплощение оказалось у времени в плену, в быте и обыкновениях неизвестных и чуждых для тех, кто родился десятилетия спустя и кого важно привлечь в театр сегодня. Но Марчелли увидел в заснувшей пьесе «спящий хит» и решил разбудить его, а заодно и публику, которая с опаской и подозрительностью возвращается в театр, вооруженная QR-кодами, масками и предрассудками.

Броские афиши, забрызганные пятнами краски, сулят зрителю нечто эффектное и дерзкое. Намекают на артистов как краску в руках режиссера, на обилие красок спектакля и на его сценографию: здесь художник Кай занимается творческими поисками в области фотографии с моделями и по-арбузовски то ли девушками, а то ли девицами (Дарья Емельянова, Дарья Таран), боди-арта (удачно озвученного композицией NEMIGA «И я рисую свои письма твоим телом») и дриппинга (форма живописи, когда краску выплескивают на полотно).

Но со сцены вместе с краской выплескивают и ребенка. Нет, не отвергают суть пьесы и не теряют нечто ценное.

Просто (хотя совсем не просто) в центре внимания здесь дети — брошенные, нерожденные, великовозрастные, не повзрослевшие —

и выплески их болей, капризов, бессилия, затаенных обид и обманувшего прекрасного далеко, которое все-таки оказалось жестоко, — все это переливается со сцены в зал. «А вот что всего на свете лучше?» — «Детство», — звучит в спектакле и отзывается в памяти. Детство и его всепоглощающая значимость, растущая вместе с тем, как растет человек, в спектакле выражены в огромной надувной собаке — воздушном шаре, родственнице творения Джеффа Кунса.

Фото: mossoveta.ru

В пространстве спектакля, созданном Анастасией Бугаевой, продолженном в фойе, нет примет эпохи 70–80-х годов, что обескураживает некоторых зрителей, уже не ждущих от спектаклей по Шекспиру исторической достоверности, но всерьез рассчитывающих на нее в спектакле по «советской пьесе». Белая циклорама здесь как чистый лист: все условно, современно, лаконично и нет ничего лишнего для воплощения пьесы с переизбытком личного.

В это черно-белое московское обиталище Юлика, с детства прозванного Каем (прекрасная работа Мити Федорова), врывается яркая краска Нели (Екатерина Девкина) — вымокшее существо из Рыбинска в розовом дождевике и с внутренней арией «Я к вам пришел навеки поселиться». У нее мелочь в кармане и за душой — у него родительские купюры (родительский долг конвертирован в отпечатанные письма и дежурные встречи — минутное, но запоминающееся появление Александра Яцко).

Скарб скудноват, чемодан да кукольный пупс, но все главное, как думает Нели, при ней, и она спешит раздеться перед домовладельцем: за постель расплатиться через постель («тело житейское»). Платит телом, ничего не имея за душой, кроме «опыта беды». Лет мало, а пережитых драм много. Но этого богатства у всех персонажей пьесы с избытком — не удивить, не разжалобить. Квартира Кая — пристанище не ради кайфа, но для неприкаянных и одного раскаивающегося отца (то вырывающий сердце, то срывающий аплодисменты Виталий Кищенко), пытающегося искупить «достоевское» детство своего сына Терентия (яркое открытие спектакля — Иван Расторгуев). «Слезинки ребенка» здесь остаются за кулисами или невыплаканными, на белом фоне их не разглядеть, разве что под колосниками небо оплакивает дождем всех «бесприютных скитальцев». Их тут целый сонм, точнее хор: 40–50 артистов театра в разноцветных дождевиках и бахилах заполняют сцену, чтобы обратить в зал не песню, мольбу — All I Need Is Your Love Tonight (хит TikTok). Голоса — заслушаешься. И в этой массовой сцене просматривается не «массовка» театра и не режиссерское обязательство на будущее — максимально задействовать труппу, но и насущное и «слишком человеческое» желание, гуляющее в людской толпе, суете, буднях.

Жизнь серая, только дождевики в ней пестрят красками. Так иной раз кажется. Именно кажется, в пору сгустившегося мрака неопределенности и потерь.

Пусть в спектакле сладкое порой оборачивается сладострастным (сдержанный эротизм не оборачивается пошлостью), но диагноз один: «Тускло вы тут живете, ребята. Кисловато, в общем». Так справедливо заключит Мишка — точный, отгоняющий юмором ненастья и перекладывающий их в гитарные перепевы персонаж Антона Аносова. All I Need Is Your Love Tonight звучит не весело и не обнадеживающе, как бессмертное All You Need Is Love, но как заклинание разобщенным если и не расточать повсеместно любовь, то хотя бы быть любезнее друг к другу. Арбузовская мысль о неосторожном отношении к жизни не как напрасном риске, но как небрежности, мимолетной грубости или неделикатности, которая ранит, ломает, отравляет, как на пленке, проступает через спектакль.

Фото: mossoveta.ru

Текст пьесы не только внимательно прочитан, но ритмизован (от замедленных сухих интонаций незнакомцев до скороговорки нахлынувших воспоминаний «собратьев по несчастью»), деликатно сокращен и дополнен «говорящим» музыкальным рядом (Александр Чевский). В арбузовский строй фраз здесь погружаются постепенно, нерасторопно, постигая его особую музыкальность и недосказанность. Но в какой-то момент зрители вдруг перестают замечать его нездешность и «несовременность». Слух ничто не режет (это и сценической речи касается), а вот по сердцу проходятся острием мыслей.

Квартира Кая как проявочная — здесь каждый, придет час, проявит себя. Собирающаяся здесь младость рифмуется с хладостью и потерянным чувством радости. Здесь не только у Кая заснежено сердце, здесь безмолвно страдают, маются, лелеют свои обиды и боли. Это единственное, во что верят персонажи. «Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», — такова отправная точка для поисков себя в этом мире. Один пытается дорисовать или перерисовать реальность, другой ищет опору в «достигательстве», третий — самый земной, пытается отыскать ее то в навязчивой заботе, то в самодеятельности. В отличие от будней, на любительской сцене никто никого не перебивает…

В пьесе Арбузова героиня из Рыбинска обращает внимание на аквариум в квартире Кая. В спектакле по сцене вместо рыб плывут медузы, бесхребетные, как и 20-летние его персонажи, выросшие, но не повзрослевшие, живущие воспоминаниями о детстве и заплутавшие во взрослой жизни. Взросление ведь не происходит автоматически, это процесс, воспитание чувств, опыт. «Ты меня не знаешь». — «А что в тебе знать-то», — органично дописано к спектаклю. Краски выплеснуть легче, чем свои чувства. Вот и в пьесе интересуются у Никиты (Антон Поспелов), победителя олимпиад, проигрывающего жизнь, «какие чувства испытываешь, старичок? Процессы какие-нибудь происходят?» А он только складывает и вычитает в уме.

Показательно, как эти играющие роль все познавших и осознавших до срока ребята вдруг ощущают бессилие («Я все знаю. И ничего не умею») и детскую растерянность, столкнувшись с жизнью за пределами своего убежища от нее. Героиня, которой идти некуда, открывает мир героям, решившим, что им и выходить незачем.

Эпизод, в котором Нели, отчаянно жестикулируя, немо рассказывает Мише, который не слышит ее, погруженный в свою драму, — один из самых сильных в спектакле.

«Люди, которые играют в игры», «Игры, в которые играют люди» — этот вульгарный психоанализ можно при желании отыскать в спектакле, в котором во взрослость играют дети, а с детством играют взрослые. Мать Нели (Лариса Кузнецова) не уберегла дочь от сурового отца, ставящего веру превыше дочери, другая (Маша в исполнении Яны Львовой) ценит нефть дороже собственной новорожденной дочери. После поисков нефтерождений она отыщет своего украденного ребенка, только найдется ли материнская любовь — вот вопрос. Марчелли вслед за Арбузовым выводит на занавес эпиграф пьесы, взятый из «Не боюсь Вирджинии Вулф» о нерожденном ребенке главных героев. В «Жестоких играх» самым счастливым героем кажется именно не родившийся, но незримо присутствующий персонаж.

Фото: mossoveta.ru

У Арбузова пьеса завершается аккурат под Новый год. Но Евгений Марчелли не приберег счастливый финал «под елочку». На сцене — срубленное дерево, без гирлянд и украшений, рядом с которым двое вот-вот признаются друг другу в том, что есть мера всех вещей — любви. Но вместо выстраданного актерами и публикой «хеппи-энда» звучит «Спектакль окончен. Всем спасибо» и гаснет свет, словно где-то вырубило электричество. «Жестокие игры» завершаются «жестоким» финалом. Публика оглушена им и, глядя на проецируемое на сцену закулисье спектакля, до последнего надеется на то, что финал «должен, должен, должен быть хорошим!» Но художественная правда Марчелли стремится не изменять правде жизни, в которой, перефразируя Давида Самойлова, любовь не всегда завершается браком, а свет не всегда торжествует над мраком. Этот отсеченный праздничный финал, полный иллюзий и детских надежд на то, что 1 января начнется новая жизнь, — свежий режиссерский ход, не уступающий по отваге и выбору этой пьесы. Ее герой живет в квартире с открытой дверью, ожидая, что туда войдет кто-то важный и дорогой и все преобразится. Впустить новое, не растеряв достигнутое и ценное, — труд вознаграждающийся. Тем радостнее, что Театр имени Моссовета заново распахнул свои двери новым возможностям и новым зрителям.

Эмилия Деменцова, специально для «Новой»

Источник:
Данные о правообладателе фото и видеоматериалов взяты с сайта «РЫБИНСКonLine», подробнее в Правилах сервиса
Анализ
×
Евгений Жозефович Марчелли
Последняя должность: Художественный руководитель (ГБУК г.Москвы "Театр им. Моссовета")
3
Марк Анатольевич Захаров
Сфера деятельности:Должностное лицо
31
Дарья Дмитриевна Таран
Последняя должность: Актриса (ГБУК г.Москвы "Театр им. Моссовета")
Дмитрий Сергеевич Федоров (Митя Федоров)
Последняя должность: Актёр (ГБУК г.Москвы "Театр им. Моссовета")
Екатерина Игоревна Девкина
Последняя должность: Актриса (ГБУК г.Москвы "Театр им. Моссовета")
ГБУК г.Москвы "Театр им. Моссовета"
Сфера деятельности:Культура и спорт
13